Милан Даниэл - Тайные тропы носителей смерти Страница 27

Влияния микроклимата на клещей — это вопрос отнюдь не теоретический. Выше уже говорилось о разнообразии путей индивидуального развития клеща обыкновенного, позволяющем выбирать постоянно меняющиеся решения, находить обходы и новые пути, если человек пытается в каком-то месте прервать цикл развития. Микроклимат — основное условие, обойти которое клещ не может. Но на микроклимат до известной степени может влиять человек. Следовательно, открывается многообещающая перспектива — пока что дверь лишь слегка приоткрылась, но придет время, и она распахнется настежь: вместо того чтобы отравлять природу химическими веществами, ядовитыми не только для клещей, но в конечном счете и для людей, можно внести такие коррективы в вегетацию, которые изменят микроклимат.

До сих пор мы вели разговор в общем плане. Наверно, имеет смысл включить в повествование небольшой эпизод, лаконично изображающий эксперимент на местности, проведенный нами несколько лет назад с целью установить различные условия микроклимата на участках, отстоящих друг от друга всего на несколько десятков метров, и их влияние на развитие клеща обыкновенного. Мы сказали «небольшой эпизод» потому, что, учитывая исследования, выполненные в других местах и другими специалистами, это действительно лишь скромная лепта в великое общее дело познания, а «лаконично» — по той причине, что наш опыт длился четыре года, а пятый год ушел на обработку результатов. Протоколы и расчеты занимают в архиве целое отделение книжного шкафа. Вместе с тем это будет и нетрадиционный взгляд на работу паразитологов, чей удел — изучение экологии клещей.

Подходящие условия для эксперимента мы нашли буквально под окнами нашей полевой лаборатории в Валтице, что на юге Моравии. Прекрасная теплолюбивая дубрава и прилегающее к ней свободное пространство, поросшее травой, предоставили нам возможности: изучать клещей внутри дубовой рощи (или, как мы говорили для краткости, в лесу), на ее опушке и на открытой солнечной поляне с некошеной травой (это место мы называли лугом). На каждом из названных мест выделили маленькую площадку и построили там микрометеорологическую станцию. Термисторные термометры и гигрометры замеряли местные условия, показания этих приборов каждые две минуты регистрировали электрические самописцы, установленные в металлических шкафах неподалеку оттуда прямо на местности. Днем и ночью в течение четырех лет мы получали точную информацию о любых изменениях микроклимата.

Дошла очередь и до клещей. В предварительном опыте мы сначала проверили, зависит ли количество яичек, откладываемых насосавшейся крови самкой, от того, в каком месте — лес, опушка, луг — она сносит их. Результат был отрицательный. Величина яйцекладки от внешних условий не зависела. Она была обусловлена количеством выпитой крови. Самка, насытившаяся меньше всех (весила всего 219 мг), отложила и наименьшее число яичек (832). Самая тяжелая самка (480 мг) снесла 4988 яичек (средняя яйцекладка была 2582 яичка). Количество отложенных самкой яичек определялось порцией выпитой ею крови.

Затем начался собственно опыт. Весной мы вновь высадили напившихся крови самок, но яички уже не трогали, чтобы не оказывать влияния на развитие личинок. С момента выхода из яичек первых личинок началась изнурительная, кропотливая и, казалось, бесконечная работа с регулярными контролями.

Всем личинкам, а позже и всем другим стадиям развития клеща была предоставлена полная возможность вдоволь напиться крови, причем всегда в физиологически наиболее благоприятное время. В природе, понятно, так не бывает, но для нас было важно, чтобы подопытные клещи зависели не от хозяина, а только от микроклимата. В каждом месте наблюдения было получено примерно по 7000 напившихся крови личинок, т. е. всего 21 000 особей, за которыми мы постоянно следили. О каждой из них велись записи, как бы дневник.

На протяжении четырёх лет, всегда с апреля до ноября, проводилось наблюдение, основу которого составляли ежемесячные контроли. В период, когда ожидалось появление личинок или новая откладка яичек, клещей осматривали каждый день. Мы взяли себе за правило все делать прямо на месте, во избежание нежелательных колебаний и изменений температуры или влажности. И порой в пронизывающие холода, порой в невыносимую жару, когда в дубовой роще не было спасения от наседающих комаров, а то и под импровизированным брезентовым навесом, едва спасавшим от ливня, мы осматривали, считали и записывали, как растет наше многотысячное клещевое племя.

Первый же год принес неожиданность. На лугу — а это, как нам было известно, неблагоприятное для клещей место — развитие быстро двинулось вперед, в то время как в лесу оно было в застое. Подошло лето, лучи солнца жарко брызнули не только на виноградник, но и на наших клещей. На лугу развитие еще чуточку ускорилось, а потом клещи начали гибнуть, засыхать. Даже нескошенная трава не могла укрыть нежные личинки и линяющие нимфы от прямого солнца и обеспечить необходимую им влажность.

Солнце сильно пригревало и в лесу — под кронами дубков было тепло и влажно, как в теплице Напившиеся крови личинки быстро наверстывали упущенное, и больше того — развитие их шло с меньшими потерями. Но лучше всего обстояло дело у клещей на опушке леса.

Во время ноябрьского контроля изрядно окоченели от холода и мы, и клещи. Как правило, на клещей надо было дохнуть, чтобы заставить их подать какие-то признаки жизни и чтобы узнать, живы ли они вообще. Период активности клещей кончился, пришла пора перевести эксперимент на зимний режим.

А где, собственно, клещи зимуют? Ответа на этот вопрос мы искали в предварительном опыте ещё прошлой зимой. В тех же местах, где мы наблюдали за развитием клещей, заборчиком из листовой стали огородили небольшую площадку. Лист опустили на полметра в глубину, стараясь при этом не повредить почву на площадке, сохранить естественную структуру трещинок и различных полостей от сгнивших корней давно уже не существующих растений и тому подобное. Перед наступлением холодной погоды перенесли на подготовленные площадки клещей всех стадий развития, голодных и напившихся крови: до зимы у них еще было время выбрать себе укрытия для зимовки.

Когда зима была в разгаре и все сковало морозом, мы выкопали на площадках блоки почвы. С этим не было затруднений, потому что верхний слой — наиболее сыпучий и при этом самый важный для нашей цели — промерз насквозь. Разделили блоки на сотни проб и промывали их в теплой ванне, чтобы отделить минеральный компонент от органических. При этом использовали не чистую воду, а насыщенный раствор хлористого кальция: плотность его такова, что всякая частица растительного или животного происхождения всплывает на поверхность земляного месива, в которое одна за другой превращались все пробы. Среди всплывших частиц мы отыскивали клещей: сначала с помощью лупы, затем с помощью эклекторов — простых приборов, в которых все живое, спасаясь от действия тепла, заползает в приставленные к ним пробирки. Результаты оказались интересными, а поскольку счет наблюдаемых клещей шел на тысячи, можно было сделать кое-какие обобщения.

Абсолютное большинство клещей зимовало в верхних слоях почвы — не глубже 5 см. Многие даже проводили зиму на поверхности среды сухой листвы и других остатков растений, в землю вообще не забирались. В основном это были взрослые клещи, и, очевидно, все объяснялось их размерами. Лишь небольшое количество клещей зимовало на глубине до 20 см, куда они проникали через разные трещинки и щели, оставшиеся от отмерших подземных частей растений. Ниже отметки 20 см не обнаружили ни одного клеща.

С учетом этих данных мы и построили основной эксперимент. По весне оказалось, что даже зимой лес, хотя и голый, без листвы, сохраняет защитное действие. Если на лугу от зимнего сна пробудились лишь две трети клещей, то в лесу и на опушке погибло только около одной пятой. Зимой на лугу был намного более суровый микроклимат, но зато на открытом пространстве раньше дала о себе знать весна. Там раньше установилась температура, позволяющая клещам продолжить свое развитие, и те, кто пережил зиму, не преминул сполна воспользоваться этим.

Открылся второй вегетационный сезон, и история с клещами на лугу в летние месяцы снова повторилась. На этот раз особенно пострадали только что закончившие линьку нимфы. Время шло, и первоначально однородные группы клещей распадались на все более мелкие группки, которые объединяла общая судьба. Мы воздержимся от описания дальнейших подробностей, так как трудно не потерять понятность и нить разговора, не впадая при этом в перечисления процентов и уровней значимости отдельных результатов, без чего не обходятся научные сочинения. Четвертый летний сезон был последним в нашем опыте, поскольку все клещи уже завершили круг развития.