Борис Поршнев - Борьба за троглодитов Страница 29

Но вот пример обратного отношения к нашим опросам, и на этот раз не по религиозным мотивам. В Лагодехе мы были гостями в доме знаменитого охотника Габро Элиашвили. Заранее, от нескольких лиц порознь, мы знали, что Элиашвили рассказывал им (с одинаковыми подробностями) свои наблюдения диких людей в условиях ночных охотничьих засидок. Мало того, с его слов передавали, что он лично застрелил двух таких ткис-каци и закопал их, а сын его - одного. Но нам гостеприимный хозяин с удивленным лицом ответил, что он в жизни не слышал даже о ткис-каци - диких волосатых людях. Что связало его уста?

Не забыть и беседы там же на районном слете охотников. Оказалось, что следы барса и самого его видело еще меньше участников, чем следы ткис-каци и его во плоти. Эти охотники промышляли преимущественно в соседних азербайджанских и дагестанских лесах. С территории Восточной Грузии в дальнейшем получены сообщения об отдельных бродячих особях. Из Сванетии - более обширная информация.

В Абхазии этих гоминоидов называют очокочи (по-мингрельски) и абнауаю (по-абхазски). По многочисленным преданиям, абхазцам при заселении края пришлось изгонять и истреблять их. Но записаны и недавние рассказы об отстреле их охотниками, о поимках и приручении, о случайных встречах. Собираяъ эти сведения профессор А.А.Машковцев в 1962 году услышал и принялся исследовать историю Заны. Позже я продолжил эту работу - волнующее прикосновение к совсем живой старине.

Зана - это пойманная и прирученная женщина-абнауаю, которая жила, умерла и похоронена в селении Тхина Очамчирского района на памяти некоторого числа живых людей.

Похоронили ее в 80-90-х годах прошлого века, но среди жителей селения и окресностей более десятка были при этом, а иные, те, кому свыше восьмидесяти, тем более - за сто, знали Зану длительно и многое могли извлечь из своей памяти. Особенно подробно описал Зану Ламшацв Сабекиа (около 105 лет), а также его сестра, Дигва Сабекиа (свыше 80 лет), Нестор Сабекиа (около 120 лет), Куона Кукунаа (около 120 лет), Алыкса Цвижба (около 130 лет), Шамба (около 100 лет). Пожалуй, нет в окрестностях дома, где не сохранились бы семейные воспоминания о Зане. Вот выжимка из всех сведенных вместе записей.

Дата и место поимки Заны темны. Согласно одному варианту, ее поймали в горных лесах Заадан, согласно другому - близ морского побережья нынешнего Очамчирского района или еще южнее - нынешней Аджарии. В пользу Аджарии говорит кличка "Зана", - что схоже с грузинским "занги" - темнокожий, негр. Настигли ее не случайно, а ловцы, знавшие стародавний прием. Когда ее связывали, Зана яростно сопротивлялясь, ее колотили дубинками, забили рот войлоком, надели на ноги бревно-колодку. Возможно, ее перепродавали, прежде чем она оказалась в собственности владетельного князя Д.М.Ачба в Зааданских лесах. Потом пленница попала к его вассалу Х.Челокуа. Еще позже ее получил в подарок приезжавший в город дворянин Эдги Генаба, который отвез ее связанную в свою усадьбу в селении Тхина, что на реке Мокви в 78 км от Сухуми. Дата неизвестна. Но с этого рубежа сведения местных информаторов становятся конкретными.

Сначала Генаба поместил Зану в очень крепкий загон из вертикальных бревен. Пищу ей спускали туда не входя, так как она вела себя как дикий зверь. Зана вырыла себе в полу яму и в ней спала. В таком совершенно диком состоянии она оставалась первые три года. Но понемногу приручалась и ее перевели в плетенную ограду под навесом в стороне от дома, где сперва содержали на привязи, позже отпускали уже и на волю. Она не уходила далеко от мест, где приучилась получать пищу. В теплом помещении жить не могла, круглый год оставалась в любую погоду во дворе под навесом, где снова вырыла себе яму или нору для спанья. Любопытные селяне подходили к ограде, тормошили абнауаю палками, которые она иногда с яростью вырывала. Детей и домашних животных гоняла от себя, бросая в них камни и палки.

Кожа абнауаю была черной или темно-серой, все тело ее с ног до головы и особенно обильно в нижней части было покрыто черно-рыжеватыми волосами, они были местами длиной в ширину ладони, но не очень густы. У ступней волосы почти исчезали. Ладони были вовсе без волос. На лице они были совсем редкие, небольшие. Зато на голове, как папаха, возвышалась беспорядочная свалявшаяся копна совершенно черных, жестких, блестящих волос, гривой спускавшихся на плечи и спину.

Как все абнауаю Зана не имела человеческой речи. За десятки прожитых тут лет не научилась произносить ни одного абхазского слова. Могла лишь бормотать, издавать нечленораздельные звуки, а в разражении непонятные выкрики. Слух у нее был острый, шла на свое имя, выполняла кое-какие команды хозяина, побаивалась его окриков.

Абнауаю была очень рослая, массивная, широкая. Непомерно большие груди. Высокий толстый зад. Мускулистые руки и ноги, но голень от колена до лодыжки была странной формы - без всякого утолщения посередине. Пальцы на руках были толще и длинее человеческих. На ногах обладали способностью широко раздвигаться (в том числе, когда она была раздражена), особенно отодвигался большой палец.

Удивительным было лицо Заны. Оно пугало. Широкое, скуластое, с крупными чертами. Плоский нос со вздернутыми большими ноздрями. Выдвинутая вперед нижняя часть лица наподобии рыла. Широкий разрез рта, крупные зубы. Как-то неестественно выступающий затылок. На низком лбу волосы начинались от самых бровей - лохматых, густых. Глаза имели красноватый оттенок. Но самое ужасное: выражение этого лица было не человеческим, а животным. Иногда, хоть и редко, Зана рывком, неожиданно, начинала смеяться, обнажая свои белые зубы. Никто не заметил, чтобы она улыбалась или плакала.

Прожив весьма долгие годы, сначала у Ачбы, затем у Генабы, Зана удивительным образом до старости и смерти физически не менялась: не было у нее седины, не выпадали зубы, сохранила полную силу. А сила и выносливость ее были огромны. Зана могла бежать быстрее лошади. Она переплывала бурную реку Мокви даже в разлив, а в холодном роднике, который до сих пор носит ее имя, купалась летом и зимой. Свободно поднимала одной рукой и несла на голове в гору с мельницы пятипудовый мешок. Неуклюже, как медведь, но свободно влезала на деревья за фруктами. Мощными челюстями ловко грызла грецкие орехи.

Какие странные инстинкты и повадки таил ее организм! Чтобы полакомиться виноградом, сдергивала на землю целую лозу, увившуюся на высокое дерево. С буйволами ложилась прохладиться в воду источника. По ночам нередко уходила бродить по окрестным холмам. От собак и при иной необходимости применяла огромные палки. Странно любила что-нибудь делать с камнями: стукала друг о друга, разбивала их. Уж не ею ли был обит остроконечник мустьерского типа, какие делали ископаемые неандертальцы, найденный в 1962 году А.А.Машковцевым на холме, где бродила Зана? Пока надлежит допустить, что это простое совпадение.

У людей Зана смогла научиться очень немногому. Она осталась лишь полуприрученной. И зимой она предпочитала оставаться голой, какой ее выловили в лесу. Надеваемые на нее платья рвала в лохмотья. Однако к набедренной повязке ее отчасти приучили. Кто-то из прежних владельцев сделал ей тавро на щеке и дыры в мочках. В дом иногда входила и даже ее подзывали к столу, но в общем слушалась она только хозяина - Эдги Генабу, а женщины ее боялись, и приближались, только когда она была в хорошем настроении. В раздражении и ярости Зана была страшна, кусалась. Хозяин умел ее успокоить. На детей не нападала, но пугала, и детей в округе стращали Заной. Лошади ее боялись. Ела Зана все, что давали, в том числе, мамалыгу, мясо, всегда только руками, с чудовищным обжорством. От вина приходила в хорошее настроение, затем засыпала обморочным сном. Спала Зана всегда в яме, ничем не прикрывалась, но любила закапываться в теплую золу от потухшего костра. Самое главное, чему Зану удалось научить: она могла высекать огонь из кремня на трут-лишайник и раздувать - это было так похоже на врожденное стуканье камнем о камень. Но дальше этого ее трудовое воспитание в сущности не пошло. Ее лишь выдрессировали выполнять несложнве приказы словом или жестом: вертеть ручные жернова, принести воду из источника в кувшине, снести на водяную мельницу к реке и принести оттуда мешки, снять хозяину сапоги. Вот и все. Старались научить ее сажать овощи и другие растения, но она подражала показу бессмысленно и сама портила все, что сделает. В седле никак не могла удержаться. Как видно, Зана не стала человеком.

Но стала матерью людей, и это - удивительнейшая сторона ее истории. Важная для генетики.

Неоднократно неандерталка беременела от различных мужчин и рожала. Рожала без всякой помощи. Несла полоскать новорожденного в воде, хотя бы и ледяной. Но метисы не выдерживали этого ледяного омовения и погибали. Позже люди начали вовремя отнимать у Заны новорожденных и выкармливать их.