Разные. Мужское и женское глазами приматолога - Франс де Вааль Страница 29

всем людям на планете. Ученые, занимающиеся поведенческой экономикой, обнаружили, что люди от природы склонны доверять друг другу. Дети и приматы продемонстрировали спонтанный альтруизм без всякого подвоха. Нейробиологи получили множество свидетельств того, что наш мозг устроен так, чтобы чувствовать чужую боль. За моей ранней работой об эмпатии у приматов последовало изучение поведения собак, слонов, птиц и даже грызунов (такие эксперименты, как возможность для одной крысы освободить другую из западни)[133]. Теперь мы понимаем, что преобладание открытого соперничества в мире живой природы — так называемая борьба за выживание — было сильно преувеличено.

Даже вымышленные ситуации, такие как сюжет книги «Повелитель мух», подверглись критике. Хотя насилие среди людей, оказавшихся на необитаемом острове, случается, особенно в сочетании с голодом, но это ни в коей мере не является правилом. Наш биологический вид особенно хорош в разрешении конфликтов. Исследования психологов свидетельствуют о том, что дети без всякой необходимости во вмешательстве старших легко разрешают свои разногласия, когда взрослые выходят из комнаты[134].

Они делают это даже в условиях, придуманных Голдингом. Голландский историк Рутгер Брегман обнаружил в интернете блог, в котором было написано: «Шестеро мальчишек из Королевства Тонга отплыли на рыбалку. Попав в сильный шторм, лодка потерпела крушение, и они оказались на необитаемом острове. Как же поступило это маленькое племя? Они договорились никогда не ссориться». Брегман заинтересовался этим случаем и отправился в Брисбен (Австралия), чтобы встретиться с выжившими мальчиками, которым теперь было за шестьдесят. Будучи в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет, они провели больше года на маленьком каменистом островке, где научились разводить огонь, питались тем, что выращивали в огороде, избегали конфликтов. Юноши брали себя в руки, как только обстановка становилась напряженной. Их история — это история доверия, надежности и дружбы, которая продлилась до конца жизни. Посыл, практически противоположный тому, которым Голдинг пытался нас впечатлить[135].

Почему же так много людей все еще верят жуткой истории Голдинга? Почему его книга стала классикой, которую проходят в школе, словно ее автор проник в самую суть человеческой природы? И почему за популярными описаниями «естественного порядка» до сих пор маячит отчет Цукермана о кровопролитии на Обезьяньем холме, несмотря на то что это исследование уже развенчано в пух и прах? Быть может, дело в нашем нездоровом интересе к дурным вестям, или, как выразилась американская писательница Тони Моррисон, «у зла аудитория, как у блокбастера, а добро скрывается за кулисами. Зло говорит громко, а добро помалкивает»[136].

Мы попались на крючок ложного представления Цукермана о приматах как об убожествах, разделившего два пола на повелителей и подчиненных. Нет нужды вспоминать, что повелители остались ни с чем. Все это служило метафорой человеческого общества, продвигаемой жестким человеком, который сумел остановить приток новых данных. Даже спустя пятьдесят лет Гудолл все еще не могла оправиться от травмы, как это видно, например, по интервью, которое она дала накануне своего восьмидесятилетия: «При упоминании Цукермана черты лица Гудолл слегка заостряются и темп ее речи ускоряется. Она пренебрежительно называет его работу об обезьянах „чушью“. Это единственное бранное слово, которое она позволяет себе в чей-либо адрес»[137].

Окончательно похоронил историю Цукермана выдающийся ученый Ханс Куммер, который всю жизнь изучал гамадрилов. Он исследовал их в Цюрихском зоопарке и позже в естественной среде обитания, в Эфиопии. Во времена моей молодости Куммер был моим героем — беспристрастным, творческим исследователем, открытым для новых интерпретаций. Я читал каждую его статью и подражал ему.

Впервые я встретил его, будучи начинающим исследователем поведения приматов. Во время конференции в Кембридже мне разрешили сесть за один стол с несколькими известными профессорами. Обед проходил в старом университете, в одном из просторных обеденных залов в готическом стиле. Когда мы представлялись друг другу и я мысленно поздравлял себя с такой удачей, произошло нечто странное. Из динамика прозвучало приглашение нескольким людям, названным поименно, сесть за «стол для почетных гостей». Сама концепция такого почетного стола была непривычна для нас, континентальных европейцев. Это прозвучало оскорбительно, так как говорило о разделении на классы, о котором никто не просил. В старину при почетном столе были стулья, а при всех остальных — лавки, но я не помню, следовали ли в тот день этому правилу. Куммер был в числе тех, кого пригласили к этому столу. Он засмеялся и сказал, что наша компания ему симпатичнее. Мы провели великолепный вечер вместе. Меня подкупил этот спонтанный поступок.

Куммер был методичен в сборе данных и все же всегда открыт неожиданностям. Он говорил, что к результатам, которые слишком хорошо вписываются в его теории, относится с подозрением. Что может быть более захватывающим, чем открытие, которое заставит тебя поменять мнение? Куммер выглядел как бородатый патриарх, что соответствовало биологическому виду, который он изучал. В начале своей книги «В поисках священного павиана» (In Quest of the Sacred Baboon) он предостерегает читателя от слишком далеко идущей интерпретации поведения животных:

Хотя для древних египтян гамадрил был священной фигурой, в реальности он совсем не святой. Его социальная жизнь далека от той идиллии, которую мы наивно надеемся найти у животных. Гамадрилы живут патриархальными сообществами, в которых у самцов развились обе важнейшие особенности, необходимые для битв и столкновений: острые клыки и сеть союзов между особями… Когда я начал свои исследования, моей целью не был поиск патриархального сообщества и я не знал, что сообщество гамадрилов окажется таковым, и эта книга ни в коей мере не должна восприниматься как подсознательная пропаганда мужского превосходства. То, что делают животные, не является руководством для людей[138].

Эти размышления о мужском превосходстве отражают куда больше нюансов, чем шумиха, устроенная Цукерманом. Куммер полностью осознавал, что его гамадрилы — это «страшный сон феминистки», как он сказал однажды на лекции. Он мудро заменил старый термин «гарем» термином «односамцовая единица» (ОСЕ). Его исследования в дикой природе показали, как самцы стараются избегать насилия. Они собирают самок, которых защищают от других самцов, но у них есть множество едва уловимых сигналов для того, чтобы предотвратить схватку. Они очень уважают ОСЕ друг друга. После того как самец и самка установили связь между собой, другие самцы редко посягают на нее.

Помимо полевых наблюдений, Куммер ловил диких гамадрилов, чтобы проводить над ними эксперименты, после которых снова выпускал на волю. Таким образом он выяснил, например, что, если самка зайдет в клетку с двумя самцами, самцы подерутся за нее. Но если самка будет помещена только с одним