Милан Даниэл - Тайные тропы носителей смерти Страница 34

Не все в одинаковой мере были подвержены болезни. Она возникала в первую очередь среди вновь прибывших, больше среди мужчин, чем среди женщин, и, казалось, выбирала людей и по профессии: наибольшему риску подвергались те, кто работал в тайге.

Действительно ли это была новая, ранее неизвестная болезнь? Ничего подобного! — утверждали местные жители, знавшие такую болезнь — в ограниченной степени — уже давно и обычно называвшие ее «таежная болезнь». Правда, никогда прежде среди них болезнь не проявлялась с такой силой и с такой суровостью. Старожилы никогда и не болели так часто, а если и случалось заболеть, то болезнь всегда протекала относительно легко. Им и невдомек было, что за годы, прожитые в тайге, каждый уже перенес болезнь в слабой форме, а следовательно, переболев, организм сам начал вырабатывать антитела, т. е. постепенно стал более или менее невосприимчив к данной инфекции. Другое дело — те, кто соприкоснулся с нею в первый раз.

Но где и как это могло произойти? И оправданно ли народное название «таежная болезнь»? Не зная возбудителя и какими путями он передается, врачи были бессильны. Никто и представления не имел, как эффективно уберечься от этой болезни. Положение стало настолько угрожающим, что требовалось принять радикальные меры. И вот в 1937 г. на Дальний Восток выехала комплексная научная экспедиция, которой надлежало разгадать тайну уссурийской тайги. Что кроется за понятием «комплексная экспедиция»? В нее входили самые разные специалисты — вирусологи, врачи-клиницисты, паразитологи и зоологи, — и они должны были обследовать не только больных, но буквально всю тайгу. Вместе с ними в очаг эпидемии прибыл и целый штаб технических помощников. У всех была одна цель — выявить источник неизвестной инфекции.

Создать такую универсальную рабочую группу, такой отряд — это не внезапная идея, осенившая кого-то, и не рабочая гипотеза, родившаяся в кабинетной тиши. Это был результат почти десятилетнего опыта изучения других заболеваний в разных частях Советского Союза, прежде всего в среднеазиатских республиках. Еще в 1928 г. в Таджикистан отправилась первая экспедиция, изучавшая в основном клещевой возвратный тиф, в последующие годы (1930–1933) были снаряжены три аналогичные экспедиции в Туркмению. В 1932 г. выезжала экспедиция в Крым. Можно было бы назвать и другие экспедиции, и все они связаны с именем Е. Н. Павловского. Он был не только их духовным отцом — организатором и руководителем, но и неутомимым работником в очагах эпидемий. Участвовал Павловский и в экспедиции на Дальний Восток в 1937 г. Он возглавлял ее «энтомологический отряд», а группа вирусологов работала под руководством Льва Александровича Зильбера.

Напрасно искать на карте СССР точное место, где работала эта экспедиция. Из записок ее участников мы знаем, что жили и работали они в срубах лесозавода в поселке Обор Хабаровского края, поставленных на скорую руку на свежевырубленной поляне, причем на болотистом месте, где бревенчатые гати служили и фундаментом для них, и тротуарами между ними. Вот уж где было настоящее царство самых разнообразных кровососущих двукрылых насекомых! Недаром их называют бичом тайги, и на первой стадии исследования именно их больше всего и подозревали в переносе инфекции.

Суровым полевым условиям и нехитрому техническому снаряжению, которое по нынешним меркам считалось бы явно недостаточным и требовало массы импровизаций, соответствовали и простые методы работы, требовавшие от всех сотрудников главным образом наблюдательности и хорошей сообразительности. И еще, разумеется, аккуратности в работе, так как она была и главной защитой от лабораторной инфекции.

Перед экспедицией, особенно перед ее полевой группой, стояла большая проблема: с чего начать? Тайга изобилует всевозможными группами летающих насекомых, а роднит их одно — неуемная кровожадность, с какой они обрушиваются на животных и человека. Русские выразительно называют всех их одним сборным словом «гнус». Но не меньше жаждут крови и клещи. Они не так заметны, но и их в тайге великое множество: они скапливаются на листьях растений вблизи просек, вырубок, звериных троп и подстерегают там свои жертвы. Как быстро и точно сориентироваться в таком неисчислимом количестве комбинаций?

Вот что об этом писал сам Е. Н. Павловский: «Перед нами стояла задача: составить календарь распространения разных насекомых, известных под общим сборным названием «гнус», а также всех кровожадных паразитов, не имеющих крыльев. Необходимо было определить время, когда иксодовые клещи встречаются на пастбищах и в лесу. И не только время, когда они появляются, но также период, когда их в природе больше всего и, наоборот, когда их нет».

Что касается комаров и прочих летающих мучителей, то наблюдать за ними поручено было А. В. Гуцевичу. «Могло бы показаться, — продолжает Павловский, — что для этой работы он выбрал простой метод. На окраине поселка, окруженного тайгой, облюбовал себе топь и на ней неизменно один день в неделю отлавливал налетающих насекомых. В любую погоду Гуцевич сидел на своем месте; он сам был для насекомых приманкой и ловушкой и терпеливо отлавливал все, что подлетало. Как это просто звучит, но какой настойчивости, точности и ловкости требовала эта работа!»

Да, оценить такое способен разве только тот, кто испытал это на собственной шкуре. В ситуации, когда остальные в ужасе убегают от лобовой атаки комаров, неподвижно сидеть и сосредоточенно работать. Собранных насекомых в экспедиционной лаборатории распределяли по видам, и отдельные данные о наличии комаров, слепней, мошек и мокрецов определяли ход кривых сезонного распространения паразитов. Товарищи по экспедиции — поначалу, наверно, шутя — называли эти кривые «кривыми Гуцевича», а со временем это обозначение вошло в привычку, стало техническим термином.

Подобным же образом возникали и «клещевые кривые». Их строили те, кто собирал клещей во время регулярных осмотров стада в десять голов, пасущегося на вырубке вблизи поселка. Клещей снимали также с пойманных диких животных, а голодных клещей находили в зарослях вдоль лесных тропинок, протоптанных животными и людьми. Свою кривую вычерчивали и врачи. Она фиксировала первые случаи заболевания людей в начале весны, нарастание числа заболевших и постепенно успокоение эпидемиологической ситуации.

А потом наступил день, когда можно было сравнить отдельные результаты и сделать общий вывод. Кривые Гуцевича показали, что на сей раз с летающих паразитов подозрение можно снять. Первые случаи заболевания людей были зарегистрированы уже после того, как миновал весенний максимум активности двукрылых кровососов, когда кривые отдельных групп держались на минимуме и воздух практически уже очистился от гнуса.

Зато клещевые кривые полностью соответствовали развитию эпидемиологической картины таежной болезни. К тому же появился и ряд других наблюдений и косвенных доказательств: как иначе объяснить, что заболел лесоруб, работающий в тайге в нескольких десятках метров от своего дома, а не его жена, которой и дома не было спасу от комаров?

Подозрение есть, но нужны прямые доказательства. И тут исследование перешло в экспериментальную фазу. Голодных клещей, собранных в тайге, перенесли на белых лабораторных мышей. Первая же мышь, крови которой напились клещи, заболела и сдохла, причем признаки заболевания были сходны с наблюдаемыми у людей, да простят нас за такое сравнение. Другая подопытная мышь погибла после того, как на ней сосали кровь клещи трех видов, встречающихся в окрестной тайге. Течение болезни у нее было точь-в-точь такое же, как у мыши, которой привили вирус энцефалита, выделенный от больного человека.

Первая экспедиция на Дальний Восток ознаменовалась двумя принципиальными результатами: выделен вирус из крови больного и твердо установлено, что переносчиком инфекции служат таежные клещи. Болезнь была названа весенне-летним, или дальневосточным клещевым, энцефалитом. Но это были только первые шаги на пути к решению задачи; еще не удалось выяснить, как бороться с этой инфекцией, как спасти от нее людей.

В 1938 г. исследования были продолжены в Супутинском заповеднике, примерно в 300 км к югу от места, где работала первая экспедиция. Снова выросли рубленые дома в диком лесу. На островке, созданном человеческими руками в зеленом море уссурийской тайги, жизнь била ключом. И удивляться тут нечему — среди участников экспедиции столько было молодежи! Многие из них — будущие профессора и академики — в последующие десятилетия стали крупными авторитетами в науке, их труды получили международное признание.

Но в ту пору никто из них ни о чем подобном и не помышлял. Полные энтузиазма и жизненной энергии — этого бесценного дара молодости, — они не обращали внимания на опасность, которая притаилась буквально под окнами их домиков. Если же кому-то в душу и закрадывались тревожные мысли, можно было отвлечься от них на дружеской вечеринке после напряженного трудового дня. В такие минуты как нельзя кстати был патефон, и молодые пары кружились до упаду по грубо обтесанным доскам, заменявшим паркет. «Рио-рита» и другие модные тогда танцевальные мелодии звучали и время от времени заглушались взрывами беззаботного смеха и веселья.