Игорь Акимушкин - Проблемы этологии Страница 36

Но тут его ждет некоторая перемена декораций. Пока он рыл норку, мы окружили его кольцом из сосновых шишек, которых много вокруг. А когда он охотился на пчел, эти шишки перенесли немного в сторону и расставили тоже кольцом, но так, что норка оказалась теперь за пределами кольца, а не в нем, как прежде.

Волк без колебаний опускается с пчелой внутрь кольца: ведь он, улетая, запомнил, что норка окружена шишками. Пчелу положил, а сам ищет гнездо. Долго ищет внутри кольца, не выбегая из него. Но поиски напрасны: норка-то в стороне, за шишками, там, где он и не думает искать. Передвинем шишки на новое место, волк полетит за ними и сядет в центре этой «карусели», лишь только мы уберем руки. Передвинем еще — и он опять тут.

Опыт этот вот что доказывает: оса находит норку, запоминая расположение разных предметов вокруг нее. Именно расположение предметов, а не сами предметы. Если, пока она летает за добычей, кольцо шишек заменить кусками подходящего по цвету дерева, а сами шишки сложить невдалеке в кучу, оса полетит не к шишкам, а в кольцо из щепок.

Если же мы, пока оса в полете, построим шишки в виде ковша Большой Медведицы, охотница прилетит в ту часть «созвездия», которую составляет сам ковш, хотя и отдаленно, но похожий на кольцо, а «ручку» оставит без внимания.

Когда оса запоминает ориентиры — с земли, пока роет норку, или с воздуха, улетая за добычей?

Прежде чем улететь, многие осы минуту или две кружатся над гнездом. По-видимому, облетая окрестности, они запоминают их. Ведь мелкие предметы у норки издали не видны, поэтому дорогу обратно будет трудно найти без более крупных и отдаленных указателей.

Их-то оса и изучает во время ориентировочного полета, который длится всего тридцать или сто секунд. Достаточно осе полетать над незнакомой местностью с гнездом 10 минут, и она запомнит ориентиры на несколько часов. Деревья привлекают ее внимание в первую очередь. Оса предпочитает улетать на охоту вдоль какой-нибудь хорошо заметной издали аллеи или естественной гряды кустов, чтобы, следуя вдоль них, когда будет возвращаться, легче найти свой дом.

Опыт доказывает влечение охотников к деревьям как ориентирам первого ранга. Оса привыкла летать за добычей вдоль аллеи из искусственных деревьев, насаженных экспериментаторами около ее норы. Когда аллею перенесли немного влево, оса полетела вдоль нее и не нашла, конечно, за последним деревом норку, где всегда ее находила. Аллею передвинули на старое место, а осу поймали и отнесли туда, откуда она начинала свой поиск по ложному следу. Она полетела было прежним путем, потом быстро свернула вправо, к «зарослям», и в конце аллеи легко нашла свое гнездо.

Пробовали относить ос на разные дистанции от норок, но они возвращались к ним прямой дорогой лишь с небольших расстояний. Чем дальше был старт, тем больше времени требовалось насекомым для выбора правильного направления и тем более кружным путем летели они домой.

Отнесенная на 27 метров, оса возвращается к гнезду без колебаний и кратчайшей, то есть прямой, дорогой. Выпущенная за 35 метров, сначала много петляла, потом, все расширяя беспорядочные круги, попадала в знакомые места и летела уже прямо.

Для некоторых ос, преимущественно аммофил, проблема ориентировки осложняется еще и тем, что, убивая слишком крупную добычу, они не могут поднять ее и волокут по песку. Дорогу запоминают с воздуха, а возвращаются домой по земле! Задача нелегкая даже для человека с его способностями к абстрактным сопоставлениям.

А оса с этой задачей справляется превосходно. Она тащит тяжелую гусеницу так уверенно, что сразу видно: отлично знает маршрут. Иногда, впрочем, у нее возникают сомнения, и маленький живой аэропланчик бросает тяжелую ношу и, трепеща крыльями, лезет на дерево. Бежит по его коре, перепархивает повыше, чтобы взглянуть на местность сверху. Осмотрится и спускается вниз, хватает гусеницу и тащит дальше.

«Торп помещал перед аммофилой, несущей гусеницу, три довольно высокие металлические загородки (шириной от 50 до 120 сантиметров). Он установил, что оса без всяких колебаний обходит препятствия и каждый раз делает это по-разному, наиболее целесообразным способом. Поворачивает оса вправо или влево или перебирается через загородку, она в любом случае продолжает тащить за собой гусеницу» (Реми Шовен).

Великолепная память аммофилы поражает еще и тем, что оса закладывает не одно гнездо, а сразу три. Сначала роет первую норку и откладывает туда яйцо. Потом — вторую и тоже откладывает в ней яйцо. Через день-три обследует первую норку: если там все в порядке (из яйца вылупилась личинка), оса приносит ей на съедение гусениц. Потом проверяет вторую запечатанную ею норку и, найдя в ней личинку, тоже приносит корм. После этого роет третью норку, не забывая каждые два-три дня снабжать пищей личинок в двух первых норках, и безошибочно находит их. Выведется в третьей норке личинка, оса и ее не оставляет голодной. Все это время аммофила помнит, где, в какой норке и на какой стадии развития пребывают ее личинки.

Рыбы

Гидроакустики, приложив ухо к груди океана, слышат трепет его жизни. Для нас это затруднительно: слишком велик тариф на границе «воздух — вода». Здесь при выходе из одной среды в другую поглощается почти вся звуковая энергия (за вычетом процента).

Соловьев среди рыб нет. Слишком уж примитивны их «инструменты». Звук издают, сжимая плавательные пузыри, щелкая костяшками брони, у кого она есть, или жаберными крышками, скрежещут зубами, а то и позвонками о позвонки. Звуки соответствующие: бой, треск, вой, щебет, хрюканье. Оркестр, как видите, собирается вроде крыловского квартета. А каково это рыбам самим слышать?!

А они слышат, хотя, признайтесь, трудно было бы представить рыбу, помахивающую ушами. Но они у нее все-таки есть, внутренние. Позади глаза — хрящевой пузырек с камешками (часто фигурными). Они колеблются от ударов звуковых волн и через нервы передают эти сигналы мозгу.

Эксперименты по исследованию слуха рыбы ведутся давно. Более сорока лет назад ученики академика И. П. Павлова установили, что рыбы слышат звонок телефона, расположенного как над водой, так и в воде.

В 1938 году известный немецкий этолог Карл Фриш опубликовал работу «Чувство слуха у рыб», в которой рассказал о своих опытах с пескарями. Их обучили по сигналу свистка или камертона получать корм. Они слышали их звучание даже за 30 метров. Далее исследовали, насколько тонок слух пескарей по сравнению с человеческим. Рядом с их аквариумом поставили другой, много больших размеров. В него лег человек и окунулся под воду, и в это время прозвучал звуковой сигнал. По реакции на него пескарей установили, что они слышали его «даже немного лучше, чем человек» в другом аквариуме.

Затем испытали, разбираются ли рыбы в музыкальной тональности звуков. Получилось: рыбы различают две ноты с интервалом в одну октаву. Для человека это довольно простая задача. Но вот услышать разницу между нотами с интервалом в один тон может не всякий человек, лишенный музыкального слуха. А пескари могут!

Заметили, что при исполнении на скрипке (в басовом регистре) какой-либо ритмической мелодии пескари словно «пританцовывают», в такт быстро вибрируют грудными плавниками.

Рассказывают про рыбака, который, прежде чем закинуть удочку, играл веселую музыку на принесенной специально для этого скрипке. Рыбы будто пробуждались от сонной дремоты на дне и беспокойно сновали в воде. И даже сытые все равно шли на крючок…

Чему еще можно обучить рыбу?

Скажем, цвета различать. Точнее, рыба сама их различает с рождения, а обучить ее можно идти за кормом по определенному сигналу. Лучше всего рыбы узнают чистые тона: фиолетовый, зеленый и голубой. Но не только. Проверили, как реагируют они на оттенки разных цветов. Их способности в этом отношении оказались такими же, как и у человека.

Хорошо различают рыбы и форму сигнального предмета, опущенного перед дачей корма в аквариум. Заметить разницу между кругом и квадратом или между квадратом и крестом для них простая задача. Больше того, не путают они даже круг с эллипсом. Из многих рыб лучшие способности проявили пескари.

Если при обучении один глаз рыбы будет закрыт, то окуни запомнят все перипетии обучения даже в том случае, когда закроют «обученный» глаз.

Африканских рыб тилапий обучили получать корм, нажимая на определенный рычаг. В этом опыте рыбы решали задачу более сложную, чем, скажем, крысы или обезьяны в такой же ситуации: ведь у рыб нет хорошо манипулирующих конечностей. Выработанный условный рефлекс тилапии сохраняли месяцами.

«Некоторых рыб можно научить обходить преграду, даже стеклянную (которую они не видят)… Рассел показал, что колюшки, случайно обнаружив пищу в бутылке, очень быстро обучаются заплывать в бутыль и выплывать из нее… Как показала кривая обучения, число ошибок уменьшается так быстро, что в этом случае можно, пожалуй, говорить об инсайте» (Реми Шовен).