Женщина. Эволюционный взгляд на то, как и почему появилась женская форма - Дина Эмера Страница 37

прекрасного, способное влиять на эволюцию их собственного вида больше, чем общепринятые факторы – климат, хищники и доступность пищи, многие считают маловероятным, в том числе так считали современники Дарвина и его преемники. Альтернативное объяснение состоит в том, что предпочтения существуют по определенной причине: в частности, предпочтительные черты являются индикаторами генетического качества потенциальных партнеров (и снова уже знакомая нам гипотеза «хороших генов»). Самец с хорошим набором генов (например, иммунных) будет наделен и наиболее красивыми чертами. Самка косвенно выигрывает от выбора наиболее красивого самца, потому что ее дети (обоих полов) будут генетически превосходить детей менее красивых самцов и сами будут оставлять более крепкое потомство. Получается, что развитие красивых черт – это надежный способ для самок выбирать лучших самцов. Возможно, это кажется интуитивно верным и больше соответствует теории Дарвина об адаптации путем естественного отбора – только наиболее «приспособленные» выживают и оставляют потомство.

Но у теории «хороших генов» очень мало доказательств. Один из хрестоматийных примеров – красно-оранжевая окраска у некоторых видов, в том числе у самцов чечевиц. В ряде исследований предприняли попытку установить связь между более ярким красным цветом и более качественными генами у особей, например, у колюшек[91]: самцы с ярко-красными брюшками более привлекательны для самок и, вероятно, лучше противостоят паразитам. Но десятилетия исследований так и не смогли доказать стопроцентную взаимосвязь между красным цветом и хорошими генами, а механизмы, связывающие эти два признака, до сих пор активно обсуждаются. Более того, красная окраска – довольно простой признак. А что на счет изысканного узорчатого оперения павлинов? Гипотеза «хороших генов» утверждает, что каждая черта, которую демонстрируют, развилась в прошлом потому, что она была лучшим индикатором хороших генов – утверждение, которое Прам считает невозможным для многих проявлений у птиц. Я уже рассказывала про доказанный пример, когда запах позволяет особям найти предпочтительные гены: запах, основанный на генах MHC. Известно, что особи многих видов выбирают себе пару на основе этих запахов, но они показывают не лучшие гены в целом, а наиболее удачно дополняющие того, кто ищет. Иногда нам нужны те самые правильные для нас гены, и мы используем обоняние, чтобы их найти.

Еще одна идея, почему у самок есть особые предпочтения в период спаривания, заключается в том, что их мозг уже настроен на определенные сигналы. Самцы развивают в себе черты, позволяющие использовать уже существующие склонности и предпочтения. Вспомните еще один из наших примеров – тунгарских лягушек и их любовь к глубокому манящему кряканью. Первоначально считалось, что такое кряканье предпочтительнее, потому что оно напрямую связано с пользой или хорошими генами: низкий и глубокий тембр встречается у более крупных самцов, которые могут оплодотворить больше яиц, и потомство более крупных самцов с большей вероятностью выживет. Но после тщательного изучения родственников тунгарских лягушек было выдвинуто альтернативное объяснение. Хотя не у всех самцов этих видов в брачных призывах есть кряканье, один из двух имеющихся у этих лягушек органов слуха настроен на восприятие именно низких глубоких звуков. Как утверждает команда Райана, самцы, у кого случайным образом появился крякающий низкий звук, стали пользоваться большей популярностью, чем самцы с одним протяжным звуком, так как у самок есть особенности восприятия.

Более интуитивный пример – любовь гуппи к оранжевому цвету. Гуппи часто питаются фруктами, которые падают в реки в местах их обитания, и эти фрукты оранжевого цвета: самки в многочисленных популяциях гуппи любят самцов с яркими оранжевыми пятнами. Серия первоклассных экспериментов показала, что, скорее всего, сперва у особей возникла любовь к оранжевым фруктам, а затем самцы начали использовать это предпочтение для привлечения самок. Другими словами, сперва мозг гуппи развил влечение к оранжевому цвету, чтобы облегчить поиск пищи, а затем самцы начали использовать это предпочтение, чтобы привлечь самок во время ухаживаний. Насколько мне известно, мексиканских чечевиц в таком контексте не изучали, но интересно отметить, что они питаются различными семенами и ягодами, и среди любимых – красноватая шелковица и вишня. Вероятно, птицы используют эти давно существующие склонности для привлечения партнеров, тогда как млекопитающие, многие из которых не активны в течение дня и, следовательно, не имеют такой же остроты зрения, как птицы, используют вместо этого слуховые и обонятельные сигналы.

И последнее, но не менее важное: возможно, что именно сочетание вышеперечисленных механизмов – прямой выгоды, «сексуальных сыновей», «хороших генов» и уже существующих склонностей – наилучшим образом описывает эволюцию половых предпочтений и соответствующих им черт. Рональд Фишер, один из первых математиков, описавших теорию «сексуальных сыновей», разработал модель, состоящую из двух частей: сперва все начинается с предпочтений черт, указывающих на хорошие гены, но потом ситуация выходит из-под контроля (теорию «сексуальных сыновей» еще называют фишеровским «убеганием»). Когда предпочтение и предпочтительная черта наследуются у одних и тех же особей, возникает петля обратной связи – с каждым поколением предпочтение и черта становятся все более и более преувеличенными. В какой-то момент черта перестает давать достоверную информацию о генетических качествах ухаживающего – она теряет связь с хорошими генами. По мнению Фишера (и других статистиков, работавших над этой проблемой), математическая неизбежность заключается в том, что стремление к сексуальности – «вкус к прекрасному» – берет верх.

Так что же все это значит для нас, для людей? Возвращаясь к названию главы: при чем тут любовь? Нейробиологи, антропологи и психологи изучали романтическую любовь и связали ее с эволюционным развитием системы мозга, отвечающей за выбор партнера. Отделы удовольствия/вознаграждения, активируемые во время принятия решений о спаривании у птиц и млекопитающих, также активируются во время переживания романтической любви у людей. Сильное влечение, которое мы испытываем к человеку, в которого влюбляемся, может быть продолжительной и усиленной версией того, что испытывает чечевица, когда самец из ее социальной группы танцует и поет для нее. Подобно тому как романтическая любовь способна трансформировать и изменять нашу индивидуальную жизнь, выбор партнера в эволюционном прошлом был мошной силой, формирующей человеческую анатомию и поведение. Хотя конечные причины наших предпочтений – прямая выгода, «сексуальные сыновья», «хорошие гены» и существовавшие ранее склонности – обязательно будут обсуждаться еще в течение десятилетий, нет никаких сомнений, что выбор партнера в прошлом повлиял на наш вид как физически, так и социально. Некоторые универсальные человеческие черты – постоянная грудь и выступающий пенис – вероятно, развились именно благодаря выбору партнеров. Многие физические различия между географическими группами, а также социальные/личностные черты также могли возникнуть в результате полового отбора, но тут необходимы дальнейшие исследования. Наши сегодняшние предпочтения и выбор могут дать ключ к пониманию того, как половой отбор в настоящее время действует в