Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том II - Яков Иванович Бутович Страница 40

Руссо была если не вывихнута, то сильно повреждена. Он это заметил лишь тогда, когда мы стали спускаться, и вынужден был остановиться, опустившись с моей помощью на землю. Прискакавший Сибов начал говорить с Руссо по-румынски, я, конечно, не понимал, в чем дело. Он почти сейчас же ускакал назад, а вскоре приехал за нами в плетеной корзинке. Дожидаясь помощи, мы с Руссо беседовали с молдаванами. В конце концов мы вернулись домой, но Руссо так плохо себя чувствовал, что лег в кровать. В тот день я не смог вернуться в Кишинёв.

Руссо как коннозаводчик был, несомненно, очень талантлив. Он не обладал крупным состоянием, а был только обеспеченным человеком. Затратив большие для него деньги на выписку американских лошадей, он не смог уже купить надлежащего орловского материала. Тем не менее и с этим скромным материалом он достиг крупных результатов. Лошадь он любил, знал и понимал. Порядок в заводе у него был образцовый. Наездник Петров рассказывал мне, например, что Руссо не пропускал ни одной резвой езды в течение чуть ли не десяти лет. Вот какое значение он придавал тренировке!

Руссо был убежденнейшим сторонником американского рысака и ярым пропагандистом орлово-американского скрещивания. В свое время это была, несомненно, очень крупная фигура, и я причисляю его к тем немногим в России коннозаводчикам, которые умели воспитывать лошадей, хорошо их кормили, обращали должное внимание на тренировку и своим успехом были обязаны трудолюбию, знаниям и любви к делу. На фоне русской жизни того времени людей подобного типа, к сожалению, было немного…

Вечером следующего дня я собрался уезжать из Микауц, и мне была подана та же четверка, что привезла нас с Леонидом Александровичем сюда. Я распростился с хозяином и с его разрешения щедро одарил конюхов. Уже стемнело, когда я тронулся в путь, и последними словами Руссо, которые я услышал, были: «Не забывайте нас, грозный орловец, и почаще навещайте!» Потом все смолкло, кони дружно тронули, мы обогнули знаменитую гору с виноградными лозами и выехали на кишиневскую дорогу. На другое утро я был уже в Одессе и делился своими впечатлениями с тамошними охотниками, среди которых у Руссо было столько друзей.

Завод П.С. Ралли

После производства в офицеры я ежегодно стал бывать в Хреновском государственном заводе, куда меня тянуло не только посмотреть рысаков, но и подышать воздухом в чудном хреновском бору, искупаться в студеных водах Битюга, этой прославленной среди коннозаводчиков реки, и потолковать со стариками о прежних рысаках и делах. Останавливался я в главном доме, у генерала И.П. Дерфельдена. В то время Иван Платонович Дерфельден управлял Хреновским заводом. Он отечески относился ко мне, так как я был ему рекомендован его старым другом и однополчанином Измайловым, который всегда принимал большое участие в моей коннозаводской судьбе. Вот почему я чувствовал себя в Хреновом как у себя дома. Дерфельден ездил со мной по табунам, вместе мы смотрели лошадей, он меня поучал, и я набивал глаз и развивал вкус к ошади. В Хреновом было что посмотреть и ему поучиться. По вечерам – эти вечера я особенно любил – Дерфельден в генеральской тужурке, мягко ступая по ковру, расхаживал по кабинету и мы вели беседы на коннозаводские темы. Много я тогда услышал от него интересного. Расскажу о том, как по просьбе Ивана Платоновича я арендовал у П.С. Ралли знаменитого Зверобоя.

В то время Дерфельден был уже вполне удовлетворен составом заводских маток, справедливо гордился им и находил, что лет через десять в Хреновом будет такой табун маток, какого ни у кого из частных коннозаводчиков не было. (Эти его пророческие слова вполне подтвердились, но, к несчастью, весь состав почти целиком погиб во время революции.) Заводскими жеребцами Дерфельден был менее доволен, один Ловчий удовлетворял его вполне, и он частенько по вечерам говорил мне, что исподволь подыскивает производителя. Подыскать его было нелегко. Дерфельден сообщил мне, что он пересмотрел в Москве и Петербурге на призовых конюшнях лучших рысаков, но ни на ком остановиться не мог. То лошадь была резва, но легка, то, наоборот, хороша по себе, но не имела класса; наконец, многие рысаки имели те или иные недостатки, а Дерфельдену хотелось купить во всех отношениях идеальную лошадь. Ездил он также в Тамбов и Воронеж, побывал в Подах и у Роппа (бывший тулиновский завод), но о виденных жеребцах отзывался критически. Иногда вечерком заходили «развлечь» генерала его помощники Богдашевский и Пусторослев, преданные Дерфельдену люди и очень милые собеседники, особенно Пусторослев. Потолковав о местных делах, выслушав новости дня, Дерфельден неизменно возвращался к интересовавшему его вопросу о производителе.

И.П. Дерфельден, управляющий Хреновским государственным заводом

Я предложил Иван Платоновичу пересмотреть спортивные журналы за предыдущие десять лет – быть может, там среди помещенных портретов знаменитых лошадей он найдет такую, которая его заинтересует по формам, а потом можно будет поехать ее осмотреть. Генерал согласился, и со следующего вечера мы начали просмотр журналов. Перед нами мелькали изображения лучших призовых рысаков последнего десятилетия. Кого тут только не было! Какие разнообразные формы! В одном из номеров «Журнала спорта» генерал увидел портрет Зверобоя. Тот был снят еще молодым, снимок был очень удачен и превосходно передавал тип лошади. «Вот настоящий рысак, – сказал Дерфельден. – Боюсь только, что в действительности он хуже, чем на фотографии». Дерфельден не был знатоком генеалогии, на бегах бывал редко, а потому плохо помнил прежних знаменитостей. Он спросил меня, что это за Зверобой, а когда я ответил ему, что это один из первоклассных рысаков своего времени, победитель Императорского приза, питомец завода Малютина и сын Летучего, генерал задумался, отложил номер и сказал: «Да, в таком случае это может быть замечательная лошадь, она, вероятно, нам бы подошла. Второй в заводе малютинский жеребец, сын Летучего меня бы вполне устроил». Я поспешил сказать Дерфельдену, что надежды на покупку Зверобоя даже для Хреновского завода нет никакой, так как жеребец принадлежит известному миллионеру Ралли. Тот в нем души не чает и губит рысака, ибо никому его не продает, посторонних маток к нему не допускает, а у самого в заводе пять-восемь посредственных кобыл, так что эта знаменитая лошадь гибнет для коннозаводства и доживает свои дни где-то в Подольской губернии. «Жаль, – сказал Иван Платонович. – Судя по портрету, лошадь замечательная и нам бы подошла». На другой день, когда мы вместе с генералом пили кофе, он опять