Карел Скленарж - За пещерным человеком Страница 43

Конечно, эта старая, весьма существенная трудность связана во многом с внешними условиями вхождения науки о пещерном человеке в общий контекст современной культуры. Прочитанная нами книга — в основном о внутренних для этой науки событиях и проблемах, раскрытых автором четко, последовательно, логично и вместе с тем увлекательно. Однако нельзя не заметить, сколь непропорционально мало в сравнении с классическими материалами западноевропейской и центральноевропейской спелеоархеологии уделяется в книге внимания другим регионам, включая нашу страну. Поэтому уместно было бы, думается, попробовать хотя бы в небольшой степени наметить здесь контуры того массива данных, без которых была бы неполной и картина исследований, представляемая данной книгой.

На территории СССР известно около 6 тысяч пещер, из них примерно 90 % открыты за последние 30 лет. Они изучены в разной степени, далеко не в каждой найдены следы пребывания древних людей. В пещерах Кавказа поиски таких следов увенчались большими успехами. Кавказ лежал на пути первоначального заселения Европы.

Об одной из находок в Азыхской пещере на территории Азербайджанской ССР в книге шла речь: это фрагмент нижней челюсти ископаемого гоминида, относимого антропологами к переходной стадии от поздних архантропов к ранним палеоантропам. Помимо уже отмеченного сходства с питекантропом из Араго на юге Франции, азыхский ископаемый человек был близок к гейдельбергскому, челюсть которого найдена при разработке песчаного карьера у немецкого с. Мауэр близ г. Гейдельберга в 1907 г. на глубине 24 м (открытия вне пещер в этой книге практически не освещены, в строгом соответствии с ее названием, но первобытные люди нередко и надолго расставались с пещерами). Находка столь древних останков человека на Кавказе не единственная. В пещере Кударо I на территории Грузинской ССР, так же как и в Азыхе — в ашельском слое, археологи обнаружили зуб одного ископаемого человека архаичного облика.

Обильны находки останков ископаемых людей в мустьерских слоях кавказских пещер. В их числе обломки черепа, нижняя челюсть и отдельные зубы ребенка в Баракаевской пещере на одном из притоков Кубани, фрагмент черепной крышки и зуб в пещере Ереван I (Армянская ССР), плюсневые кости и зуб в Ахштырской пещере близ г. Сочи и многое другое. Немало дискуссий среди ученых вызвали находки во втором мустьерском слое пещеры Сакажиа фрагмента верхней челюсти с зубами, а в четвертом мустьерском — отдельного зуба ископаемого человека. Сакажийский палеоантроп обладал рядом своеобразных черт, выделявших его в ряду других древнейших жителей Кавказа и Европы. Очевидно, исследования в пещерах Кавказа дают много ценных материалов, необходимых для решения проблем становления человечества.

В разработке этой волнующей проблематики советская школа палеолитоведения имеет свой богатый опыт, свои плодотворные традиции.

Следуя маршрутами первобытных охотников, заселявших в палеолите Восточную Европу, спустимся с кавказских вершин и перевалов и выйдем на просторы Русской равнины. Здесь в 20–30-е гг. нашего столетия открытию первобытного человечества было придано новое направление, благодаря которому мы можем теперь лучше понять хотя бы часть феноменов, описанных в последних главах этой книги, но вплоть до заключительных ее страниц оставшихся все-таки под покровами загадочности и таинственности. Чтобы быть предельно краткими, назовем лишь самую суть дела.

На палеолитических стоянках в бассейне Дона и еще нескольких рек европейской и азиатской частей СССР советские археологи выявили, доказали существование и разработали методы дальнейшего исследования древнейших жилищ и поселений. Никто из ученых-предшественников в Европе да и во всем мире не рискнул взяться за решение такой задачи. Порой, правда, кто-либо из корифеев палеолитоведения задавался вопросом: а что же все-таки делал пещерный человек за пределами пещеры, как он мог бы, чисто гипотетически рассуждая, жить в чистом поле в суровых условиях ледниковой эпохи? Определенного ответа не получалось, проблема прочно вошла в число неразрешимых.

Советские археологи изменили ориентиры поисков. Вместо вертикального углубления раскопа в поисках отдельных ярких находок, как поступали практически все предшественники, стали расчищать культурный слой палеолита как можно шире в горизонтальном направлении, оставляя все находки на местах, отведенных всем этим разнообразным предметам самими палеолитическими людьми. Тогда стало ясно, что слой скрывает пол древнего жилища, сооруженного из костей мамонтов, камней и других прочных материалов, внутри которого ни мороз ни пурга не страшили общину первобытных охотников. И сама эта община, по существу, впервые предстала как объект последовательного всестороннего археологического анализа.

В топографии жилищ, в размещении очагов, хозяйственных ям, произведений искусства — во всем многообразии взаимосвязей между элементами этого предметного мира стали проступать контуры социальных связей, человеческих пристрастий, рациональных знаний, художественных вкусов, — словом, полнокровной жизни первобытного коллектива, его непредвиденно сложного общественного сознания и духовной культуры.

Последствия столь неожиданно нового ракурса в видении истории первобытного человечества не замедлили сказаться и продолжают сказываться до сих пор. В одних случаях соответствующие новые черты в облике мировой науки о пещерном человеке видны, что называется, невооруженным глазом, в других — обнаруживаются более или менее длительным историографическим анализом.

К примеру, глава «Хижина» показывает нам одну из таких черт. Действительно, после разработки советскими археологами методов выявления жилищ верхнего, а затем и среднего палеолита, после применения и развития этих методов французскими археологами в своих классических районах палеолитоведения стали реальными и цели, и средства исследователей древнейших жилых сооружений в пещерах. Читая в главе «Исследования» о том, как известный американский археолог профессор Халам Мовиус вел горизонтальное вскрытие палеолитического слоя на большой площади в Абри Пато и как раскопки обнаруживали в пещере фундаменты жилищ, обустройство пола, жилые конструкции, ряд очагов и тому подобные элементы, аналогичные жилым комплексам открытых стоянок охотников на мамонта, давно изученным на территории СССР, специалист понимает, что для такого прекрасного знатока истории исследований и достижений в этой области, каким является Мовиус, выбор и применение столь специфических способов раскопок и наблюдений в Абри Пато, конечно же, не случайны.

Профессор Франсуа Борд, о работах которого повествуется далее, подводя итоги мировой науки о палеолите, дал следующую краткую и емкую характеристику существа дела: ведущие школы палеолитоведения сейчас все более специализируются таким образом, что французская сосредоточивается на проблемах хронологии, английская и американская — на проблемах экологии первобытного человечества, советская — на проблемах палеосоциологии.

В 1946 г. в Нью-Йорке вышла в свет монография «Доисторические пещеры с росписями». Автор ее, австрийский искусствовед Макс Рафаэль, эмигрировал в США. Изучая труды по первобытному искусству, он обратил внимание на французский перевод одной из работ крупнейшего исследователя палеолитических культур и жилищ в бассейне Дона С. Н. Замятнина, книга которого, вышедшая в 1934 г., называлась, как и открытая им стоянка, «Гагарино». Именно в Гагарино была доказана реальность палеолитических жилищ, и, наблюдая систему размещения женских статуэток в интерьере гагаринского жилища, Замятнин сделал следующее открытие: по аналогичной системе располагались палеолитические изображения в пещере, образуя единую смысловую композицию. Макс Рафаэль обратил внимание на эту идею и, ссылаясь на С. Н. Замятнина, стал ее развивать.

Результаты оказались ошеломляющими. Альтамира, Нио и другие пещеры-гиганты представали как единые ансамбли росписей. Археологи не верили этому и продолжали рассматривать пещерные росписи палеолита как хаотические нагромождения изолированных изображений. Идеями Замятнина и Рафаэля заинтересовалась искусствовед Аннетта Ляменг-Эмперер и проверила их в лучшей по сохранности фресок пещере Ляско при помощи и содействии выдающегося французского археолога Андре Леруа-Гурана.

Следует сказать лишь вот о чем. На завершающих этапах реализации двух весьма различных научных программ упомянутые исследователи обратились к опыту археологии СССР. Хорошо зная русский язык, не раз бывая в СССР, Леруа-Гуран не только тщательно изучал опыт палеосоциологических изысканий своих советских коллег, но и щедро делился этими познаниями с коллегами из многих стран, с учениками, со студентами Сорбонны и Коллеж де Франс.