Мобилизация организма. На что способно наше тело в экстремальных условиях - Ханнс-Кристиан Гунга Страница 5

не просто обычный «комби», нет: это был автомобиль с гигантским просторным салоном, глядя на который, можно было сразу сказать, что в нем и раньше не раз возили дубовую мебель. Отца эта машина сильно позабавила, но мама была просто в ужасе: «Что подумают люди – немедленно убери отсюда это чудовище!» Да, для мамы всегда было очень важно, что люди общины думают о доме пастора. Отец относился к этим вещам куда спокойнее. Поэтому нет ничего удивительного в том, что он с удовольствием участвовал в ежегодном стрелковом фестивале в Беннингхаузене и палил по деревянным птичкам, а мама при этом скрещивала пальцы, надеясь, что после его выстрела птичка останется сидеть на месте. Она не могла это видеть, хотя птица была всего лишь деревянным макетом.

Впрочем, в нашем доме было все, что нужно для нормальной жизни. Родители были горды тем, что каждый из нас смог отучиться по двадцать семестров, – но, внимание, все это обучение находилось под строжайшим контролем; работы, табели, результаты экзаменов – все это должно было предъявляться родителям без всяких понуканий с их стороны. Нужны деньги на книги? Нет проблем, но будь любезен представить чек. А мы? Мы без проблем использовали эту фору, чтобы на всю катушку использовать двадцать семестров. Мой брат одновременно изучал сначала теологию, а потом и медицину, сестра начала изучать психологию, а затем все же обратилась к теологии, а я, начав с геологии и палеонтологии, закончил изучением медицины.

На самом деле в медицину я попал по чистой случайности – в результате разговора с одной приятельницей в студенческой столовой в Мюнстере. Она обратила мое внимание на то, что в тот день истекал срок подачи заявлений на медицинский факультет на следующий семестр, и в тот год время, проведенное на обучении другим специальностям, засчитывалось как время ожидания. Это заставило меня глубоко задуматься. Я немедленно покинул столовую, спешно собрал все необходимые документы и отправился в Дортмунд, куда успел за пятнадцать минут до полуночи, подал документы в комиссию по распределению учебных мест и получил такое место, причем снова в Мюнстере. Был ли в моих действиях какой-то план? Нет. Терял ли я что-нибудь? Нет. Наверное, мне просто было любопытно посмотреть, чем все это кончится и как будут развиваться события. Правда, много делать здесь я не мог, потому что я тогда неполный день учился в геологическом институте, где изучал – вполне серьезно! – обратную сторону Луны. К этому я еще вернусь.

Получив новое учебное место, я получил и целую проблему. Тогда было слишком много студентов, которые записались только на геологию, чтобы пройти такие основополагающие дисциплины, как биология, химия и физика. После получения сертификатов они имели возможность в дальнейшем претендовать на обучение медицинским специальностям. Понятно, что в геологическом институте на такие вещи смотрели неодобрительно, и мне не хотелось иметь ничего общего с этими студентами. Мое преимущество заключалось в том, что многие мои сертификаты были тотчас признаны для обучения медицине. Так и получилось, что на первых семестрах мне пришлось сосредоточиться на нескольких необходимых предметах, чтобы успешно продвигаться в изучении медицины: по утрам я препарировал трупы в анатомическом институте, а после обеда занимался исследованием обратной стороны Луны. Так выглядел мой обычный учебный день.

Из дополнительных предметов, которыми я занимался в то время, мне больше всего запал в память курс представления науки в кино и других средствах информации. Этим интересом я обязан не только юношескому увлечению передачами Гейнца Хабера; этот интерес усилился после того, как я в семидесятые годы познакомился с документалистом Мартином Шлисслером из Баден-Бадена. Его захватывающие фильмы о рискованных экспедициях – их показывали преимущественно на Пасху и Рождество – пробудили во мне неподдельный интерес. Он проследил в своих фильмах путешествие Александра фон Гумбольдта по бассейну реки Ориноко, по его следам взбирался на Чимборассо. Он зарабатывал на жизнь такими репортажами и рассказами, которые переносили зрителей в самые отдаленные уголки нашей планеты.

Знакомство с Шлисслером помогло мне сделать более профессиональными путевые заметки для газет, журналов и публичных выступлений по возвращении из Марокко, страны, до которой можно было добраться всего за пару дней, но которая – по тогдашним меркам – воспринималась большинством бундесбюргеров как место относительно экзотическое. С первых же семестров на геолого-палеонтологическом факультете я каждый год ездил туда для исследования геологических окаменелостей, чем завершил мое знакомство с геологией Северной Африки и стал выступать как докладчик в рамках организации Document-Vortragsrings (Мюнхен), вооружившись диапроектором, экраном и образцами, в самых захолустных уголках Германии: я делал доклады в пивных, молодежных хостелах, заводских цехах, в «Урании», а позднее и на круизных судах. Таким образом мне удавалось зарабатывать деньги не только на учебу, но и на следующие путешествия.

Когда, по окончании шести семестров, я был уже готов к защите диплома, я решил – и это вполне объяснимо – заняться исследованием марокканской области Антиатлас. Были уже готовы все разрешения от Горного министерства в Рабате, когда весной 1976 года разгорелся давно тлевший в Западной Сахаре конфликт. Марокко вело войну против Френте-Полисарио, фронта освобождения зарауи – народа, населяющего этот район Атлантического побережья Северо-Западной Африки. За год до этого та область освободилась от колониальной власти Испании, и организация провозгласила Демократическую Республику Сахары, бросив тем самым вызов Королевству Марокко. Эти политические события похоронили все мои планы, и я был вынужден искать альтернативу.

Вместе со Штефаном, другом детства, мы предприняли составление геологической карты Монтес-де-Толедо в Центральной Испании. На много недель мы разбили наш лагерь в Порсуне, крошечной деревушке в Ламанче. Этот лагерь представлял собой старый – даже по тем временам – автобус «фольксваген» с раздельными ветровыми стеклами и громыхающими боковыми распашными дверями, которые порой открывались во время движения; и трапециевидную вместительную палатку без подкладки, но зато со столом, стульями, портативной газовой плиткой, газовой лампой и всевозможными припасами – консервами и суповыми концентратами. Вечером, под открытым небом, свет этого газового рожка создавал в лагере подлинный уют. Мы раскладывали на раскладном столе наши находки – образцы пород и окаменелости, пристально их изучали и описывали. После этого данные заносились в полевой журнал вместе со сведениями о месте обнаружения или о пространственном положении слоев горных пород или, как говорят геологи, о «простирании породы». Это простирание устанавливается с помощью геологического компаса, который наряду с молотком, карандашом и полевым журналом считается важнейшим инструментом работы геолога в поле. Самое интересное, что в геологическом компасе запад и восток меняются местами, а деление лимба на 360° направлено влево, то есть против часовой стрелки. Это делается из чисто практических соображений, поскольку при работе с геологическим компасом,