Как нас обманывают органы чувств - Дональд Дэвид Хоффман Страница 50

синестезия источает поток творческого видеоряда, из которого она черпает вдохновение для своих картин и скульптур: «Эти гениально раскрашенные и динамические образы, или фотизмы… мгновенные и яркие»{251}. Стин описывает бонус синестетического опыта: «Формы были настолько восхитительными, настолько простыми, настолько чистыми и настолько красивыми… за несколько мгновений я увидела скульптур на год вперед».

Эти синестетические формы и цвета могут быть высоко детализированными. В 1996 году Стин создала Сайто, макет из патинированной бронзы примерно восемь дюймов высотой, который изображает сложные формы и хроматуры ее синестетического опыта графемы «Сайто». Ее опыт не смутное воспоминание или концептуальная ассоциация, а конкретная встреча, подробное восприятие. Но даже ее тщательно выполненная скульптура не отражает динамического развития синестетических переживаний, которое она описывает как танцующие формы.

Все эти примеры демонстрируют, что во многих случаях синестетический опыт не смутное воображение или слабое представление – это подлинное восприятие, такое же мгновенное и убедительное, как удар молотком по пальцу. Заметьте, что Стин говорит нам то же важное сообщение, что и Уотсон: Сайто демонстрирует, что Стин видит точный трехмерный объект, не как достоверное восприятие существующего объекта, а просто как полезную структуру данных для изображения конкретной графемы.

Синестетические опыты устойчивы во времени. Например, графемно-цветовой синестетик, который видит определенный цвет для каждой графемы буквы или цифры, будет сообщать одни и те же цвета в экспериментах, разнесенных по времени на недели и даже годы. Постоянство используется как «проверка искренности», чтобы отделить истинных синестетов от других, кто просто придумывает сенсорные связи путем свободных ассоциаций. Некоторые графемно-цветовые синестеты рассказывают, что видят разные цвета в разных частях одной графемы, другие рассказывают, что видят, как уменьшается насыщенность цветов при уменьшении четкости графем, что опять же предполагает перцептивное, а не понятийное происхождение.

Синестезия наследственная, как впервые заметил Фрэнсис Гальтон в девятнадцатом веке, а конкретные ассоциации нет. Например, родитель может видеть букву А красной, в то время как его ребенок видит ее синей. Более того, варьироваться могут даже задействованные чувства. У родителя, который видит цвета при определенных вкусах, может быть ребенок, который видит цвета, глядя на графемы. Это предполагает, что синестетические ассоциации, хотя иногда и включают культурные артефакты, такие как алфавит и цифры, не просто закладываются в семье, а обусловлены генетической наследственностью.

Это подтверждается изучением генетического сцепления, которое показывает, что на синестезию влияют гены особых хромосом, известных как 2q и 16, а также возможно 5q, 6p и 12p{252}. Еще слишком рано для твердых выводов, но изучение 19 000 человек предполагает, что существует пять различных кластеров синестезии с различным генетическим происхождением – кластеры, которые Дэвид Иглмен и его коллеги определяют как цветная музыка, цветные последовательности (такие как буквы, цифры, месяцы и дни недели), цвета, вызываемые прикосновением или эмоциями, локализация последовательностей и цвета, вызываемые невизуальными стимулами, такими как вкус{253}.

Что задумали эти гены? Возможно, что они усиливают нейронные связи между сенсорными областями мозга. Например, в случае с графемно-цветовой синестезией когнитивные нейроученые Вилейанур Рамачандран и Эдвард Хаббард заметили, что участки коры головного мозга в веретенообразной извилине, чья активность связана с восприятием цвета, находятся рядом с участком, связанным с графемами{254}. Они выдвинули предположение, что синестеты могут обладать большим количеством нейронных связей, а значит большим количеством перекрестных связей, между двумя участками, чем несинестеты. Этот прогноз подтвердили когнитивные нейроученые Ромке Роу и Стивен Шолте при помощи диффузионно-тензорной томографии, которая использует магнитно-резонансную томографию и алгоритмы высокой сложности, чтобы установить связи между участками мозга у живых испытуемых{255}. Они обнаружили, что связи больше у синестетов, являющихся «проекторами», которые видят цвета вне тела, чем у синестетов, являющихся «ассоциаторами», которые видят цвета мысленным взором. Они также обнаружили участки во фронтальной и теменной долях, которые у синестетов связаны лучше. Участков с более бедными связями обнаружено не было.

Синестезия является аномалией, но в целом не патологией. Действительно, синестеты могут наслаждаться определенными когнитивными преимуществами. Например, некоторые синестетические ассоциации могут улучшать память. Одна из графемно-цветовых синестетов, которую изучал психолог Даниэль Смилек с коллегами, могла вспомнить ряды чисел лучше, чем несинестеты, и ее память еще сильнее улучшалась, когда напечатанный цвет каждой графемы совпадал с ее синестетическим цветом{256}. Дэниел Таммет, автор, спикер и сверхработоспособный савант-аутист, различает уникальные цвета, формы, текстуры и ощущения для каждого натурального числа вплоть до 10 000. Пользуясь этими синестетическими ассоциациями, он запомнил и воспроизвел более 20 000 знаков после запятой числа Пи – европейский рекорд{257}.

Синестеты выигрывают у несинестетов в некоторых задачах на восприятие. Майкл Банисси обнаружил, что синестеты, которые видят синестетическаие цвета, лучше различают цвета, чем несинестеты; синестеты, которые ощущают синестетические прикосновения, лучше различают прикосновения, чем несинестеты{258}. Джулия Зимнер и ее коллеги изучали синестетов с синестезией локализации последовательностей – при которой последовательности, такие как цифры, буквы, дни недели и месяцы года, видятся в определенной визуальной форме в определенных местах пространства – и обнаружили, что у них лучше, чем у несинестетов, получается мысленно вращать трехмерный объект с целью проверить, совпадет ли он с другим объектом{259}.

Я начал этот краткий экскурс в синестезию с обещанием, что в конце она может освободить нас от смирительной рубашки – убеждения, что мы видим реальность такой, какая она есть. Наш экскурс показал, что синестеты наслаждаются идиосинкратическим восприятием, которое управляет адаптивным поведением и является таким же ярким, сложным и детальным, как наше собственное.

Насколько мы знаем, идиосинкратический интерфейс Майкла Уотсона был богаче и адаптивнее, чем наш. Мы знаем, что он помогал Уотсону в кулинарии. По наблюдениям Ричарда Сайтовика: «Он никогда не следовал рецепту, а любил создавать блюдо с «интересной формой». Сахар придавал «более круглый» вкус, а цитрусовые добавляли еде «вершин». Интерфейс Уотсона был не менее динамичным, чем наш: «Форма меняется каждый миг, совсем как вкус. Французская кухня моя любимая именно потому, что формы в ней меняются невероятным образом»{260}.

У нас нет оснований утверждать, что наш интерфейс достоверен, а интерфейс Уотсона – иллюзия. На самом деле, ничто не достоверно и ничто не иллюзия. Каждый интерфейс – адаптивное руководство по жизненно важному решению: что мне положить в рот? То, что вид интерфейса Уотсона менее распространен, – эволюционная случайность, а не потребность достоверного восприятия. Вспомните, как мы обсуждали ранее, что какая-то промашка миллионы лет назад оставила всех позвоночных с дурацким строением глаза –