Борис Диденко - Цивилизация каннибаллов Страница 6

1) РЕФЛЕКС. Все акты сознательной и бессознательной жизни по способу происхождения суть рефлексы. Мозговые механизмы рефлекторных актов необычайно сложны; т. наз. рефлекторные дуги, связывающие входные и выходные реакции организма интегрированы в центральной нервной системе. Мозг не только соединяет их, но и разъединяет (торможение). К тому же, одни дуги могут превращаться в другие, энергия многих одновременных раздражений может направляться в тот или иной единственный канал ответа. Никакая неимоверно сложная компьютерная система, сеть не идет в сравнение с этой сложной работой центральной нервной системы высших животных, в особенности — человека.

[Прибавление. Правда, нынешнее бурное развитие компьютерной техники позволило "подобраться" к чему-то такому, что может напоминать работу человеческого мозга: а именно, т. наз. параллельный процессор (типа Эдинбургского сверхкомпьютера), выполняющий сразу множество заданий, а по стилю работы подходящ тут для сравнения компьютер Apple Macintosh, с его ориентированным на пользователя, "догадливым" интерфейсом. Тем не менее, не может быть и речи об "искусственном интеллекте", сравнимом с естественным.]

2) НЕАДЕКВАТНЫЕ РЕФЛЕКСЫ. В момент столкновения двух противоположных импульсов (напр., агрессии и страха) в поведении животного возникают т. наз. неадекватные рефлексы. Нервный срыв из-за столкновения возбуждения и торможения, из-за трудной или непосильной дифференцировки обязательно внешне выражается в тех или иных "нелепых" действиях животного. Вместо нормальной реакции вступает какая-нибудь несуразная, сумасбродная. Это возможность "сломать" мозговой механизм без малейшего прикосновения к нему! Экспериментатор лишь предъявляет животному безобидные сигналы (неяркие вспышки лампочки, звуки метронома и т. п.), но располагает их в таком порядке по их сигнальному значению, что животное неизбежно "сойдет с ума", дав неоспоримые проявления этого в своем внешнем поведении. Это подлинная власть над природными процессами! Экспериментально доказано, что у каждого данного действия образуется какая-либо неадекватная пара, которая находится в скрытом от наших глаз состоянии, но обязательно проявится, если новое "произвольное" действие поставить в свою очередь в ситуацию трудной дифференцировки. Словом, возможно получать неадекватные рефлексы второй, третьей и т. д. степени. Таким образом, обнаруживается множество где-то на дне генетически заложенных, но не используемых в жизни очень специализированных (часто очень причудливых) двигательных комплексов. В принципе эта цепь ничем не ограничена. Организм в состоянии "изобретать" новые и новые действия, все более удаляющиеся от жизненных стереотипов, все более причудливые.

3) ДОМИНАНТА. На рецепторные поля организма, на его рецепторы внешней среды (экстерорецепторы), своей собственной внутренней среды (интерорецепторы) и, наконец, рецепторы собственных движений (проприорецепторы) в данный момент воздействует великое множество разных раздражающих агентов. Но в то же время, в каждый момент наблюдается в общем один какой-то ответ, одна поведенческая реакция или даже одно только движение, а не такое же великое ответное множество условных и безусловных рефлексов по числу атакующих раздражений. Т. е. рефлексы работают под лозунгом "все за одного, один за всех". В нашем теле не менее 107 степеней свободы, и это не считая движений лица и движений внутри корпуса. Таким образом, если в каждый отдельный момент имеется одна определенная степень свободы, и энергия направляется на выполнение одной очередной работы, то значит, все остальные в этот момент исключены, устранены, заторможены. Следовательно, большая часть дела — торможение.

Из этого вытекает, что торможение должно и поглощать подавляющую часть рабочей энергии организма. Все поступающие раздражения, которые могли бы вызвать одновременно множество всяческих рефлексов, не взрывают организм, а содействуют эффекту одной рефлекторной дуги, в данный момент господствующей, т. е. доминантной, экспроприирующей все прочие возможные. Но доминанта не может бесконечно суммировать в себе возбуждения от разнообразных приходящих импульсов. Существует пессимум — такая сила и частота раздражений, которая превращает возбуждение нерва или нервного центра в торможение. И тогда возникает функциональное явление парабиоза: стойкого, неколеблющегося возбуждения, когда ткань утрачивает проводимость, следовательно приобретает признаки торможения.

4) ТОРМОЖЕНИЕ. Всякому возбужденному центру, доминантному в данный момент в сфере возбуждения, сопряженно соответствует какой-то другой, в этот момент пребывающий в состоянии торможения. Но эти два вида деятельности, хотя и соотносятся между собой указанным выше образом, биологически отнюдь не сопричастны друг другу. Например, адекватный — пищевой, и неадекватный (но соотносящийся с ним) — чесательный. И если появляется какой-либо пищевой раздражитель, то они подвергаются возбуждению сразу оба, и начинается весьма неравное деление возбуждения между ними: на адекватный пищевой центр поступает лишь меньшая часть возбуждений (только "идущие к делу"), а на сопряженный неадекватный чесательный центр устремляется подавляющая масса всех раздражений нейтральных для первого центра. Тем самым неадекватный центр оказывается мгновенно перевозбужденным, он переходит в состояние парабиоза, иначе говоря, он мгновенно оказывается глубоко заторможенным. Мало того, он тем самым становится очагом или фокусом торможения в коре, во всей центральной нервной системе, в центробежных (эфферентных) нервных путях. Следовательно, этот второй фокус делает возможным осуществление организмом биологически необходимого действия, сам оставаясь бездейственным. Иначе бы доминанта сама задавила и угасила это необходимое организму действие.

Но установление двух иннерваций как реципрокных (взаимных) предполагает и требует разыскания для них "общего пути". И такой "общий путь" — это весь мозг, включая кору, вся центральная нервная система (ЦНС). Чтобы осуществить какое-либо действие, надо, чтобы все остальные мыслимые действия в тот момент были заторможены. А для этого надо, чтобы подвергся срочному возбуждению и перевозбуждению какой-либо второй центр, истинно доминантный по отношению ко всем мыслимым действиям, кроме одного. Это и есть функциональный антагонизм. Мало того, это и есть антагонизм возбуждения и торможения в его наиболее развитой форме, по крайней мере, у животных.

Вот это-то и есть тот самый принцип, который дает возможность получить разгадку происхождения человеческой речи.

Эта схема двух фокусов, двух одновременных доминант (бидоминантность) хорошо разъясняет внутренний принцип системы торможения и возбуждения. Механизм возбуждения сам по себе остается одним и тем же на очень разных уровнях нервной деятельности какого-либо высокоразвитого организма. Это генетически низший, собственно рефлекторный субстрат. Переменная же, усложняющая величина — противостоящее ему торможение. Тормозная доминанта как бы лепит, формирует антагонистический полюс — комплекс, или систему, возбуждения. Она отнимает у этого комплекса все, что можно отнять, и тем самым придает ему биологическую четкость, верность, эффективность. Торможение — это резец скульптора, активное начало, вырабатывающее поведение так, как скульптор извлекает из глыбы статую.

Торможение — это ни в коем случае не расслабление, истощение (как считали прежде), а наоборот, это — активный процесс, неразрывно связанный с возбуждением. Понятие "торможение" все менее соответствует первоначальному смыслу слова. Торможение есть рабочее состояние. И высшие формы торможения являются более мощными по сравнению с возбуждением, значительно более сложными, принадлежащими к более позднему эволюционному уровню.

Реактивность — свойство всего живого. А эволюция живой природы — это выработка все более совершенных средств не реагировать, т. е. тормозить эту самую реактивность. Совершенствование живого — это совершенствование торможения реакций.

"Ум" животного — это возможность и его способность не реагировать в 999 случаях из 1000 возникновений возбуждения. Животное все успешнее оберегает себя от реакции. Все это не имеет никакого отношения к экономии энергии реактивности: напротив, расход энергии на торможение растет в ходе эволюции в гигантских пропорциях. В этой восходящей кривой переход к человеку есть не что иное, как дальнейший и качественно новый взлет торможения. Но чтобы это произошло, должно было иметь место переключение прежней системы торможения реактивности, присущей животным, на систему высшего порядка.

Так что ж удивительного в том, что энергетически именно торможение "стоит дороже"? В этом и состоят затраты Природы на прогресс, на совершенствование реакций организма. Этот ряд можно экстраполировать и дальше — на человека. Общеизвестно, что на килограмм живого веса у различных животных расходуется за всю жизнь гораздо меньше килограмм-калорий, чем у человека. У собаки — примерно 164 тысяч килограмм-калорий, лошади — 163 тыс., коровы — 141 тыс., у человека же — 726 тыс., т. е. в 4,5 раз больше, чем у высших позвоночных. При этом на возобновление своей массы лошадь и корова расходуют 33 % энергии, собака — 35 %, человек же — всего лишь 5 %. Следовательно, все остальные 688 500 килограмм- калорий на килограмм веса тела, перерабатываются человеком за его взрослую жизнь главным образом на его реакции в среде. Расход на торможение превосходит расход на возбуждение, и круто возрастает с каждой эволюционно более высокой формой торможения.