Стивен Пинкер - Язык как инстинкт Страница 70

6. Как и классифицирующие языки английский обязывает многие существительные иметь показатели класса: нельзя сказать a paper об одном бумажном прямоугольнике, нужно сказать a sheet of paper ‘лист бумаги’. Аналогично этому носители английского языка говорят: a piece of fruit букв. ‘кусок фрукта’, имея в виду не кусок яблока, а яблоко, a blade of glass букв. ‘пластина стекла’, a stick of wood ‘брусок дерева’, fifty head of cattle ‘пятьдесят голов скота’ и т.д.

Если марсианский ученый заключит, что все земляне говорят на одном и том же языке, то он же мог бы и поинтересоваться, почему у этого языка Земли тысячи взаимонепонятных диалектов (предполагается, что этот марсианин не читал Бытие 11; гидеонская организация[109] могла не добраться до Марса). Если основополагающий план языка является врожденным и зафиксирован у всех представителей вида, то к чему вся эта суета? К чему параметр порядка слов с начальной позицией ядерного элемента, разная величина цветового спектра и бостонский акцент?

У земных ученых нет окончательного ответа. Физик-теоретик Фримен Дайсон предположил, что языковое разнообразие преследует некоторую цель: «таким образом природа дает нам возможность быстро развиваться», создавая обособленные этнические группы, в которых может быстро идти биологическая и культурная эволюция в чистом виде. Но эволюционное объяснение Дайсона имеет изъян: у родословной нет дара предвидения, она старается наилучшим образом служить людям сейчас, а не затевать изменения ради изменений, надеясь, что одно из них может пригодиться в каком-нибудь будущем ледниковом периоде через десять тысяч лет. Дайсон не первый приписывает языковому разнообразию какую-то задачу. Когда один лингвист спросил колумбийского индейца из вымирающего племени бара, почему существует так много языков, тот объяснил: «Если бы мы все говорили на языке тукано, где бы мы находили себе женщин?»

Как уроженец Квебека, я могу засвидетельствовать, что языковые различия ведут к различиям в национальном самоопределении с далеко идущими последствиями, хороши они или плохи. Но предположения Дайсона и индейца племени бара поворачивают указатель назад. Конечно, параметр порядка слов с начальной позицией ядерного элемента и иже с ним многократно способствовали разграничению этнических групп, если предположить, что так и планировалось ходом эволюции. Человеческие особи виртуозно вынюхивают мельчайшие различия, чтобы определить, кого им следует презирать. Достаточно того, что у американцев европейского происхождения светлая кожа, а у американцев африканского происхождения кожа темная, что индусы трепетно относятся к тому, чтобы не есть говядину, а мусульмане трепетно относятся к тому, чтобы не есть свинину, или, как изложено в небезызвестных воспоминаниях Лемюэля Гулливера, что одни существа разбивают яйцо с острого конца, а другие — с тупого. Поскольку языков существует более одного, этноцентризм может проделать всю остальную работу, нам же надо понять, почему языков более одного.

По словам самого Дарвина, ключ к глубинному пониманию проблемы таков:

Формирование различных языков и обособленных видов, как и доказательства того, что и те и другие развивались постепенно, на удивление сходны… В обособленных языках мы находим поразительные соответствия, причина которых в общности происхождения, и аналогии, причина которых в сходных процессах формирования… Языки, как и органические существа, могут быть классифицированы в группы внутри других групп, и они могут быть классифицированы как естественным образом в соответствии с происхождением, так и искусственным образом по другим параметрам. Доминантные языки и диалекты широко распространены и ведут к постепенному исчезновению других языков. Язык, как и биологический вид, исчезнув… никогда не появляется вновь.

То есть, английский похож на немецкий, но не идентичен ему по той же самой причине, по которой лисы похожи на волков, но не идентичны им. Английский и немецкий — это модификации общего языка-предка, на котором разговаривали в прошлом, а лисы и волки — модификации общего биологического вида-предка, жившего в прошлом. И действительно, Дарвин утверждал, что заимствовал некоторые из своих идей о биологической эволюции из современной ему лингвистики, с которой мы встретимся далее в этой главе.

Разница между языками, как и разница между биологическими видами, является следствием трех процессов, действующих на протяжении долгого времени. Один из них — изменяемость, мутация, в случае с биологическим видом; лингвистическая инновация в случае с языком. Второй — это сохраняемость, когда потомки повторяют своих предков в этих изменениях — генетическая наследственность в случае с биологическим видом, обучаемость в случае с языком. Третий — это обособленность — географическая, относящаяся к брачному периоду или репродуктивной анатомии в случае с биологическим видом; обусловленная миграцией или социальными барьерами в случае с языком. В обоих случаях обособленные популяции накапливают отдельные наборы вариаций и таким образом со временем видоизменяются. А значит, чтобы понять, почему языков более одного, нужно понять, к каким результатам приводят инновации, обучаемость и миграция.

Позвольте мне начать с обучаемости и убедить вас, что здесь есть, что объяснить. Многие социологи полагают, что обучаемость является вершиной эволюции, к которой человечество поднялось с низин инстинкта, поэтому наша обучаемость может быть объяснена нашим высочайшим интеллектом. Но биология с этим не согласна. Обучаемость свойственна даже таким простейшим организмам, как бактерии, и, как указывали Джеймс и Хомский, возможно, человеческий интеллект зависит от того, насколько у нас больше, а не меньше врожденных инстинктов. Обучаемость — это такое же свойство, предоставляемое природой на выбор, как камуфляжная окраска или рога, которое выдается организмам по требованию, когда какой-либо аспект среды их обитания настолько непредсказуем, что предвосхищение неожиданностей не может быть заложено в организме изначально. Например, птицы, гнездящиеся на маленьких каменных островках, не выучиваются узнавать свое потомство. Им это не нужно, поскольку любой комочек соответствующего размера и формы в их гнезде, наверняка окажется их детенышем. Напротив, птицы, гнездящиеся большими колониями, все время рискуют выкормить случайно затесавшегося детеныша соседа, поэтому в ходе эволюции у них выработался механизм, позволяющий запомнить отличительные черты собственного потомства.

Даже если характерная черта появилась у организма как продукт обучения, она не обязательно таковой и останется. Эволюционная теория и доказавшее ее правильность компьютерное моделирование, показали, что когда окружающая среда стабильна, то существует все возрастающая тенденция к тому, чтобы приобретенные навыки становились врожденными. Так происходит оттого, что если способность является врожденной, она может раньше проявиться в жизни организма, и меньше вероятность того, что организм потерпит неудачу, не имея знаний, которым нужно было бы научиться.

Почему же необходимость выучивать язык в детстве по частям выгоднее, чем обладание изначально заложенной системой? Что касается лексики, то здесь преимущества очевидны: словарный запас в 60 000 слов слишком велик, чтобы участвовать в эволюции и храниться в геноме, содержащем лишь от 50 000 до 100 000 генов. А слова, обозначающие новые растения, животных, инструменты и, особенно, людей будут необходимы на протяжении всей жизни. Но в чем польза от выучивания различных грамматик? Никому это неизвестно, но вот несколько допустимых гипотез.

Возможно, некоторые аспекты языка, которые нам приходится выучивать, легко усваиваются с помощью простых механизмов, появление которых предшествовало эволюции грамматики. Например, даже простого механизма обучаемости может быть достаточно, чтобы запомнить, какой элемент какому предшествует, если этим элементам сперва дается определение, а потом они распознаются каким-либо другим когнитивным модулем. Если модуль Универсальной Грамматики дает определение вершине и ролевому исполнителю, то исходя из этого, их относительный порядок — с начальной или конечной позицией ядерного элемента — может быть запомнен легко. Если это так, то, сделав основные системообразующие единицы языка врожденными, эволюция могла и не счесть необходимой замену всех приобретаемых знаний на врожденные. Компьютерное моделирование эволюции показывает, что замена нейронных соединений, появившихся в результате обучения, на врожденные происходит все реже по мере того, как нейронная сеть становится врожденной, потому что все менее и менее вероятно, чтобы обучаемость не справилась с остальными задачами.