Александр Корольков - Педагогическая антропология в зеркале философии Страница 9

Глубокий знаток патристики Г. В. Флоровский в своих опубликованных лекциях отмечал, что в раннем византизме определяющей была христологическая тема. И в то же время – тема человека. Можно сказать, в христологических спорах в действительности обсуждалась и решалась антропологическая проблема[31].

В славянской ранней письменности встречаем слово «философ», но оно имеет иной смысл, чем в греческой традиции, философ здесь – наставник в делах совести, мастер экзегезы, то есть истолкования библейских текстов[32]. Философами в XV и последующих веках на Руси именовали монахов, углубленных в духовную жизнь и становящихся духовниками для других людей. Славянского просветителя, первоучителя Кирилла (Константина) называли философом, в древнейшем Остромировом Евангелии (1056–1057 гг.) отмечена память Константина Философа. Такое соотнесение слова «философ» с подвижниками веры свойственно не только русской традиции, но и более ранней греческой – Иустина Мученика (II век) именовали философом[33]. Философ – это человек, способный врачевать, исцелять собственную душу и души других.

Философ в византийской и русской традиции сосредоточен на тайнах бытия человека. Ф. М. Достоевский обобщенно-афористически выразил задачу жизни любого человека – не только философа: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время, я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком»[34].

Без православия не было бы того исторического явления, которое именуется «русский народ», «русский человек». Что бы ни утверждали ревнители языческой основы русского человека и шире – славянства, но тысячелетняя история становления русской государственности и русской духовности определялась православной верой. Не отделить побед Дмитрия Донского от святого Сергия Радонежского, а побед Суворова и Ушакова от укорененности в отеческой вере, не случайно адмирал Ушаков канонизирован как святой.

Византия на многие века определила судьбы учения о человеке, о воспитании. Возникла христианская антропология. Духовной преемницей Византии стала Россия. Без России невозможно представить судьбы православия после падения Константинополя (1453). Но и русскую судьбу, русскую культуру, философию, образование невозможно представить без влияния Византии.

Не философы Византии, не самый известный из них Пселл, определяли специфику философствования на Руси, а затем и во всей исторической России, а византийские Отцы Церкви, восточные Отцы Церкви: Василий Великий, Григорий Нисский, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Ефрем Сирин (это все IV век); Максим Исповедник, Иоанн Дамаскин (из Сирии) – это VIII век[35].

Католики ограничивают хронологически принадлежность к Отцам Церкви, утверждая, что последним из них был Иоанн Дамаскин. У православных иной подход: не древность определяет носителей Духа Святого, и по праву почитают Отцом Церкви Григория Паламу, жившего в XIV веке[36].

Культура Древней Руси формировалась под непосредственным влиянием Византии. В свою очередь Византия – преемница греческой культуры, возвысившая себя не только имперской военной мощью, но и мощью духовной. Константин Великий перенес в 330 г. в Византию столицу Римской империи, Константинополь стали называть Новым Римом, а на Руси в дальнейшем укоренилось наименование «Царьград».

В славянских текстах Византию называли страной греков. Действительно, греческий язык был языком ее культуры, хотя это не была особая национальная культура: византийской нации не существовало, Византия сформировалась как мощная империя, соединившая многие народы, а главным ее достижением в культуре стало христианство. Именно православие было связующим звеном между Русью и Византией в средние века. Византия на многие века определила судьбы учения о человеке, о воспитании. Характер и смысл философствования в Византии принципиально отличался от древнегреческого. Разумеется, византийские мыслители владели греческой философией, не случайно многие из них в своих текстах обращались то к Платону, то к Аристотелю, а тем более к неоплатоникам, восставшим против язычества, таким как Ориген и Плотин.

Еще в эпоху перехода язычества к христианству, когда рождалась византийская культура, появляются образцы подлинно христианской антропологии, в IV веке написан классический текст Григория Нисского «Об устроении человека» – это синтез знаний о человеке, где выражена четкая позиция о формировании души человека, то есть позиция педагогической антропологии, если оценивать ее с современной точки зрения.

Григорий Нисский – младший брат родоначальника малоазийского монашества, святого Василия Великого. В молодости он увлекался греческой философией, в зрелые годы стал называть ее внешней философией. Антропология Григория Нисского – это учение о внутреннем совершенствовании человека, о стремлении к образу Божиему. Только в человеке природное одухотворено. Следовать за высшим, прекрасным, совершенным – это и значит уподобляться Богу, становиться его отображением. В человека не вселяются попеременно разные души: душа младенца, душа зрелого человека или душа старика – это одна и та же душа, но в разной степени совершенства, причем эта степень не определяется возрастом, ибо душа может и возрастать, и деградировать.

Мысли Григория Нисского о способах духовного возрастания личности и сегодня воспринимаются поучительно – не следует увлекаться паломничествами по святым местам, перемена места не приближает к нам Бога. Человеку самой природой дано стремление к красоте невидимой и к добру. У добродетели, – указывал он, – один предел – беспредельность; остановка в движении к добру опасна, так как всякая остановка – это уже движение к пороку. Мятеж страстей бороздит поверхность души, препятствуя раскрытию глубин души. Душа может возрастать бесконечно. Зло в любых проявлениях ограничено, оно «необходимо объемлется пределом, вслед за которым преемство добра сменяет предел зла»[37].

Назидания Григория Нисского предвосхищают те учения нестяжателей, которые обращены были не только к монахам, но ко всем людям: «Многостяжание есть смертоносное поражение»[38].

Ошибочно думать, что христианская антропология возвышала исключительно духовность человека в ущерб телесности. Напротив, еще Григорий Нисский видел преимущество человека над ангелами в том, что ангелы обладают лишь духовной природой (субстанцией), а человек – и духовной, и телесной. Творение мира завершилось человеком как вершиной сущего. Человек – не раз и навсегда совершенное создание, следовать за высшим, прекрасным – это возможность, которую человек либо реализует в своем становлении, либо погасит, загубит. Как в осколке зеркала может отразиться солнце, так и в человеке, в его микрокосмосе может сиять совершенство высшего Образа. «Ничто другое из сущего не уподобляется Богу, кроме человека»[39], а это уподобление, согласно Григорию Нисскому, проявляется в духовной чистоте, уме, слове, любви, в стремлении к небу, то есть к высоте духовной. «Как душевный превосходит плотского, так аналогично этому духовный выше душевного»[40]. Духовность человека не может состояться без свободного выбора, ничто «вынужденное и насильное не может быть добродетелью»[41]. Человек от рождения – это лишь возможность стать человеком в его совершенных проявлениях, таков ход размышлений всех христианских мыслителей.

В XX столетии философы, богословы оценили вклад в духовную антропологию Григория Паламы, которого иногда называют основателем исихазма, хотя практика монашеского священнобезмолвия существовала задолго до XIV века, еще у первохристианских пустынножителей.

Греческое «исихия» означает молчание, тишину, покой. Исихазм – это священнобезмолвие, подвижнический способ христианской жизни, направленный на созидание храма души человека, формирование «внутреннего человека». Философия исихазма в этом смысле противоположна «внешней» философии Древней Греции. Исихазм учит духовной жизни, он неотделим от монашеского подвига, от «умного делания» отдельной души человека.

Вера в человека – основа исихастской антропологии. В том числе и антропологии Григория Паламы. Причем человек понимается целостно, в нераздельном единстве души и тела. В молитве, в богообщении участвуют и душа, и тело. Это принципиально отличает учение Паламы (паламизм) от платонизма. Если у Платона душа находится в теле, как в тюрьме, то у Паламы весь человек участвует в общении с Богом. Он прекрасно владел платоновским и аристотелевским наследием, но советовал обращаться с греческой философией так, как фармацевты обращаются со змеями: извлекают из них яд и приготавливают противоядие. Например, он подвергал убедительной критике учение Платона о переселении душ.