Н Розенберг - Как Запад стал богатым (Экономическое преобразование индустриального мира) Страница 3

4. Удача В истории западной экономики известны три, а может и четыре группы событий, которые вполне могут быть названы революциями. В XV веке начинается экспансия ремесла и торговли, которая может быть названа меркантилистской революцией. Спустя три столетия, в XVIII веке, произошла промышленная революция. В конце XIX -- начале XX века внедрение электричества и двигателей внутреннего сгорания привело ко второй промышленной революции. В наши дни развитие электронной памяти и вычислительных мощностей, воплотившихся в системах коммуникаций и в компьютерах, ведут или уже привели к информационной революции. Можно объяснить богатство Запада как последствие чрезвычайного везения: четыре благодетельных революции за пять столетий. Точно так же можно объяснить распад феодального общества крайним невезением: слишком много чумных эпидемий, войн и неурожаев было в XIV столетии. Но если молния четырежды ударяет в одно и то же место, уместно поинтересоваться, что же здесь так устойчиво ее привлекает. В каком-то смысле удачливость -- вполне разумное объяснение, поскольку мы не знаем ни о каком мудреце, который бы изобрел экономические институты Запада. Они -- продукт истории, незапланированный результат действий, предпринятых для достижения совсем иных целей. Они были уже вполне развиты к тому времени, когда Адам Смит начал их исследовать. Мы и до сих пор не вполне их понимаем. Богатство Запада есть результат удачи в том же смысле, в каком можно объяснить счастливой случайностью результаты биологической эволюции, но при этом есть смысл изучать эти процессы, их результаты и взаимосвязи между ними. 5. Дурное поведение В политической литературе получила развитие и другая группа объяснений. Экономическое богатство Запада приписывалось различным формам дурного поведения, которое было предосудительным, если не по критериям своего времени, то уж наверняка по современным критериям. В вину Западу чаще всего ставили: рост неравенства доходов и богатства, эксплуатацию рабочих, колониализм, империализм и рабство. Эти объяснения были очень полезны, поскольку поощряли благотворительность, сбивали западную спесь и служили аргументами в пользу социального законодательства. Но лучше не говорить об их адекватности в объяснении экономического роста Запада. 6. Неравенство доходов и богатства. Очень популярно представление, что неравенство доходов и богатства несправедливо, но необходимо для экономической системы Запада. Некоторые критики неравенства утверждают, что доход и богатство создаются всем обществом, и оно же должно распределять их среди своих членов равномерно, так что неравенство, создаваемое деятельностью капиталистических рынков, само по себе несправедливо. Другие допускают неравенство в меру различий экономического и социального вклада отдельных людей или семей, но утверждают, что существующее на деле неравенство не имеет оправданий. В любом случае можно утверждать, что неравенство само по себе не является достаточным объяснением экономического роста. Неравенство доходов и богатства имело место в ранних западных обществах и во многих незападных, но при этом не вело к сравнимому росту экономического благосостояния. На деле во многих странах третьего мира уровень неравенства существенно выше, чем в современных США. Хотя ясно, что неравенство доходов и богатства не является достаточным условием экономического роста, есть основания считать его необходимым условием. Причина проста. Богатство может быть социальным продуктом, достающимся по наследству, но предельные вклады отдельных людей и народов в его производство сверх и помимо унаследованного очень различны. Вознаграждения или наказания могут стимулировать или подавлять эти предельные вклады. Общество, желающее с помощью наград и наказаний поощрять производство, должно более благожелательно относиться к тем людям, которые вносят в производство больше своей доли в социальном наследстве. Против вывода, что возникающее в результате неравенство абсолютно необходимо для экономического роста, можно возразить только указанием на то, что, наверное, можно побудить людей к созидающей богатство деятельности без столь больших наград и сильных наказаний. На данный момент эта возможность чисто гадательная, потому что ни одно из развитых обществ не обходилось без системы наград и поощрений, хотя многие опирались больше на наказания и меньше -- на награды, чем Запад. Насколько несправедливо неравенство, создаваемое работой капиталистических рынков, и в какой степени его можно смягчить, не совершая иных несправедливостей, -- очень запутанные и противоречивые вопросы. И трудности только частично объяснимы тем, что очень высокие доходы и богатство, так же как и крайние формы нищеты, имеют множество причин, и устранение этих причин потребовало бы политических решений, в том числе не очень приемлемых. Более существенна та трудность, что профессии, необходимые для упорядоченного функционирования современного общества, требуют очень разнообразных талантов и навыков и сильно различаются по предоставляемым условиям работы, социальному и культурному статусу, риску безработицы и других форм возможных убытков, по способности давать удовлетворение от выполнения интересных, ценных или возвышенных задач. Капиталистические рынки используют различие в уровне денежных доходов для уравнивания числа людей, привлекаемых к каждой профессии (предложение труда), с числом рабочих мест, наличных в каждой профессии (спрос на труд). Уровень заработной платы, уравновешивающий спрос и предложение рабочей силы, не имеет отношения к ценности отдельных людей, а только свидетельствует о том, сколько можно заработать на данном месте. Уровень оплаты важен лишь для отдельного человека, принимающего решение о месте работы или выборе профессии. При отсутствии различий в уровне оплаты труда пришлось бы использовать какие-нибудь формы принудительного труда, чтобы избежать сверхпредложения работников в привлекательных профессиях и их недостатка в менее привлекательных. Таким образом, неравенство является альтернативой системе принудительного труда. При всех своих недостатках, капиталистические рынки исторически возникли в результате развития средневековых рынков, где цены устанавливались с оглядкой на идею справедливости -- как ее воспринимали те, кто назначал цены. Можно спорить о том, в какой степени переход от систематической несправедливости установленных законом цен к ценам спроса и предложения сделал общество более справедливым, но бесспорно, что в результате оно стало более свободным и зажиточным. Новые рынки обладали большей экономической эффективностью, и их рост сопровождался расширением торговли и производства. Они служат примером вечного конфликта между справедливостью и производительностью: рынки оценивают только результат деятельности и пренебрегают относительной человеческой ценностью работников, но экономическая эффективность новых рынков привела к уменьшению бедности, которая сама по себе является глубочайшей несправедливостью. 7. Эксплуатация Согласно словарям, эксплуатация -- характеристика любой экономической деятельности, поскольку можно говорить, что человек эксплуатирует собственные возможности. Марксисты используют этот термин как бранное слово для описания процесса, в результате которого капиталисты присваивают часть создаваемого трудом продукта -- его "прибавочную стоимость". Вопрос в том, может ли эксплуатация, даже в этом особом значении, служить адекватным объяснением западного роста. Представляется, что таким образом можно объяснить только рост капитала и дохода капиталистов. Однако эта концепция не помогает объяснить увеличение доходов рабочих, а ведь именно здесь и произошел самый заметный рост. Но даже относительно капитала эксплуатация лучше объясняет его накопление, чем открытие возможностей для инвестирования. Для экономического роста нужны как капитал, так и возможности его прибыльного использования, и после опыта 1930-х годов мало кто из экономистов верит, что возможности вложения автоматически возникают при накоплении капитала. Маркс доказывал, что накопление побуждает капиталистов создавать новые отрасли и развивать заморские рынки ради приложения накопленного капитала, но наличие стимулов еще не гарантирует результатов. Последние исследования значения технологических и социальных изменений и расширения торговли для создания инвестиционных возможностей свидетельствуют, что возможна и обратная причинно-следственная связь: существование инвестиционных возможностей может побуждать к накоплению капитала. Это особенно верно для первых стадий промышленной революции, когда строители первых фабрик отреагировали на воспринятую ими потребность в совершенствовании текстильного производства: при этом ничто не свидетельствует о том, что желание использовать избыточный накопленный капитал, если он существовал в допромышленной Англии, играет существенную роль в их усилиях. Если бы целью первых фабрикантов было накопление капитала, то первые фабрики означали бы их полный провал, потому что требовали относительно малых -- по сравнению с сельским хозяйством, мореплаванием или торговлей -- вложений. Для темы эксплуатации особенно важны инвестиционные ситуации, в которых можно нанимать рабочих по более дешевым, чем у конкурентов, ценам. Такого рода ситуации сыграли важную роль в экономическом развитии стран третьего мира, но есть и более старые примеры. В период промышленной революции в Англии были часты жалобы на то, что фабричным рабочим платят существенно меньше, чем гильдейским мастерам; точно так же развитию текстильной и обувной промышленности на американском Юге способствовала относительная дешевизна труда по сравнению с его стоимостью в Новой Англии. Легко представить себе, что Маркс оценил бы такое развитие как прямую эксплуатацию и рабочие, которые привыкли к прежней, более высокой оплате труда, с ним согласились бы. С другой стороны, для тех стран или регионов, главный экономический ресурс которых -избыток дешевой рабочей силы, обеспечение занятости на наилучших возможных условиях является не только разумным путем экономического развития, но и нравственным императивом. Другой вопрос, является ли снижение заработной платы системным признаком капитализма или это простое использование благоприятных возможностей. Низкий уровень заработной платы стимулирует развитие трудоемких производств и, благодаря этому, сокращает потребности в накоплении капитала. Поэтому корпорация, заменяя старый завод в Чикаго новым в Корее, может действительно сократить свои потребности в капитале. Но на деле капиталистическая промышленность развивала главным образом капиталоемкие производства. Если бы капитализм тяготел к системе низкой заработной платы, следовало бы ожидать, что капиталисты сохраняли бы трудоемкие производства и расходовали сэкономленные таким образом деньги на личные нужды. Более того, здесь важна и международная перспектива. Открытие нового завода в Корее ведет к росту заработной платы в Корее. На Западе реальный уровень заработной платы растет уже более столетия. Вряд ли можно объяснить этот рост с помощью эксплуатации. Можно даже предположить, что долговременное возрастание заработной платы снимает вопрос об эксплуатации, поскольку даже Маркс не пытался утверждать, что расширение производства (делающее рост возможным) может быть приписано исключительно пролетариату. 8. Колониализм и империализм Некоторые объяснения привлекают внимание к отношениям Запада с экономически менее развитыми странами. Марксисты описывают эти отношения как империалистические, хотя значение этого термина размыто разнообразными толкованиями Маркса, Ленина, послевоенных теоретиков, а также более чем столетним развитием капиталистических и докапиталистических стран. Существуют серьезные разногласия по вопросу о том -- является ли капитализм источником прогресса или препятствием для развития докапиталистических стран. Чуть более нейтральным для описания отношений между капиталистическими и докапиталистическими народами является термин колониализм. В смысле постоянной колонизации переселенцами из метрополии колониализм -- это очень давняя практика и результаты ее зачастую более благотворны, чем у иного типа колониализма, который ведет к установлению иностранного владычества над многочисленным местным населением, как это сделали британцы в Индии и великороссы на подчиненных им территориях. Смесь этих двух практик, когда колонисты из метрополии становятся значимым меньшинством, которое в культурной и экономической жизни господствует над потомками покоренного местного населения, является политически взрывчатой, как свидетельствует история войн в Алжире, Кении, Родезии и в Южной Африке. К этому списку можно добавить даже Ирландию. Западные люди начали колонизацию обеих Америк в XVI веке. Хотя большей частью это была колонизация в первом смысле слова, все же она не представляла собой заселения пустующих земель -- ведь существовали весьма развитые культуры ацтеков и инков в Мексике и Перу. Вторым вариантом колониализма было установление политического господства Запада над более тесно населенными и политически интегрированными районами Индии, Африки и юго-восточной Азии. В последние десятилетия XIX века этот процесс получил такое развитие, что вновь созданная Германская империя даже жаловалась на отсутствие возможностей для колониальных предприятий. Поскольку колониализм стал ассоциироваться с чем-то постыдным, стоит припомнить, что в Средиземноморье благодаря греческой колонизации и колониальным предприятиям Запада возникали колонии, свидетельствовавшие о несомненном успехе как с точки зрения нового поселения, так и с точки зрения метрополии. Колониализм разбросал семена быстрого роста в Южной и Северной Америке -- внушительное достижение. Но даже в Америках колониальный опыт и достижения Испании, Португалии, Англии, Франции и Дании очень различны. Испания и Португалия стали крупными колониальными державами, но ни у себя дома, ни в своих колониях не создали развитых капиталистических хозяйств. Их самые ценные колонии располагались в Латинской Америке, и они были утрачены в ходе войн за независимость, когда еще сами колониальные державы не вышли из докапиталистической стадии развития. Самым поразительным достижением британского колониализма было создание фундамента для развития ряда богатейших стран мира: Соединенных Штатов, Новой Зеландии, Канады, Австралии, Гонконга и Сингапура. Экономическое процветание колоний пошло на пользу и самой Британии, поскольку контролируемая и неравная торговля с экономически отсталой колонией гораздо менее выгодна для развитой страны, чем торговля с другой развитой страной. Франция создала и утратила большую колониальную империю, которая запомнилась кровавым крахом господства в Индокитае и почти столь же насильственным освобождением Алжира -- самой успешной из французских колоний. Глядя в прошлое; нет оснований считать, что колониальные предприятия положительно сказались на экономическом росте Франции. Утверждение, что экономическое процветание Запада имеет причиной империализм, основывается на том, что колонии представляли собой рынок сбыта товаров, производимых в развитых странах. Но этот аргумент относится главным образом к отдельным фирмам, участвовавшим в колониальной торговле. Во-первых, бедные и неразвитые страны, как правило, не располагают достаточно емкими рынками, так что возможности для эксплуатации здесь невелики. Достаточно большие рынки, которые могут служить базой для расширения производства в развитой стране, -это, почти по определению, рынки достаточно развитых стран, хотя это могут быть и непромышленные страны. Во-вторых, самый большой выигрыш от торговли с неиндустриализованными странами принесла торговля, не подчиненная империалистическому политическому контролю. Такая торговля развилась в результате создания заморских источников продуктов питания как в колониальных, так и в политически независимых странах Северной и Южной Америки, Австралии и Африки. В последние полтора столетия эта торговля была большим благом для растущего населения Западной Европы не в силу эксплуатации, но потому, что рост производства сдерживал мировые цены на продукты питания. Утверждение, что империализм есть адекватное объяснение экономических успехов Запада, сомнительно, прежде всего, потому, что периоды экономического роста западных стран и периоды их империалистической экспансии просто не совпадают. Империалистические Испания и Португалия не знали длительных периодов роста; Швейцария и скандинавские страны, достигшие значительных успехов в экономике, никогда не были империалистическими; Германия и Соединенные Штаты, являющиеся высокоразвитыми странами, очень поздно приняли участие в империалистических захватах. Британия и Голландия знали экономический подъем, но они были сильными еще до начала империалистической экспансии и продолжили рост после распада империй. История XVIII--XIX веков подсказывает, что в большинстве случаев экономический подъем был причиной, а не результатом империалистической политики: вновь обретенное экономическое могущество подталкивало к осуществлению безответственных заморских политических авантюр. Это, конечно, малое утешение для бывших колоний -- сознавать, что их покорили безо всякой корысти. 9. Рабство Некоторые подчеркивают роль рабства в экономическом росте Запада. Рабов крайне редко использовали в западной промышленности, если вообще использовали. Похоже, что от этого воздерживались не по моральным причинам; рабство -давний и широко распространенный институт, и в период промышленной революции оно было широко распространено в английских колониях, хотя и не в самой Англии. В Соединенных Штатах, если доверять рабовладельцам южных штатов и современным исследователям истории экономики, рабов не использовали в промышленности потому, что свободный труд был дешевле. Поскольку рабов не использовали в промышленности, вклад рабства в развитие Запада должен быть ограничен только доходами от работорговли и от производства сырья для западной обрабатывающей промышленности с помощью рабского труда. Прибыли от работорговли были невелики по сравнению с другими источниками капитала. Типичными примерами использования рабов для получения промышленного сырья являются текстильная промышленность Британии и хлопковые плантации на юге США. В последние десятилетия перед гражданской войной Англия удовлетворяла быстро растущий спрос на хлопок за счет импорта с американского Юга. Ясно, что увеличение импорта хлопка было следствием, а не причиной промышленной революции в Британии. Экономический вклад института рабства в рост хлопчатобумажной промышленности определяется величиной средств, сэкономленных промышленниками на импорте выращенного рабами хлопка. В предположении, что хлопок, произведенный свободным трудом на Юге, в Египте или в Индии был бы более дорогим, более высокие издержки привели бы к росту цен и к сокращению объема продаж хлопка и изделий из текстиля, поощряя производство хлопка в Египте, Индии и Бразилии, сокращая ценность хлопковых плантаций южных штатов и несколько ослабляя стимулы технологического развития в британской текстильной промышленности. Конечным результатом отказа Британии от импорта выращенного рабами хлопка стало бы незначительное замедление темпов роста текстильной промышленности в период до 1861 года. Труд рабов использовали и в Вест-Индии при производстве сахара. Но сахар производился для потребления, а не как сырье для европейской промышленности. Западная Европа познакомилась с институтом рабства в результате колонизации. Европейские страны, не знавшие политики колониализма, не знали и рабства. Напротив, Испания и Португалия были лидерами в политике колонизации и широко использовали в своих колониях труд рабов. И обе страны сильно отстали в развитии современной экономики. Как и империализм, рабство не может служить объяснением экономического роста, поскольку отсутствует связь между использованием рабского труда и экономическим ростом. Стоит еще раз подчеркнуть, что нас здесь интересует возможность объяснить экономический рост Запада политикой колониализма и применением труда рабов. Вопрос о том, был бы экономический рост бывших колоний более быстрым, если бы они не были колонизованы -- это совсем другой вопрос, и ответ на него для разных колоний будет различным. Приемлемость объяснения нередко зависит от причин, вызывающих потребность в объяснении. Некоторых, если они захотят узнать, как Джеймс Хилл построил большую северную железную дорогу, удовлетворит ответ: "Воровски". Но такой ответ никак не удовлетворит тех, кого интересуют вопросы финансирования и строительства железных дорог. Точно так же для некоторых целей достаточным объяснением того, как Запад стал богатым, было бы: "За счет выжимания пота из бедняков, притеснения и порабощения слабых". Но если кто-то, не являющийся гражданином Запада, хочет понять механизмы его экономического роста, чтобы помочь экономическому процветанию собственной страны, или если гражданин Запада хочет понять это, чтобы обеспечить и на будущее возможности роста, им потребуются другие объяснения. В конце концов, и за пределами Запада люди были знакомы с эксплуатацией, так же как это было и на Западе в древности и в средние века, но там не было замечательного экономического процветания, свойственного современному Западу. Историческое объяснение: западная система роста Где же нам искать объяснение? Непосредственными источниками западного роста были инновации в торговле, технологии и организации, а также вовлечение в производство все больших количеств труда, капитала и природных ресурсов. Уже в середине XV века инновация -- существенный фактор западного роста, а с середины XVIII века она стала всеобъемлющей и господствующей чертой хозяйственной жизни. Инновации охватывали торговлю, производство, сферу услуг, институты и организации. Неизбежные спутники широкого потока инноваций -- неопределенность, постоянный поиск, исследования, финансовый риск, экспериментирование и открытия -настолько широко проникли в процесс расширения торговли и разработки природных богатств, что фактически стали еще одним фактором производства. Наше время не является первым периодом прогресса западноевропейской экономики, хотя прежние периоды и не отличались таким размахом. Первой была эра Римской империи, когда Англия, Франция и Испания были римскими колониями. После V века, когда империя распалась, и наступили темные века, в течение пяти столетий Запад пребывал в упадке. После окончания эпохи темных веков наступил второй период экономического роста, начавшийся не позднее Х века, для которого были характерны рост населения, сельскохозяйственное освоение пустующих земель, рост числа городов, существенное улучшение технологий в военном деле, архитектуре, транспорте и сельском хозяйстве. В северной Европе с Х по XIV век рост носил преимущественно экстенсивный характер: растущее население вовлекало в сельскохозяйственный оборот все больше земель. Расширение, не сопровождающееся инновациями, в конце концов, наталкивается на серьезные ограничения для роста производства в расчете на душу населения. Не всегда легко различить рост, источником которого являются инновации, и рост, имеющий причиной накопление труда и капитала. Инновации зачастую требуют сопутствующего роста труда и капитала, и даже в самой консервативной экономике в длительной перспективе осуществляются некоторые инновации. Различие отчасти основывается на том, какой тип роста доминирует. Отчасти же это вопрос причинности: предоставляют ли инновации возможности для прибыльного инвестирования, накопления капитала и других ресурсов, или наоборот, накопление капитала создает возможности для инвестирования. В любом случае Запад все больше опирается на инновации, зависит от них. По мере расширения экономики стран Запада возрастал капитал, увеличивались расходы на образование, росло мастерство работников, населения. Но зачастую рост этих факторов производства происходил в ответ на инновацию, как постепенное создание условий ее реализации. Причинность не односторонняя, но все чаще инновации были причиной, а не следствием накопления капитала. Даже отстававший от экономического роста темп увеличения населения стал возможен только благодаря инновациям в технике сельскохозяйственного производства, а также в ряде других областей, в том числе в сфере здравоохранения -- без чего была бы затруднена урбанизация. За более чем двухсотлетний период экономического роста, связанного с инновациями, западную экономику столь основательно проанализировали и обследовали, что маловероятна возможность обнаружить какие-либо новые ее свойства, ответственные за процесс инноваций. Больше шансов на то, что некоторые элементы системы хозяйства, на которые регулярно ссылаются для объяснения цен, производства и распределения, выявятся как элементы системы роста: возможно, что такая их роль менее очевидна, поскольку их воздействие незначительно, теряется в потоке экономических событий и распространяется на столь значительные периоды времени, что причинная связь становится неуловимой и спорной. Например, и фирмы, и рынки, так же, как конкуренция, играли важную роль в процессе инноваций. Начнем с фирм. К середине XIX века западные общества предоставили своим предприятиям некоторые права, которые можно рассматривать либо как наделение властью принимать определенные решения, которые в большинстве других обществ принимаются политическими или церковными властями, либо как предоставление свободы от многих обычных видов политического и религиозного контроля. Четыре такие права образуют основу экономического роста, основанного на инновациях. Во-первых, ослабли политические ограничения при предоставлении отдельным людям права создавать предприятия. Главным затруднением при образовании новых предприятий стал недостаток денег или таланта, или того и другого, но не отсутствие лицензии или церковного благословения. Во-вторых, предприятиям было предоставлено право приобретать блага и сохранять их для перепродажи без каких бы то ни было ограничений (или с минимальными ограничениями). В-третьих, предприятиям было дано право из соображений выгоды расширять или совершенно менять сферу деятельности, и опять-таки при минимальных ограничениях. Политические или религиозные ограничения касались лишь тех аспектов многочисленных экономических выборов, открытых для предприятия и относящихся к характеру производимых продуктов или услуг, способу производства и продаж, запрашиваемым ценам, соотношению между собственным производством и перепродажей закупленного на стороне, которые затрагивали интересы всего общества. Наконец, хотя предприятия должны были платить установленные налоги на прибыль и их активы, они были защищены от произвольных захватов или экспроприации со стороны власти. В общем, предприятие стало центром принятия множества экономических решений, а убытки или прибыль от этих решений были признаны собственностью предприятия или, менее абстрактно, собственностью его владельцев. Фактически без предварительных размышлений и дискуссий Запад делегировал предприятиям права принимать решения, основные для процесса инноваций: какие идеи следует проверить, а какие можно просто отбросить. Ведь для экономической инновации важна не только идея, но и ее экспериментальная проверка в лаборатории, на фабрике или на рынке. Такие проверки стоят не дешево; они требуют ресурсов и компетентности (в производстве, в инженерной деятельности, в маркетинге) -особенно если изобретатель рассчитывает на прибыль. Эти ресурсы были у обычных фирм, описанных в учебниках по экономике, и именно они сделали фирму готовым центром для осуществления инноваций. Становление рынков было важным моментом в процессе децентрализации экономических решений вообще и инновационных решений в частности. Рынки, сравнительно свободные от политического и религиозного контроля, стали институтами для разрешения конфликтов интересов между предприятиями, потребителями и работниками. Подобно тому как фирмы добавили к своей более привычной роли производителей роль центров инноваций, рынки добавили инновационные функции к своей традиционной роли в установлении цен и размещении ресурсов. Рынки определяли успешных инноваторов и размер их вознаграждения. Реакция рынков свидетельствовала об успехе или провале новшества. Порой случались обращения к правительствам с просьбой о финансировании неудачных изобретений -- уже провалившихся или не имеющих шансов на рыночный успех, но такие призывы редко имели успех. Правительство приходило на помощь только когда речь шла о вооружениях или других продуктах, представляющих государственный интерес, а также в случае исследований по проблемам общественного здравоохранения и продовольственного снабжения. В процесс инноваций была вовлечена и конкуренция. Рыночные вознаграждения инноваторов зависели главным образом от их способности взимать высокую цену за уникальность продукта или услуги до тех пор, пока не появлялись конкурирующие или более высокого качества продукт или услуга. Иными словами, вознаграждение определялось тем, насколько данное изобретение опережало во времени своих имитаторов и последователей. Так было даже с патентами, продолжительность экономической жизни которых определялась только временем на разработку лучшей альтернативы. Поскольку предприятий было множество, и были открыты все возможности как для создания новых предприятий, так и для изменения профиля уже существовавших, конкуренция на рынке изобретений оказалась очень острой. Она обострялась в силу западной традиции предоставлять проигравшим самим распутываться с потерями, иногда очень значительными. Эта роль конкуренции в подстегивании изменений представляла собой заметный отход от традиционной ситуации, когда общества и их правители почти всегда сильно противостояли новшествам, если только те не обещали усиления власти и богатства самим правителям. В первые века западного роста изобретатели-ремесленники и их предприятия опирались большей частью на собственные технологические разработки. До 1800 года западная наука развивалась почти независимо от промышленности. Ее участие в разработке промышленных технологий было редкостью еще в начале века, но постепенно делалось все более частым явлением. Создание к концу XIX--началу XX века исследовательских лабораторий в промышленности внесло систему в связь науки и промышленности и сильно облегчило Западу подпитку экономического роста с помощью умножающихся научных знаний. Западные системы роста нуждались в социальном классе, способном воздействовать на инновации, имеющем мотивы или стимулы их осуществлять, обладающем идеями и способном противостоять могущественным социальным силам, враждебным изменениям, росту и инновациям. Поскольку инновации действуют против статус-кво, класс инноваторов должен действовать коллективно, так как он больше заинтересован в изменении, чем в сохранении статус-кво. Как бы ни были велики различия индивидуальных интересов внутри этого класса, все противоречия должны были регулярно разрешаться в пользу тех, кто заинтересован в изменениях. Мы подчеркиваем роль инноваций в истории западного роста. Децентрализация решений о внедрении инноваций, при децентрализации ресурсов, необходимых для осуществления этих решений и для присвоения доходов (или убытков), возникающих в результате этих решений, заслуживает не меньшего внимания как объяснение потока изменений в хозяйственной жизни Запада. Децентрализация экономической власти развивалась одновременно с выделением экономики в автономный сектор общественной жизни, с распространением экспериментирования для решения технологических, организационных и маркетинговых задач и с огромным увеличением разнообразия форм организации экономической деятельности в странах Запада. Нетрудно проследить развитие того, что составляет западную систему роста. 1. Автономизация экономической жизни и купцы Устойчивый экономический рост начался на Западе с того, что хозяйственные отношения в значительной степени вышли из-под политического и религиозного контроля. Переход от высокоорганизованного, полностью интегрированного феодального общества времен позднего средневековья к плюралистическому обществу Европы XVIII века стал возможен благодаря ослаблению политического и церковного контроля не только в сфере хозяйственной деятельности, но также в науке, искусстве, литературе, музыке и образовании. Ослабление политического контроля над экономикой происходило в различных формах. Возрастал объем торговли по нерегулируемым ценам, в отличие от торговли по ценам, определенным политическими властями. Эта торговля и доходы от нее послужили становлению класса купцов, живших тем, что покупали и продавали, в отличие от тех, кто продавал только произведенное своими руками. Параллельно ослабевал контроль со стороны гильдий и правительства за процессом создания новых предприятий. Например, в Англии, где гильдии имели право разрешать создание новых предприятий на территории своего города, самые предприимчивые индивидуумы избегали контроля гильдии, создавая новые предприятия в сельских местностях или в других городках. Не было ничего похожего на отмену контроля цен или общее дерегулирование; просто в результате развития, которое можно проследить с XII века в Северной Италии, предприимчивые купцы и ремесленники подыскивали себе все более благоприятные возможности для относительно свободного занятия торговлей и производством, пока к концу XVIII века старые формы торговли через "привилегированные (регулируемые) компании" купцов или ремесленников не отмерли. Как сардонически заметил в 1776 году Адам Смит, "быть только бесполезной -- это, пожалуй, самая высокая похвала, какую когда-либо может справедливо заслужить привилегированная компания..." [Адам Смит, Исследования о природе и причинах богатства народов (далее. Богатство народов), Москва, 1962, с. 528]. 2. Инновация через расширение торговли и открытие новых ресурсов По мере того как купцы освобождались от политического контроля, они вовлекали в товарооборот все большее количество товаров и все большие территории. Первые дальние торговые путешествия в случае успеха приносили грандиозную прибыль, по мнению некоторых наблюдателей, -- скандально большую. Но для понимания составляющих западного роста всего поучительнее тот факт, что купцы очень рано обнаружили крайнюю выгодность новых продуктов, нравящихся покупателям и не имеющих аналогов. Может быть, в период позднего средневековья они и шокировали своих коллег тем, что заставляли потребителей раскошеливаться на экзотические иноземные блага, вместо того чтобы сбывать им традиционные изделия местных гильдий, и, скорее всего, они приводили соседей-бюргеров в ярость тем, что увлекали одаренных юнцов от честных промыслов в опасные путешествия в неизвестные и зачастую языческие места. Но в современных терминах то, что они делали, называется инновацией и конкуренцией через инновацию. Трудно переоценить их роль в экономическом росте Запада. Важной характеристикой экономической системы, которая тесно связана с ростом, является развитие торговли и обмена как внутри страны, так и за рубежом. Отчасти это статистический артефакт, поскольку большинство показателей статистики экономического роста измеряют объем тех или иных аспектов торговли, но у этого явления есть и более глубокое значение. Обычно обмен не происходит до тех пор, пока обе стороны не видят в нем выгоды, отдавая что-либо, что каждая сторона может произвести (или приобрести) каким-то другим способом с большей легкостью, чем то, что получает взамен от другой стороны. Многие общины пытались удовлетворять свои нужды с помощью местной продукции, подобно феодальным поместьям средневековой Европы или деревенским хозяйствам в тр