Альвин Апраушев - Воспитание оптимизмом: Записки директора Загорского детского дома для слепоглухонемых детей Страница 2

Как-то Сережин отец, приехав навестить сына, подарил ему набор столярных и слесарных инструментов и взялся с его помощью отремонтировать домик на детской площадке. Они настелили полы, навесили дверь, вставили в нее замок. «Сережин домик» стал центром притяжения для многих ребят. Мальчик оказался радушным хозяином, охотно разрешая желающим поработать своими инструментами. Мечта Сережи — научиться все делать «как папа». С друзьями он и окна домика остеклил, стол сколотил и даже трубу дощатую на крыше возвел. Из домика часто слышны стук молотков, звук ножовки и детская возня.

Хороший парень Сережка. Доброжелательный, веселый, всегда готовый выполнить поручения старших. Да и малыши к нему льнут: одному велосипед починит, другого в домик пустит посмотреть, а то и молотком даст постучать...

Пропуская друг друга, наконец протискиваемся в калитку. Шум автострады остается позади. Навстречу нам в русло зеленой аллеи выплескивается солнце. После дымного шоссе особенно приятен запах утренней озонной свежести.

Редкие удары колокола доносятся со стороны Троице-Сергиевской лавры: четверть восьмого.

Перед нами несколько слева фасад красивого белого здания детдома. К нему ведет среди цветов и деревьев асфальтированная дорожка.

Оглушительно грохнув дверью, с крыльца сбегает высокий широкоплечий подросток в сильных очках. Хлопая спадающими ботинками, он приближается к нам. В его руке карандаш и бумага. Это Олег П. Крепкое рукопожатие, и начинается наш ежедневный утренний обход двора.

Олег заболел двусторонней пневмонией в возрасте одного года семи месяцев. И тут помог стрептомицин. Пролежав в больнице три месяца, малыш не только перестал ходить, но и сидел лишь с помощью многочисленных подушек. Вскоре обнаружилось отсутствие зрения и слуха, стала распадаться речь. В возрасте трех лет ребенок перенес первую операцию глаз, в четыре — вторую. В детском доме с шести лет.

Возможности общения Олега ограничивались скудным запасом нескольких жестов. Сколько ни бились педагоги, к словесному общению относился безразлично, и, к великому их отчаянию, шевеление пальцев перед своим лицом принимал за какую-то новую игру, улыбался радостно, но внимания не фиксировал.

Однако было замечено, что Олег заинтересованно следит за разговорами взрослых, вернее, за их жестикуляцией, позами, шевелением губ. Вот и решено было использовать это любопытство, чтобы проникнуть в сознание Олега с первым словом. Таким словом стал вопрос «Что?». Олега научили складывать его на пальцах, и, как только мальчик воспроизводил это магическое слово, беседующие должны были удовлетворить его любопытство. Смысл разговора передавался с помощью жестов, драматизации и слов, значения которых тут же объяснялись. С тех пор от Олега не стало покоя. Не только чужие беседы, но и поступки людей, их отдельные действия — все вызывало у него вопросы. Легкий рывок Олегова подбородка вверх, вопросительный взгляд широко распахнутых голубых глаз и шевеление пальцев, в которое можно было и не вглядываться, заранее зная — оно означает: что? Постепенно мальчик запоминал все больше слов, запас их стал достаточно богатым для общения.

Олег — необычайно жизнерадостный парнишка. Его трудно представить без улыбки на широком, толстогубом лице. Безотказный, физически сильный, Олег — незаменимый помощник завхоза. Одна беда — безалаберный, несобранный, неопрятный. Вечно у него смяты задники тапочек и даже ботинок, из-под брючного ремня торчит подол рубахи, пуговицы брюк расстегнуты, кончик ремня небрежно свешивается из-под пряжки. Все меры внушения действуют кратковременно. Олег улыбается, с готовностью приводит себя в порядок, а через минуту снова предстает в растрепанном виде. Что поделаешь? Все силы родителей были брошены на лечение и обслуживание ребенка, где уж тут воспитывать у него аккуратность. Вот и сейчас шнурки ботинок тащатся по асфальту, но делать замечание я не спешу. В голове рождается лукавый замысел, но его осуществление я откладываю до подходящего момента.

Мы подходим к кролиководческой ферме. Мальчик лет тринадцати кладет в кормушки траву из большой плетеной корзины. Девочка с ярко-голубым бантом в волосах передвигается вдоль клеток и тычет носиком маленькой лейки в поилки, свободной рукой проверяя уровень налитой в них воды. В открытую дверь сарая видно, как черноволосый подросток «взнуздывает» блеющую овечку, чтобы отвести ее на выгон.

Каждый день я вижу эти утренние хлопоты. В их привычной простоте и обыденности скрыт заряд огромной воспитательной силы. Эти повседневные дела — действенное средство развития наших детей, накопления опыта разнообразных впечатлений, обогащения эмоционального мира, становления нравственности. Утренние встречи с природой, общение с животными задают бодрый, мажорный настрой на весь день. Сколько радости от одной только овцы Катьки, от ее теплых доверчивых губ, подбирающих с детской ладошки овес, задорных, смешных прыжков, дружеской возни с собаками! А собаки!? Как приятно чувствовать через натянутый поводок нетерпеливую дрожь собачьего тела! Какой искренней привязанностью и любовью отвечают они на заботу и внимание!

В конце дня — новые ощущения, успокаивающие, снимающие нервное напряжение. Неторопливо устраивающиеся на насесте представители пернатого общества, мирно купающиеся в опилках под присмотром петуха декоративные курочки, безмятежно растянувшиеся под брюхом, крольчихи месячные крольчата. Иное состояние, иной ритм…

Сережа протягивает руку к забытому кем-то с вечера мешку. Мешок отсырел от вечернего дождя, и концы его тяжело свисают с крыши клетки. Непорядок! На листочке у Олега появляется запись: «Убрать с клетки мешок».

Я доволен. Утренние обходы — оправдавший себя способ мобилизации, деловой активности и самодеятельности ребят, формирования у них чувства сопричастности ко всему окружающему, ответственности и предприимчивости. Без умения видеть недостатки в окружающей жизни, без способности каждодневно вычленять участки ближайшего приложения собственных сил не может быть хозяина, человека активной жизненной позиции. Через свободно избранный и самостоятельно спланированный труд проходит путь к самоуправлению детского коллектива, воспитанию ответственного отношения к делу, заинтересованности в его результатах.

Словно балерины, на прямых ножках пробежали цесарки. Петух провел стайку кур к лужице на асфальте. На клумбе под флоксами тревожно закудахтала клуша, цыплята высунули головки из-под ее крыльев. Огонек приподнялся и замер. Лучи солнца зажигают ярким пламенем рыжую шерсть на спине собаки. Сережа, нагибаясь, показывает мне на Огонька: красиво! Бимка, проскользнув под брюхом Огонька, разразилась звонким лаем. Пес вздрогнул и напрягся, как натянутая струна, готов рвануться. Бимка всегда его провоцирует. Я осаживаю собак строгим «Фу!».

Сережа передает мне поводок и бежит в сарай. Возвращается с горстью овса и отсыпает немного в мою ладонь. Мы приседаем с протянутыми в сторону цыплят руками, и я тихонечко посвистываю. Цыплята настораживаются, крутят головками и, попискивая, бегут к нам. Приятно ощущать на ладони легкие толчки упругих клювиков, касание их пушистых головок, обонять теплый цыплячий запах.

Выходим на детскую площадку. (Ее мы называем новой. Она появилась после сноса старых сараев.) На площадке — качели, горка, спортивные снаряды, беседка и маленькое овсяное поле. А в овсе гуляют две лошади — красная и синяя. Но это только кажется издалека, что они гуляют по полю. На самом же деле овес настоящий, а лошади нарисованы на заборе. Рисунок символизирует нашу коллективную мечту о маленькой лошади — пони.

Наш путь лежит мимо сарая. В простенках между кирпичными столбами, подпирающими железную крышу, аккуратными стопками сложены кирпичи. Двери сарая открыты. В одной его половине — тара из-под краски, пустые ведра, в другой, словно винтовки в пирамидах, стоят штыковые и совковые лопаты, грабли, вилы. В глубине сарая ящики со стеклом, старая мебель, какие-то сантехнические детали. Справа от сарая за густым малинником — мастерская, сторожка, гараж. Сережа, ответственный за экономию электроэнергии, выключает лампы над дверью мастерской и воротами гаража. Заглядываем на огород, в сад. Олег записывает: «В теплице вставить два стекла, в огороде собрать помидорную ботву».

Дописав, Олег пытается тронуться с места. Не тут-то было! Это я придавил шнурок носком своего башмака. Олег, раскрыв рот, смотрит на меня своими глазищами сквозь мощные линзы очков. В ответ на его недоумение я складываю на пальцах: «Олег, пиши: завязать шнурки на ботинках». Парнишка крутит головой, смущенно смеется, пытается завязать шнурки, но я не даю, настаивая на записи. Олег в растерянности. Он представляет, как дежурный на линейке, распределяя поручения, записанные его собственной рукой, при всех прочтет этот пункт, и он, Олег, у всех на виду, торопясь и волнуясь, будет завязывать шнурки. Он не может понять, шучу я или на самом деле обрекаю его на позор. Мне жалко Олега, у него такой унылый вид. Я убираю ногу.