Три аксиомы - Зыков Иван Максимович Страница 3

— Все, все газеты, какие есть!

Но в газетах не появлялось никаких сообщений об открытии лесной полосы, и с каждым днем старик становился мрачнее:

— Конфликт на Суэцком канале, обмен посланиями с президентом Эйзенхауэром, уборка хлебов на целинных землях, — ну, это, конечно, важнее наших посадок. Мир занят большими делами, до нас ему нет дела. Но вот еще пишут: «Футбольная команда выиграла с хорошим счетом… закончились состязания по гребле». Тут уж могли бы заметить и нас.

И однажды он вышел из себя:

— Прочтите-ка, что тут написано! «Шахматная партия отложена с одной лишней пешкой». А? Как вам понравится? Лишняя пешка! Ох-хо-хо! Мы пешек на шахматную доску не ставили, мы всего-навсего поставили на карту страны 250 километров леса. Про нас не пишут.

Обескураженные лесоводы недоумевали:

— Помните, как шумела печать о лесных посадках лет семь назад? Громко хвалили нас, а мы в ту пору только готовились к работе и делали первые ошибки. А вот теперь достигли крупного успеха — и молчат.

— Мы вышли из моды, — подвел итог Годунов, — а все-таки работу надо продолжать.

И продолжали, потому что через Волгоградскую область проходят еще четыре другие государственные лесные полосы. И работали с не меньшим усердием и успехом. А пишут или не пишут — не все ли в конце концов равно?

В 1957 году была сдана вторая выращенная государственная лесная полоса Белгород — Дон, а в 1958 году еще две: Пенза — Каменск и Воронеж — Ростов-на-Дону. Общая протяженность действующих зеленых заслонов достигла 2450 километров.

Большой это факт или малый? Во всяком случае, не пешка на шахматной доске. Если отпечатать карту СССР на спичечном коробке, то и в таком масштабе линия длиной в 2450 километров будет достаточно заметна. Это две трети длины Волги. Вот это какой факт!

Но и на этот раз газеты не обмолвились ни словом.

Само по себе умолчание о посадке и открытии государственных лесных полос, взятое изолированно, ничего особо удивительного в себе не заключает. Мало ли к чему у людей нет интереса.

Удивительное, граничащее с невероятным выделяется в сопоставлении. Извлеките из архива любую центральную или периферийную газету, стряхните пыль, раскройте любой номер за 1949 год, и там всюду найдете статьи, заметки, очерки о лесных полосах.

Это те самые полосы, на открытии которых мы присутствовали и о которых газеты в конце 50-х годов не издали ни ползвука.

А в 1949 году о них кричала вся наша печать. Карты этих полос на огромных фанерных щитах были выставлены на площадях и даже в фойе кино и московских театров. В журналах появилось немало литературных произведений на ту же тему. Композитор Шостакович написал ораторию «Песнь о лесах». Художники изображали лесопосадки на картинах. Словом, все музы, каждая на своем языке, прославляли лесные заслоны против суховеев. А никаких заслонов в ту пору еще не было, разрабатывались только проекты их посадки, да кое где начиналась подготовительная работа.

Почему же так?

Да потому, что мода такая! В 1949 году было принято приукрашивать действительность, преувеличивать достижения и замалчивать непорядки; потом привилась манера отыскивать острые конфликты. Прежде модно было говорить о лесопосадках, потом пришла мода рассуждать о лесоистреблении, опустошительных рубках и вообще о всяких непорядках в лесу. А о посадках молчали.

На Украине, за послевоенное двадцатилетие посажено 2 миллиона 600 тысяч гектаров леса. Наши лесоводы одержали победы, граничащие прямо-таки с чудом. Вот, например, более ста лет безуспешно пытались вырастить лес на Нижнеднепровских песках в районе Цюрупинска и Голой Пристани, но деревья отказывались там расти, а теперь достигнуты хорошие результаты на обширных площадях. Трудно даже поверить, что в сухой и жаркой Калмыкии создано лесное кольцо вокруг Элисты, где прежде ветер гонял летучий песок. А где об этом сообщалось? Не модно! Такие вести противоречили бы нынешним представлениям об «истребляемых» лесах.

Плохая это шутка — мода, заслоняющая правду. Мешает она разглядеть хорошее и худое, не позволяет понять причину того и другого и тем самым закрывает поиски правильных путей к исправлению существующих непорядков.

Давайте поговорим о наших лесах не по моде, а по правде! Никакой позолоты и никакой сажи! Не станем замалчивать ни достижений, ни прорывов, ибо в жизни они сосуществуют рядом.

Так, значит, есть в нашем лесном хозяйстве прорывы и непорядки?

Как не быть! Множество! Гораздо больше, чем знают о них печальники оскудения природы. Да только вопрос в том, насколько непорядки длительны и неисправимы, какое значение они имеют для судеб нашего народа. Рисуется ведь это дело обычно так: для заготовок древесины мы вырубаем слишком много лесов (на наш век их, быть может, хватит), но потомкам оставим страну разоренную и непригодную для жизни.

Я пробовал доказывать обратное, а люди не соглашаются, кроют меня картой уничтожения лесов чеховского доктора Астрова и упрекают в непочтительности к Чехову.

А я хочу помнить другое. Ни один из русских писателей не глядел в будущее с таким доверием, как Чехов. Ведь он не уставал повторять, что в будущем «вся Земля обратится в цветущий сад».

Стало быть, в глазах самого Чехова общий ход жизни определился не теми процессами, какие запечатлелись на карте доктора Астрова, а другими линиями развития, способными стереть докторскую карту и привести к будущему расцвету.

Жизнь — это множественность явлений и процессов.

Я однажды сидел во время ледохода на берегу Москвы-реки у деревни Старая Руза. На середине русла льдины неслись влево, вниз, как положено по законам течения рек. А около берега, у самых ног, вереница льдин двигалась все время в обратную строну.

Объясняется очень просто: вода поднялась, залила берега, образовались заливы и мысы — ходу воды препятствия. Да еще мост стоит на быках. И вот, наталкиваясь на препоны, вода ответвляет струи, идущие вспять.

Река жизни куда сложнее, больше в ней всяких переплетающихся струй и водоворотов. Чтобы понять, куда она течет, следует смотреть не под ноги себе, а подальше.

Надо приглядеться ко множественности фактов, происходящих в наших лесах, проследить, какие явления отмирают, какие нарождаются и какие должны победить.

А главное — надо судить не по моде, а по правде.

Та или иная оценка процессов, происходящих в природе в результате хозяйственной деятельности человека, имеет большое идеологическое значение. Портим мы природу или обогащаем, к чему идем: к благу или к разорению? — решение этих вопросов далеко не безразлично для устоев нашего миросозерцания и для наших политических взглядов. Коли грозит разорение, то кисло становится на душе и невольно опускаются руки.

Классик лесной науки Г. Ф. Морозов, чья деятельность направлялась одной пламенной страстью «сберечь, сохранить великое народное достояние — народный лес», в 1916 году читал в Петербургском лесном институте прощальные лекции. Изданные уже после его смерти, они звучат как завещание. Морозов говорил: «Пессимистическое воззрение Руссо, что все, исходящее из рук творца, совершенно и все, к чему прикасается человек, теряет совершенство, думается мне, не может быть общепризнанно. Тогда надо кончать самоубийством. Мне, наоборот, представляется культурная деятельность человечества, и в частности воздействие человека на природу, в другой окраске».

А вообще-то воздействие человека на природу и защита природы от возможных вредных воздействий — вопрос острейший.

Наиболее чувствительны к любому вмешательству водоемы, а именно водоемы играют выдающуюся роль в жизни всей нашей планеты. Всем известно, что Гольфстрим выполняет функции теплоцентрали, обогревающей Европу. Мы с вами, читатель, поедем в дальнейшем по нашей стране и увидим, что поворот Беломорского течения изменил десять тысяч лет назад климат всего Северного полушария и заморозил Сибирь, хотя Сибирь находится довольно далеко от Белого моря.