Наталья Дужина - Путеводитель по повести А.П. Платонова «Котлован»: Учебное пособие Страница 12

Подведем предварительный итог «домостроительной» проблематики «Котлована». Итак, «общепролетарский дом», предназначенный для спасения людей «от непогоды и невзгод», является и реалистическим образом, и образом-сим-волом. Как реалистический образ он опирается на реальные проекты по строительству домов, быта и городов нового типа и ставит проблемы создания удобного жилища и теплой душевной атмосферы дома, преодоления взаимной отчужденности жителей города. Как образ-символ «общепролетарский дом» обобщает теорию и практику «построения социализма» и имеет два аспекта: идеальный и реальный. В своем идеальном аспекте «общепролетарский дом» предполагает две стадии: «единый дом» в центре города («социализм в рамках одной страны»), а затем башню в середине мира (социализм в мировом масштабе).

И вот на строительстве «дома» появляется и остается жить сирота Настя — безусловно, тоже один из главных символов «Котлована» и к тому же как-то связанный с «общепролетарским домом». И хотя Насте посвящено немало исследований, вопрос о значении образа девочки-сироты остается открытым. Определенную помощь в ответе на него может оказать знание реального контекста и принципов поэтики платоновской повести. Образ Насти построен так же, как и образ «общепролетарского дома»: его смысловой компонент опирается на несколько близких, но не тождественных значений, и в ходе повествования допускает ряд сдвигов. При этом трагическая история Настиной жизни типична для ребенка непролетарского происхождения и иносказательна от первого до последнего эпизода. Аллегорическое значение имеют детали биографии и личные черты маленькой героини, обстоятельства появления при «общепролетарском доме» и смерть.

Настя — дочь «буржуйки» Юлии, которую еще до революции любили пролетарий Чиклин и интеллигент Прушевский. Как все «буржуи», Юлия обречена. Девочка же спасена от почти верной смерти (Анастасия[70] в переводе с греческого означает воскрешенная, как отмечали многие исследователи) и вынесена пролетарием Чиклиным из «гроба», в котором осталась лежать ее мертвая мать. Чиклин приводит Настю на стройку. Но девочка тоскует по умершей матери, не выдерживает такой жизни и тоже умирает.

Символичность этой ситуации обратила на себя внимание уже с первой публикации «Котлована» на Западе. А. Киселев, откликнувшийся на появление столь необычного произведения советского писателя статьей в журнале «Грани» (1970 г.; статья опубликована под псевдонимом: А. Александров), высказал предположение, что повесть Платонова посвящена судьбе России; умершая и оставленная лежать под спудом мать Насти символизирует вечную Россию, Россию историческую, ушедшую в прошлое без возврата; сама же Настя является символом новой советской России, ставшей «сиротой» без России исторической и по этой причине погибающей[71]. Это ценное наблюдение осталось почти без внимания исследователей, а ведь сравнение маленькой героини с юной страной находит подтверждение в тексте «Котлована»: Платонов неоднократно ставит Настю в прямую параллель с «девочкой-эсесершей». В этой связи вывод о значении образа Юлии напрашивается сам собой. При такой интерпретации двух женщин — матери и дочери, старой и молодой — значимым оказывается юность, буржуазное происхождение и сиротство девочки. Они указывают на молодость страны, которая была плотью от «буржуйской» плоти, но в новых исторических условиях осиротела и пытается забыть о своем происхождении. С трактовкой образов матери и дочери как символов двух Россий согласуется замечание Эл. Маркштейн, считающей смерть Насти эпизодом, в иносказательной форме говорящем о невозможности будущего без прошлого, настоящего без исторических корней.

Такие черты Настиной биографии, как происхождение и сиротство, требуют особого комментария. Дело в том, что Платонов всегда был убежден в непролетарском родословии советской России и повторял эту мысль неоднократно, например в ранней статье «Воспитание коммунистов» (1920):

«Пролетариат рожден буржуазией и тоже не сбросил, еще носит буржуазные многие замашки, буржуазную привычку мыслить и жить. С этим надо кончить. Прошлое надо отрубить от грядущего, раз навсегда забыть вчерашний день».

Маленькая героиня «Котлована» как раз и воплощает эту давнюю мысль писателя: рождение нового общества от буржуазии, отрыв прошлого от грядущего, забвение вчерашнего дня. Только теперь Платонов видит в этом опасность для советской России.

Другой важный фактор Настиной биографии — ее сиротство — многие исследователи называли причиной смерти девочки. Эта частая в прозе Платонова биографическая подробность тоже имеет символическое значение. Важность для писателя темы сиротства подчеркивает Н. Корниенко: «Сиротство героев Платонова — это не индивидуальная черта их характера, а знак-символ разрушенной целостности национальной жизни и обезбожения мира»[72]. Вероятно, и Настино сиротство символизирует отрыв советского общества не только от исторических корней, но и от Бога как небесного Отца.

Настю часто связывают с темой «социалистических/пролетарских детей» и «социалистического поколения»[73]. Однако пролетарским ребенком, как мы показали, она не была. Более того, знакомство с документами конца 1920-х — начала 1930-х годов показывает типичность Настиной судьбы именно для «буржуазных» детей и обилие сирот «непролетарского происхождения» в молодой стране Советов, а также наводит на мысль о том, что Платонов не случайно выбирает такого ребенка для олицетворения «девочки-эсесерши». Периодические издания этого времени поражают как представительностью детской темы, так и строгой дифференциацией детей по социальному происхождению: «новое поколение» отождествляется только с детьми рабочих, батраков, бедноты и колхозников. За ними видят будущее, о них предлагают заботиться, для них требуют школ, дошкольных учреждений и пр. О печальной судьбе других детей говорят неофициальные вестники эпохи — письма:

«Многоуважаемый тов. Луначарский. Я с подругой просим вас ответить на один важный вопрос <…>. В программе для поступающих в техникумы мы прочли, что дети, родители которых лишены избирательных прав, или же сами они не допускаются даже до проверочных испытаний. Да и теперь на примерах в настоящее время мы видим, что детей, родители которых в старое время жили на нетрудовые доходы, вычищают из школ II ступени и высших учебных заведений. Скажите, чем виноваты эти дети? Что родители их когда-то жили на нетрудовые доходы? У таких родителей большей частью дети отличаются замечательными способностями <…>. У большинства таких родителей не осталось ничего от прежней жизни <…>. В Советском Государстве, по нашему мнению, молодое поколение должно быть равноправно, так как молодому поколению придется строить новую лучшую жизнь и уничтожать остатки старого дряхлого быта. <…> Не подумайте, что мы дети лишенцев, нас интересует будущее этих детей»[74].

Больше всего свидетельств о трагической участи «классово-чуждых» детей в письмах «раскулаченных» и сосланных на север крестьян: от голода, холода и неустроенности их дети ежедневно умирали сотнями. Как свидетельствуют документы, целые штабеля из детских трупов можно было видеть вблизи тех мест, где жили переселенцы. Письма и жалобы крестьян переполнены отчаяния: «Дети не должны умирать как класс»; «Это была революция. Она всегда побеждает, имея жертвы», но нельзя приносить «детей в жертву революции». Отправляясь в ссылку, многие крестьяне просили власти оставить детей у родственников, но им отвечали: «Мы хотим вырвать зло с корнем»[75]. И вот для олицетворения молодой пролетарской страны Платонов выбирает одного из таких многочисленных «буржуазных» детей-сирот, очевидно, не без полемики с официальной идеологией, которая не оставляла им будущего. Писатель как бы предупреждает: «девочка-эсесерша» сама разделит судьбу детей, принесенных в жертву социализму.

Как было отмечено выше, Платонов допускает несколько сдвигов смыслового компонента образа главной героини своей повести. В некоторых контекстах Настя олицетворяет не столько «девочку-эсесершу», сколько «новое историческое общество», с которым ее связывают личные черты, также имеющие аллегорическое значение. Как олицетворение «нового исторического общества», Настя оказывается далекой от идеала. Грубая, жестокая, обработанная софистикой, не знающая отца и потерявшая мать; гомункулюс из алхимической реторты устроителей счастья — так характеризует юную героиню платоновской повести Эл. Маркштейн[76]. М. Геллер называет девочку, не знавшую отца и сначала потерявшую мать, а потом отрекшуюся от нее, уже мертвой, — «безотцовщиной». Эти черты и были свойственны тому историческому обществу, которое создавалось после революции и с которым Платонов прямо отождествил маленькую героиню в более поздней приписке к машинописному тексту повести.