Георгий Адамович - Сто писем Георгия Адамовича к Юрию Иваску Страница 12

Несколько слов об «Опытах». Уровень — высокий — соблюден, но не могу сказать, чтобы я чем-нибудь в них был очарован. Это, конечно, не упрек: Ваша редакторская функция действий правильно <так!>, и вообще я, написав это, вспомнил какие-то советские стихи, которые давно мне понравились:

Парень твой похож на птицу,

Клювоносый, нехороший,

То есть, может, и хороший,

Только мне не по душе…[224]

Стихи — в «Опытах» — как стихи. Сказать — или возразить — нечего[225].

Кантор: о нем я Вам уже писал[226]. Марков, по-моему, хуже, чем мог бы быть[227]. Все как-то мимо, не о том, не так, — особенно если вспомнить его «Аркадию». Пастухов с Рюриком Ивневым: ну, об этом все ясно[228]. Кстати, он переврал стихи Рюрика: не «веслом загребая», а:

Только ветер, весла срывая…

так что и его возражение ни к чему. И не «я всегда до тебя доберусь», а «как-нибудь до тебя доберусь»[229].

Стих<и>, правда, хорошие. Я был с Рюриком очень дружен, много о нем — и его — помню[230].

Краса и очарование «Опытов» — Поплавский. Беру назад свои слова, что ничем не очарован! «Аполлоном Без<образовым>» очарован. Как хорошо, какой талант, какой ум во всем[231]. За одно то, что «Опыты» печатают Поплавского, Вы с Марией Самойловной удостоитесь памятника.

Ну, a pour la bonne bouche — Марина Ц<ветаева> и Штейгер, я читал ее в смятении и ужасе: ничего более бабье-вздорного, трагикомического и жалкого давно мне не попадалось! На Вашем месте я бы эти эпистолярные шедевры отверг без секунды колебаний[232].

Еще два слова о библиографии: не кажется ли Вам, что надо бы поменьше взаимных расшаркиваний, поклонов и восхищений? Так бывало в «Совр<еменных> Зап<исках>»; но едва ли это достойно подражания. Что, например, написал Кленовский о Маковском, Федоров о Зайцеве![233] Вы вышли из положения (Ремизов) удачно, ограничившись цитатами, но и у Вас вступление — в дрожи восторга[234]. Конечно, мы — в кругу знакомых и друзей, но даже друзьям мы вредим этим. Если Вильчковский что-нибудь обо мне написал резкое, пожалуйста, оставьте как есть[235]. Никаких претензий я Вам не предъявлю. Он звезд с неба не хватает, но пусть пишет что хочет, если Вы вообще его в «Опыты» допускаете. Я говорю Вам о нем только с личной точки зрения, п<отому> что Вы мне о его полемике со мной по поводу Штейгера сообщили.

Теперь о письмах.

Я разобрал то, что у меня сохранилось, и начну именно со Штейгера.

Есть несколько его милых, прелестных писем, но таких, из которых выписки сделать можно лишь кое-где, кое о чем: все — личное, и в отношении меня слишком дружественное, чтобы мне не было неловко дать это в печать. Зато есть очень длинное письмо Аллы Головиной с подробным рассказом о последних днях и смерти ее брата и многом другом. Письмо это она прислала мне лет 10 назад с тем, чтобы прочесть его на вечере памяти Ш<тейгера>. В нем есть и о Цветаевой, и, что опять меня стесняет, — довольно много обо мне. Но сделать из него выписки (сохранив 9/10) — очень легко. Если хотите, я Вам его пришлю. Конечно, надо бы получить разрешение Аллы Г<оловиной> его напечатать, в случае, если оно Вам покажется для «Опытов» пригодным[236].

Письма Гиппиус. В каждом — колкости по адресу всяких современников, так что ни одно не возможно без пропусков. Но много интересного. Я возьму их в Манчестер и там сделаю выписки, перепишу и Вам пришлю.

Еще нашел — письма Бунина, среди которых есть и забавные, и любопытные, и другие, более ценные (напр<имер>, о Чехове). Я их тоже возьму в Манчестер, но не знаю, желательны ли они Вам? В смысле «читабельности» — это первейший сорт, ну а мыслей не так много, да и мысли бунинские, т. е. не «опытные»[237].

В Манчестер я еду 15-го января.

Жду корректуру, пожалуйста, пришлите. Верну в тот же день, честное слово!

Что значит Ваша поездка на 4 месяца для лекций? Будут ли продолжаться «Опыты» или это им повредит и помешает?

Письмо вышло рекордно длинное. До свидания. Крепко жму руку. С Новым Годом!

Ваш Г. Адамович.

<Адрес в Манчестере >

39

20/I-<19>56 г. <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович

Пояснительная записка к приложенным письмам.

1) Письма Гиппиус[238].

Их у меня много. Я выбрал некоторые, по-моему, интересные. Сначала хотел сделать выписки, но у меня нет сейчас достаточно времени, да и лучше предоставить это на Ваше усмотрение. Берите из них что хотите, — только не то; где есть что-либо обо мне, притом лестное. Вы понимаете, конечно, мои доводы: выйдет, что я дал их в печать для этого (хотя бы отчасти! но не хочу и «отчасти»).

Затем, если есть что-нибудь слишком колкое — напр<имер>, где-то о Берберовой — лучше бы пропустить[239].

2) Письма Бунина.

Я сделал выписки, но, пересмотрев их, думаю, что следует ограничиться теми, которые у меня под №№ 3,4, 5 и 6. Это — добавление к его книге о (?) Чехове, и потому оправдывает опубликование именно теперь.

Другое — ни к чему.

3) Письмо А.Головиной.

Та же просьба, что и о Гиппиус: выпустить то, что относится ко мне.

Затем две просьбы общие:

1) Вернуть мне все письма, когда Вы их используете.

Если потеряете, отрекусь от Вас навеки, подам в суд и пожалуюсь Айзенхауэру[240].

2) Прислать мне до отсылки в типографию весь текст, т. е. все, что Вы выберете. Я должен видеть то, что будет напечатано — а верну тексты немедленно.

К письмам Гиппиус я хотел бы дать несколько слов вступления и, м<ожет> б<ыть>, примечания, если не все понятно. О Бунине — написать, что это дополнение к книге о Чехове, на те же темы[241].

От Аллы, конечно, нужно разрешение.

Не отложите ли Вы все письма (кроме, пожалуй, Бунина) на № 7, если № 7 будет? Ведь займут они много места.

Впрочем — Вам виднее.

Ваш Г. А.

40

6/II-<19>56 Manchester

Дорогой Юрий Павлович

При сем — заметка о сборнике Мандельштама. Это мелочи, но в духе «Опытов», по-моему. Надеюсь, пригодится[242].

Я не знаю Вашего адреса, думаю — письма Вам передадут[243].

Ваш Г. Адамович

Получили ли пакет с письмами (Гиппиус, Бунин, Алла Г<оловина>)?

41

18/II-<19>56 Манчестер

Дорогой Юрий Павлович

Отвечаю, как Вы просите, сразу на два письма, пришедшие почти одновременно.

Меня удивило Ваше долгое молчание. Письма Гип<пиус> и Бун<ина> я послал Вам чуть ли не месяц назад, air mail. Неужели только теперь их Вам переслали со старого адреса? Нового я тогда не знал.

Удивляет меня и то, что, по-видимому, Вы очень спешите с письмами Бунина, хотя тут же пишете: «Они — для № 7». А 7-й номер будет едва ли раньше осени, если вообще будет! Не ошиблись ли Вы — т. е; не № ли 6?

Ну, это все равно.

С текстом писем Б<унина> все в порядке, кроме одной невозможной опечатки. В стихах Чехова не Акулина Петровна,

а

Акулина Пантелевна (рифма: Плевна!)

Я не возвращаю Вам текста, п<отому> что наверно он у Вас есть.

Гиппиус и Аллу <Головину> — конечно, лучше оставить «на потом». Но не Бунина, книга которого о Чех<ове> недавно вышла.

Затем, очень прошу — если можно, добавить две строчки к заметке о книге Мандельштама[244], на прилагаемом листочке.

Зачем Вы меня в декабре торопили с «Комментариями»! Я бы их написал толковее, если бы не спешил (впрочем, всегда все пишу в Последнюю минуту).

Был бы очень рад получить Вильчковского о Штейгере, если он на меня ополчился[245]. Это правильный метод при лояльности: «иду на вы».

Кажется, все.

Крепко жму руку

Ваш Г.Адамович

P.S. Вы, очевидно, захлопотались: вдруг на конверте написали 204, Ladybarn Road. Не 204, а 104!

<Приложение:>

Добавление к заметке о книге О.Мандельштама.

После абзаца об Ахматовой, непосредственно вслед за словами о впечатлении, которое она производила на эстраде:

Нет ли ошибки в пятой строке

Зловещий голос, горький хмель…

Насколько помню, было «зовущий». «Зловещий» — непонятно, почти бессмысленно.

42

3/III-<19>56 <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович

Спасибо за возвращение писем Гиппиус и Аллы. С удивлением прочел, что письмо мое Вам было «грозное». Что я такое Вам писал? И о чем?

Удивление мое еще и по поводу того, что Вы просите указать, согласен ли я с выбором писем Гиппиус, ждете вступительной статьи или заметки и т. д. Ведь это все к 7<-му> №!! Значит, к осени, да? К чему же все это Вам теперь? Или Вы хотите иметь матерьял «впрок»?