Лев Колодный - Кто написал «Тихий Дон»? Хроника литературного расследования Страница 23

«В 1918–1919 гг. работала в Биб. Отд. ЦК партии», – пишет в автобиографии Евгения Григорьевна, продолжавшая и в Москве заниматься книжными делами.

Из автобиографии можно узнать, что избиралась она депутатом районного Совета, была неоднократно членом партийного бюро, «женорганизатором», редактором стенной газеты. Пока у нее оставались силы и возможности, до «большого террора», всю себя отдавала общественной работе, библиотеке, делу, которое любила и знала, будучи высокоэрудированным человеком, с детства привыкшим самостоятельно черпать из книг знания и культуру.

Последняя ее должность до ухода на пенсию (к чему ее вынудили жизненные обстоятельства, а о них речь впереди) – заведующая библиотекой МК, где она служила с 1929 по 1939 год. Указаны в автобиографии еще одно место работы и должность, которую она занимала до перехода в библиотеку: «1926–1929 г. Зав. Отделом изд-ва МК ВКП(б) «Московский рабочий»». Вот здесь-то в возрасте 47 лет и познакомилась Евгения Григорьевна с автором «Тихого Дона».

Даже такой документ как автобиография, однако, не отвечает на вопрос: чем объяснить тот факт, что именно Евгении Григорьевне посвятил Михаил Шолохов знаменитый рассказ – ведь дружил он и с другими сотрудниками издательств, со старыми членами партии?

Были, конечно, какие-то другие обстоятельства, которые могли бы пролить свет на долговечную дружбу писателя и «члена КПСС с 1903 года», сцементировавшие их отношения, поддерживаемые до конца дней. Была у Евгении Григорьевны, очевидно, какая-то душевная притягательная сила, позволившая сохранить добрые чувства и, когда деловые контакты оборвались, хранить их, несмотря на разницу в годах, несмотря на расстояния между Москвой и Вешенской и долгие годы. Кое-что сегодня об этом может рассказать только один человек, на глазах которого прошла жизнь Евгении Григорьевны, – ее дочь Маргарита Константиновна Левицкая-Клейменова:

– Моя мать была из тех, кого мы привыкли называть русской интеллигенцией. Мать никогда не искала для себя выгод и привилегий. Когда ей предлагали их – она от них отказывалась. Вот эти духовные свойства, я думаю, и потянули к ней Михаила Шолохова. Другого такого человека он не встречал. Считал второй матерью, так и называл ее. Это были с его стороны не просто слова. Когда маме исполнилось 79 лет, у нее обострилась давняя болезнь – запущенный диабет, развившаяся на этой почве слепота и другие возрастные недуги. Шолохов по своей инициативе привез к ее постели знаменитого профессора Мяснинова для консультации. Врачи считали больную обреченной. Шолохов так не считал и уговорил профессора-хирурга Гуляева сделать матери сложную операцию – ампутацию ноги. Михаил Александрович не мог сдержать слезы в больнице. Плакал. Навещал после операции. Она прошла успешно, рана зажила хорошо. Шолохов продлил жизнь матери еще на полтора года.

О том, как помогла мать ему как издатель, – продолжает Маргарита Константиновна, – вы читали в книге Алексея Улесова. Тут только что я хочу добавить. Ведь многие, в том числе известные наши писатели, считали, что Михаил Шолохов пишет в «Тихом Доне» не то, что нужно. Так, Федор Панферов однажды в сердцах высказался, обращаясь к Евгении Григорьевне: «Посоветуйте вашему приятелю сделать Григория Мелехова нашим». Таких советов, конечно, она никогда не давала. Мнением матери Михаил Александрович очень дорожил, прислушивался к каждому ее слову.

Когда началась коллективизация на Дону, проходившая, как известно, драматично, Михаил Шолохов приезжал в Москву, делился своими наблюдениями, сомнениями, переживаниями. Помню слезы на его глазах, когда он рассказывал о перегибах в коллективизации. Е.Г. передала копию письма Шолохова к ней одному из секретарей МК партии. Тот передал письмо в ЦК партии Сталину. Потом состоялась встреча Сталина и Шолохова. Таким образом Левицкая содействовала знакомству писателя и вождя.

Когда Михаил Александрович в середине тридцатых годов стал всемирно знаменит, мать опасалась, что у него закружится голова, и он изменится как личность, да и я высказывала свои сомнения, как и мать. Я полагала, что «поэт должен быть голодным», так, кажется, говорилось в одном из стихотворений моей молодости. Шолохову в зените славы все было, как нам казалось, доступно, все позволено, перед ним открывались любые двери. Но славу свою он употреблял во благо, многим помог в трудную минуту жизни, в том числе и мне.

Когда в ноябре 1937 года случилось несчастье с моим мужем Иваном Клейменовым (ему были предъявлены необоснованные тяжкие обвинения), я дала телеграмму в Вешенскую. Вскоре Шолохов появился в Москве и пригласил в гостиницу «Националь», где тогда останавливался. Прихожу в номер и вижу его в окружении трех товарищей, его земляков, руководящих работников Вешенского района. Среди них, хорошо помню, находился секретарь райкома Луговой, друг Шолохова. Все они, эти товарищи, сидели в одинаковых костюмах, одинаковых галстуках и все – коротко остриженные, как новобранцы.

«Это все дружки твоего Ивана», – представил Шолохов мне своих друзей. Их ему удалось спасти. Михаила Александровича отличало бесстрашие.

«Если они виноваты, я тоже виноват», – говорил он тогда и Сталину, и главе НКВД Ежову, ходатайствуя за руководителей района. Старался помочь и Ивану Клейменову. Ходил на Лубянку хлопотать за моего мужа.

«Ваш друг слишком горяч был», – так ответили ему, когда навели справки о судьбе мужа… Вскоре после этого пришлось Шолохову помогать мне. Приговор был отменен. Мама, Евгения Григорьевна, дала мне об этом телеграмму. В июне 1941 года я освободилась. А вскоре началась война, и я пошла добровольцем в действующую армию. Служила на Калининском фронте, в госпитале.

Как память о фронтовом прошлом, вижу новенький орден Отечественной войны, врученный Маргарите Константиновне как участнику Великой Отечественной войны в дни, когда отмечалось сорокалетие Победы.

Дети Клейменовых – Лариса и Ирина – долгое время оставались на попечении бабушки Евгении Григорьевны Левицкой, которая была их официальным опекуном.

В нескольких словах хочу дать представление и о трудовой биографии Маргариты Константиновны, дочери Е.Г. Левицкой. Она служила в Совнаркоме, где ей «посчастливилось», как она говорит, присутствовать на многих заседаниях правительства, почти ежедневно видеть главу государства и партии, членом которой стала в 1920 году.

И еще при первой нашей встрече я узнал:

– Михаил Шолохов, будучи в Москве, бывал у нас в доме, – говорит Маргарита Константиновна, – он дружил с братом моим Игорем – с ним они были почти одногодки, дружил и с мужем Иваном Клейменовым, охотился с ним на Дону.

Вот поэтому, когда Шолохов с писателями Василием Кудашевым и Артемом Веселым ехал к Максиму Горькому на Капри проездом через Берлин, они часто встречались с нами. О тех шолоховских днях в Берлине и напоминает сохранившаяся переписка Маргариты Константиновны с матерью – Е.Г. Левицкой.

Письма на хорошей германской бумаге датированы 1930 годом. Первое упоминание о Шолохове появилось до его приезда. Так, 2 ноября 1930 года Маргарита Левицкая писала в Москву:

«Между прочим, вчера в нашем клубе выступал Гладков (писатель Федор Гладков. – Л.К.) и на заданный ему вопрос о Михаиле Александровиче ответил с кислой миной, что да, хороший писатель, хороший, но не наш, не пролетарский, а крестьянский, и при этом хорошо описывает зажиточных крестьян, богатых казаков. Словом, похвалил. И прибавил – надеюсь, что в будущем станет нашим».

Это письмо передает атмосферу яростной литературной борьбы, которая развернулась вокруг вышедших томов «Тихого Дона». Известные тогда писатели Гладков, Панферов были не одиноки в подобной «политической» оценке романа, в примитивном подходе к творчеству Шолохова в целом.

Следующее письмо, где упоминается о Михаиле Шолохове, относится к 4 декабря 1930 года – он еще не приехал, но его уже с нетерпением ждали.

«Прежде всего, о Михаиле Александровиче, – писала матери Маргарита Константиновна, – и его приезде. Ты просишь встретить его – это хорошо, но ведь в Берлине вокзалов штук 8. Будем страшно рады видеть Михаила Александровича, да и Кудашева тоже».

Встреча на вокзале состоялась.

– Мы проводили много времени вместе, гуляли по Берлину, ходили в кино, – вспоминает Маргарита Константиновна. – Германия переживала трагические дни, к власти рвались фашисты. В кинотеатре, где показывали фильм по антивоенному роману Ремарка «На Западном фронте без перемен», мы стали свидетелями бесчинства фашистов: они пытались сорвать сеанс, пускали под ноги публики мышей, устроили побоище у входа. Кинотеатр оцепили полицейские, нас оттеснили от входа… В тот день Иван Клейменов сделал снимок, довольно теперь известный, сфотографировав в Берлине Михаила Шолохова, Василия Кудашева и Артема Веселого. Снимал муж Шолохова и на охоте в Вешенской.