Ариадна Эфрон - История жизни, история души. Том 3 Страница 3

Причин тому, что дочери Марии Александровны не дружили в детстве, а сблизились сравнительно поздно, уже подростками, было несколько: они заключались и в детской ревности Марины к Асе (которой материнская нежность и снисходительность доставались таклегко!), и в Марининой тяге к обществу старших, с которыми она могла помериться умом, и к обществу взрослых, у которых она могла им обогатиться, и в её стремлении к гла-Иван Владимирович Цветаев венству над равными, если не над

с сыном Андреем. 1909 сильнейшими, но отнюдь не над более

слабыми, и в том, наконец, что ей, ребёнку раннего и самобытного развития, попросту была неинтересна младенческая Асина несамостоятельность. Лишь перегнав самоё себя во внутреннем росте, перемахнув через двухгодичную разницу в возрасте (равноценно взрослому двадцатилетию!) — стала Ася Марининым другом отроческих и юных лет. Ранняя смерть матери ещё более объединила их, осиротевших.

В весеннюю свою пору сестры являли определенное сходство — внешности и характера, основное же отличие выразилось в том, что Маринина разносторонность обрела - рано и навсегда - единое и глубокое русло целенаправленного таланта, Асины же дарования и стремления растекались по многим руслам, и духовная жажда её утолялась из многих источников. В дальнейшем жизненные пути их разошлись.

Искренне любившая отца, Валерия вначале относилась к его младшим дочерям, своим сводным сестрам, с равной благожелательностью; приезжая на каникулы из института и потом, по окончании его, она старалась баловать обеих, «нейтрализовать» строгость и взыскательность Марии Александровны, от которой оставалась независимой, пользуясь в семье полнейшей самостоятельностью, как и её брат Андрей. На отношение Валерии Ася отвечала со всей непосредственностью, горячей к ней привязанностью; Марина же учуяла в нём подвох: не отвергая Валериных поблажек, пользуясь её тайным покровительством, она тем самым как бы изменяла матери, её линии, её стержню, изменяла самой себе, сбиваясь с трудного пути подчинения долгу на легкую тропу соблазнов: карамелек и чтения книг из Валериной библиотеки.

В Маринином восприятии сочувствие старшей сестры оборачивалось лукавством, служило Валерии оружием против мачехи,

расшатывало её влияние на дочерей. С Марининого осознания бездны, пролегающей между изменой и верностью, соблазном и долгом, и начался разлад между ней и Валерией, чья кратковременная и, по-видимому, поверхностная симпатия к сестре вскоре перешла в неприязнь, а впоследствии — в неприятие (характером — личности) - в то самое непрощение не только недостатков, но и качеств, на котором основывалось её отношение к мачехе.

Ася и Марина Цветаевы. 1903

(Валерия была человеком последовательным, разойдясь с Мариной в юности, она никогда больше не пожелала с ней встретиться, а творчеством её заинтересовалась только тогда, когда о нем заговорили вокруг; заинтересовалась накануне своей смерти и десятилетия спустя — Марининой. С Асей, с Андреем и его семьей общалась, но - соблюдая дистанцию.)

Ивану Владимировичу все его дети были равно дороги; разногласия в семье, для счастья которой он делал (и сделал) всё, что мог, глубоко огорчали его. Отношения между ним и Марией Александровной были полны взаимной доброты и уважения: Мария Александровна, помощница мужа в делах музея, понимала его одержимость в достижении многотрудной цели его жизни и его отвлечённость от дел домашних; Иван Владимирович, оставаясь чуждым музыке, понимал трагическую одержимость ею своей жены, трагическую, ибо, по неписаным законам той поры, сфера деятельности женщины-пианистки, каким бы талантом она ни обладала, ограничивалась стенами собственной комнаты или гостиной.

В концертные залы, где фортепьянная музыка звучала для множеств, женщина имела доступ только в качестве слушательницы.

Наделённая даром глубоким и силь-

ным, Мария Александровна была осуждена оставаться в нём замкнутой, выражать его лишь для себя одной.

Детей своих Мария Александровна растила не только на сухом хлебе долга: она открыла им глаза на никогда не изменяющее человеку вечное чудо природы, одарила их многими радостями детства, волшебством семейных праздников, рождественских ёлок, дала им в руки лучшие в мире книги — те, что прочитываются впервые; возле неё было просторно уму, сердцу, воображению.

Умирая, она скорбела о том, что не увидит дочерей взрослыми; но последние слова её, по свидетельству Марины, были: «Мне жалко только музыки и солнца».

ЕЁ МУЖ. ЕГО СЕМЬЯ

В один день с Мариной, но годом позже - 26 сентября ст. [ст.] 1893 года - родился её муж, Сергей Яковлевич Эфрон, шестым ребёнком в семье, где было девять человек детей.

Мать его, Елизавета Петровна Дурново (1855—1910), из старинного дворянского рода, единственная дочь рано вышедшего в отставку гвардейского офицера, адъютанта Николая I, и будущий муж её, Яков Константинович Эфрон (1854-1909), слушатель Московского Технического Училища, были членами партии «Земля и Воля»2; в 1879 году примкнули к группе «Чёрный передел». Познакомились они на сходке в Петровском-Разумовском. Красивая строгой и вдохновенной красотой черноволосая девушка, тайно приехавшая из Дворянского Собрания и одетая в бальное платье и бархатную накидку, произвела на Якова Константиновича впечатление «существа с иной планеты»; но планета оказалась у них одна — Революция. Семья Дурново. Сидят: Политические взгляды

Елизавета Никоноровна и Петр Аполлонович, Елизаветы ПетрОВНЫ, которой Стоит - Елизавета Петровна довелось СЫГрЭТЬ НеМЭЛОВаЖ-ную роль в революционно-демократическом движении своего времени, сложились под влиянием П.А. Кропоткина3. Благодаря ему она стала — ещё в ранней юности — членом I Интернационала и твёрдо определила свой жизненный путь. Кропоткин гордился своей ученицей, принимал живое участие в её судьбе.

Дружбу между ними прервала лишь смерть.

Яков Константинович и Елизавета Петровна выполняли все, самые опасные и самые по-человечески трудные задания, которые поручала им организация. Так, Якову Константиновичу, вместе с двумя его товарищами, было доверено привести в исполнение приговор Революционного комитета «Земли и Воли» над проникшим в московскую организацию агентом охранки, провокатором Рейнштейном. Он был казнён 26 февраля 1879 года. Обнаружить виновных полиции не удалось.

В июле 1880 года Елизавета Петровна была арестована при перевозке из Москвы в Петербург нелегальной литературы и станка для подпольной типографии и заключена в Петропавловскую крепость. Арест дочери был страшным ударом для ничего не подозревавшего отца, ударом и по родительским его чувствам, и по незыблемым его монархическим убеждениям. Благодаря своим обширным связям он сумел взять дочь на поруки; ей удалось бежать за границу; туда за ней последовал Яков Константинович, там они обвенчались и провели долгих семь лет. Первые их дети — Анна, Петр и Елизавета — родились в эмиграции.

По возвращении в Россию жизнь Эфронов сложилась нелегко: народовольческое движение было разгромлено, друзья — рассеяны по тюрьмам, ссылкам, чужим краям. Состоявший под гласным надзором полиции, Яков Константинович имел право на должность страхового агента - не более. Работа была безрадостной и бесперспективной, а малый оклад едва позволял содержать — кормить, одевать, учить, лечить — всё прибавлявшуюся семью. Родители Елизаветы Петровны, пожилые, немощные, жили огьединённо и О Нужде СВОИХ близких попросту не дога- Яков Константинович Эфрон дывались; дочь же о помощи не просила. 1870-е

Семья Эфрон: слева — Лиля и Анна, на переднем плане — Серёжа, справа сидит Вера, стоит Пётр, в центре — мать Е.П. Эфрон с Котиком

При всех повседневных трудностях, при всех неутешных горестях (трое младших детей умерли — Алёша и Таня от менингита, общий любимец семилетний Глеб — от врождённого порока сердца) семья Эфронов являла собой удивительно гармоническое содружество старших и младших; в ней не было места принуждению, окрику, наказанию; каждый, пусть самый крохотный её член, рос и развивался свободно, подчиняясь одной лишь дисциплине - совести и любви, наипросторнейшей для личности, и вместе с тем наистрожайшей, ибо - добровольной.