Георгий Адамович - Сто писем Георгия Адамовича к Юрию Иваску Страница 7

Гингер… «Сами все знаем, молчи». Я эту его Агнию[117] никак в толк не возьму! Но его так много обижали, а сам он так умен, мил и оригинален, что не печатать его — грех. (Простате, это никак не попытка вмешательства в Ваши прерогативы, а просто — разговор, как и о Канторе.)

Что Варшавский интересен и ценен, не сомневаюсь.

А что напишет сам редактор? Или уже написал?[118]

Крепко жму руку

Ваш Г Адамович

P.S. Я наконец получил «Нов<ый> Журн<ал>» и прочел Маркова. Кое-что очень верно, по-моему, а целое чуть-чуть мимо. Меня удивило, как плохо статья написана. Вы понимаете, конечно: грамотно, гладко — и плохо, вроде, как писал Бердяев[119].

Хорошо, что будет рецензия на Раевского[120]. У него действительно есть неплохие стихи, несмотря на слишком хорошие чувства. И Вы правы: бранить поэтов вообще не надо «в своем кругу». Достаточно бранят извне. Не думаете ли Вы, что нужны бы отзывы обо всех сборниках стихов?

19

16/ХII-<19>54 <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович

Утром я отправил Вам статью (заказным). А думать о ней я продолжаю и, скомкав многое в конце, «терзаюсь» тем, как многое упущено и пропущено.

Будьте так добры, если можно, добавьте кое-что в самом конце, между предпоследней и последней фразой. Все-таки будет хоть намек на то, о чем следовало сказать подробнее.

Конец я хотел бы такой:[121]

20

25/ХII-<19>54 г. <Париж>

Дорогой Юрий Павлович

Получил сегодня Ваше письмо. Спасибо. Я рад, что статья моя Вам пришлась по душе. Она скомкана и написана все-таки наспех, но т. к. думал я о ней давно, то самые мысли в ней — не «наспех». Ваш отклик был мне действительно дорог.

Фраза, неясно отпечатанная, должна читаться так:

Во французском нашем смущении…

Сейчас я в Париже. Подтверждаю, что 3-го января еду в Ниццу (<адрес>) — Если будет отмена, сообщу. 12 или 13-го вернусь в Париж, на три дня, а потом — Манчестер. Это все — на предмет корректуры. Поздравляю с «доктором»![122] Крепко жму руку.

Ваш Г.Адамович

Dylan Thomas’а я пробовал читать[123]. Но я недостаточно знаю язык, чтобы составить о нем мнение, очень понравилась мне «Lamento» <?> (кажется, так).

21

18/I —<19>55 <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович,

Сегодня в 10 часов получил корректуру.

Возвращаю в 2 часа!

В стихотворении все точно, поправок нет. В статье — кое-какие мелочи, тоже совсем мало. У Вас хорошие наборщики.

Если можно, я хотел бы, чтобы имя мое в статье (или перед ней) было Георгий Адамович, а не Г. Адамович, как набрано. Не то что бы я за «Георгия» так уж держался, но это моя постоянная подпись: не стоит изменять.

Относительно всего другого напишу на днях. Сейчас спешу.

Крепко жму руку.

Ваш Г. Адамович

22

14/II-<19>55 <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович

Давно собираюсь Вам писать: ответить на письмо Ваше от 13/I, но был болен, а теперь вожусь с глазами после гриппа. Сижу в темных очках, пишу и читаю с трудом. Оттого и почерк соответствующий.

Корректуру, надеюсь, Вы давно получили.

1) Относительно Розанова: если упомянули обо мне — что же спасибо![124] Но «отталкивания» от Р<озанова> у меня нет. Просто я его меньше люблю, чем прежде. Р<озанов> — писатель, которого можно дочитать до дна: больше нечего читать, все вычитано. Объяснение верно, в том, что он был болтун, ни о чем не промолчал. Не о чем догадываться. Конечно, молчание нарочитое — кокетство и вздор. Но бывают люди, котор<ые> не в силах всего сказать, и из них-то и выходят писатели, которых любишь всю жизнь.

2) Написать для «Опыт<ов»> о «Петлистых ушах» и Леонтьеве[125].

«Ушах» я писал в «Н<овом> Р<усском> Слове», и большого энтузиазма у меня к ним нет (хотя книга хорошая)[126]. Леонтьева («Голубь») у меня нет. Чеховск<ое> Изд<ательст>во книг не посылает, а достать его мне здесь негде.

На крайность могу написать и о «Петл<истых> ушах». Но приятно слышать, что, значит, «Опыты» — продолжаются. Сегодня получил письмо от Чиннова, кот<орый> между прочим сообщает, что у Вас нелады с парижанами (Терапиано, Ивановы). Из-за чего? С Ивановыми ладить нелегко из-за капризов, а Т<ерапиано>, вероятно, чем-нибудь уязвлен.

Да, есть к Вам дело неожиданное: С Л. Коновалов, оксфордский профессор, жалуется, что его «Oxford Slavonic Papers» никем и никогда не отмечаются в русской печати[127]. Я ему советовал написать Вам, попросить дать рецензию в «Нов<ый> Журн<ал>» и, м<ожет> б<ыть>, «Опыты». Но он считает, что ему как редактору «O<xford> S<lavoniO P<apers>» неудобно просить о его детище, — а по его желанию делаю это я. У Вас журнал, по словам Коновалова, есть. Если не очень не хочется, напишите несколько слов о нем. Или посоветуйте, кто бы написал (Конов<алов> боится, что напишет Г.Струве[128], но это между нами). Журнал, кстати, почтенный и солидный, хотя порой и не без вздора.

До свидания. Крепко жму Вашу руку: Вы так и не ответили, намерены ли Вы напечатать цикл Эвальда (т. е. Кантора). Честное слово, стихи неплохие!

Ваш Г.Адамович

23

3/III-<19>55 г. <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович,

Получил сегодня Ваше письмо и отвечаю сразу — вот почему: хочу попытаться убедить Вас и Марью Самойловну[129] не выпускать 5<-ый> «Опытов» весной, а выпустить его осенью! Вы пишете, что № 4 выйдет через 15–20 дней. Значит, к 1-му апреля. Читатели привыкли, что «Опыты» выходят редко. Месяца два № 4 будет «новинкой», особенно в Париже и вообще в Европе. Значит, появление № 5 в июне-июле покажется неожиданно <так!>. Кроме того — потом сразу начнется лето, а книга, вышедшая до лета, осенью всегда считается книгой старой, и у № 5 pour ainsi dire[130] не будет молодости[131].

А самое главное и важное: если Вы готовите № 5 к лету, то, значит, будете спешить. Спешка никогда ни к чему доброму не ведет. Гоголь писал о петерб<ургских> и московск<их> журналах, что первые выходят аккуратно, но отстают от века, а вторые опаздывают, но зато идут с веком вровень[132]. Будьте журналом московским! Правда, не к чему и незачем торопиться. Выпустите № 5 в сентябре! Это во всех отношениях лучше, и наверно книжка будет полновеснее и значительнее. Не надеюсь Вас убедить, но все-таки пробую — и уверен (что не всегда бывает), что в данном случае я совсем прав.

Разговоры о программе № 5 откладываю именно в этой надежде. Мысль о Стравинском — смелая и верная[133]. Он бесспорно человек замечательный (хотя едва ли умеет писать). Но его нельзя торопить. Пошлите ему журнал. Он вообще презрителен ко всему эмигрантскому, но он «декадент» (по воспоминаниям) + черносотенец, и, я думаю, Вы можете его поддеть на Леонтьева, т. е. не то что бы он о нем написал, но сойдясь с ним в симпатиях к таким людям и явлениям. Лифарь? Едва ли. Он, конечно, напишет и будет польщен. Но о чем? Не о Пушкине же. Если о балете — пожалуй[134].

Два слова о стихах Кантора. Вы меня не поняли, раз пишете, что попросите у него стихов. У Вас в редакционном «портфеле» должен быть (еще от Гринберга) цикл стихов Эвальда. Это и есть Кантор, об этих стихах я Вам и писал.

Скрипты «в Россию» написал бы с восторгом и усердием, — если сумею[135]. Это очень хорошая мысль, очень верная. Надо бы несколько «скриптов». Но сейчас я очень занят, а к лету написал бы, т. е. попробовал бы. Тут трудно то, что надо забыть себя и отстаивать не то что именно тебе дорого, а дорого вообще и всем. И тон нужен верный, не развязный и не слезливый.

До свидания.

Внемлите моему совету о № 5.

Ваш Г.А.

<Приписка Иваска:>

Марья Самойловна, прочтите это письмо Адамовича! И, пожалуйста, верните. Что Вы думаете об этом? Предлагаю следующее: готовить № 5 к июню, но, если не будет материала оч<ень> высокого качества, отложим печатание на август и выйдет к 1-15-му сентября. Обдумайте! Как достать адрес Игоря (отчество) Стравинского? Спросите З.Р.Венгерову. Но не надо об этом говорить, чтобы не перебили эту идею!

24

18/III-<19>55 г. <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович,

Le style c’est l’homme[136], и если бы Вы даже не написали мне вскользь о своей усталости, я почувствовал бы в тоне Вашего письма, что что-то не ладится. Стиль — не только человек «вообще», но и человек в данную минуту. Надеюсь, что у Вас именно — минута и что все уже вошло в норму. Во всяком случае, от души желаю этого.