История атомной бомбы - Мания Хуберт Страница 67

Вильгельм Кейтель короткое время был помолвлен со своей кузиной Кэте Виссеринг. Но она в итоге вышла замуж за инженера Франца Пюнинга, родила в 1910 году в Реклингхаузене девочку по имени Катарина и затем эмигрировала с мужем и дочерью в США. Катарина приобретает себе известную славу ветреницы, невесты коммуниста и светской тусовщицы Кити. На свою четвертую брачную попытку она отважилась с Робертом Оппенгеймером. Будучи кузеном ее матери, самый высокопоставленный солдат Германии Вильгельм Кейтель приходится Кити двоюродным дядей, то есть является кровным родственником миссис Оппенгеймер.

Роберт Оппенгеймер и его группа в этот день лишились своего смертельного врага. Немецкая атомная бомба оказалась не более чем призраком. Вообще-то теперь люди из Лос-Аламоса могли бы перейти на более размеренный ритм работы. Но политики и военные давно решили, что первое атомное оружие будет введено в действие против Японии. Они сразу поняли, какое могущество связано с обладанием атомной бомбой.

Сотрудники Кистяковского, контролируя качество отлитых взрывных линз, используют рентгеновский аппарат, чтобы отследить мельчайшие микротрещины в материале. Пока что соотношение между браком и качественной продукцией никак не сдвигается в пользу удачных отливок. Техническое задание таково: для «Толстяка» требуется 96 прецизионных линз, которые должны взорваться одновременно в продолжение одной пятидесятимиллионной доли секунды, чтобы оказать равномерное обжимающее давление на все точки плутониевого ядра.

В других отделах тоже производится много брака, а некоторые идеи, поначалу казавшиеся грандиозными, в итоге были отброшены как несостоятельные — хотя и стоили немалых денег. Так, Эдвард Теллер и Роберт Оппенгеймер хотели воспрепятствовать тому, чтобы при выбросе «Толстяка» из недр стратегического бомбардировщика В-29 какой-нибудь случайный нейтрон в воздухе проник в плутониевое ядро и привел его к преждевременному взрыву. И вот они конструируют фольгу из бора, которая должна впитывать нейтроны, как губка. Разработка этого шаблона стоит десять миллионов долларов. Фольга в итоге так и затерялась на какой-то полке, оказавшись ненужной.

Вот и металлурги с поистине широким размахом обращаются с высокоценными ресурсами, которые в Лос-Аламосе в сравнении с абсолютными сокровищами уран-235 и плутоний-239 девальвируются в хлам. Члены Клуба писающих плутонием однажды изготавливают две полусферы из чистого золота, чтобы измерить, насколько сильно благородный металл отражает нейтроны. Вскоре уже никто не вспоминал про золото, пока Ричард Фейнман, сопровождая по лабораториям одного посетителя, не привел его в помещение, в котором хранилось бомбовое вещество: «На цоколе лежал маленький, поблескивающий серебром шар. Можно было положить на него ладонь. Он был теплый. Он был радиоактивный. То был плутоний». Когда Фейнман и его гость покидали святая святых, они обнаружили, что коллеги из 11РР1Л все-таки нашли достойное применение для одной из двух золотых полусфер. Она служила стопором для двери плутониевой кладовой.

Иногда Ричард Фейнман кается, что его страсть решать проблемы и взламывать сложные коды приобретает болезненные черты. Однако это раскаяние, конечно, чистое кокетство. Он прямо-таки одержим взломом сейфовых комбинаций. И чем более неразрешимой кажется задача, тем неотступнее она его держит. Самое большое притяжение на него оказывает сейф, в котором хранятся все документы по атомной бомбе: расчеты, формулы, нормы высвобождения нейтронов и указания по конструкции. За два года, которые он провел в Лос-Аламосе, он разработал метод, с помощью которого можно взломать любой сейф в городе за три минуты, если знать последние две цифры комбинации. И он систематически овладевает ими, когда — будто бы случайно — заходит в кабинеты и начинает болтать, непринужденно привалившись спиной к сейфу, а сам в это время одной рукой покручивает колесико. Чудачества взломщика брони Фейнмана демонстрируют его перепуганным коллегам, насколько слабо защищена государственная тайна номер один.

Лео Силард в эти последние недели перед запланированным испытанием плутониевой бомбы без передышки разъезжает по стране. Движущие мотивы его поездок доводят генерала Гровса до белого каления, ибо он прекрасно информирован о его маршрутах. Похоже, Силард разделяет точку зрения Нильса Бора — теперь, когда гонка за атомную бомбу считай что выиграна, а города злейшего врага лежат в руинах, — больше нет причин продолжать работу над ядерным оружием. Он тоже опасается «вооруженного мира» после войны. Он пытается связаться с влиятельными политиками — такими, как Джеймс Бирнс. Как нарочно, именно тот человек, который так давно и с таким упорством как никто другой пытался сдвинуть с места работу над бомбой, теперь считает применение бомбы против японских городов тяжкой ошибкой. Он считает, что после этой необъявленной демонстрации силы начнется гонка вооружений между Советским Союзом и США, которая может закончиться крахом обеих стран. Бирнс выслушивает Силарда, однако выказывает непреклонность и торопит Трумэна отдать приказ о применении бомбы.

К этому времени так называемый «Комитет по выбору целей», в который входит и Роберт Оппенгеймер, уже выбрал из семнадцати японских городов те, которые до сих пор были не тронуты обычными бомбежками. По расчетам физиков взрывной силы «Малыша» и «Толстяка» достаточно, чтобы сровнять с землей большой город. Бомбардировка невредимого города обещает впечатляющий разрушительный эффект.

Атомщики метлаба в Чикаго — в отличие от лос-аламосских коллег — настроены критически против бомбы. Нобелевский лауреат Артур Комптон, шеф метлаба, когда-то в 1942 году смог уговорить своего нобелевского коллегу Джеймса Франка на сотрудничество в Манхэттенском проекте только одной уступкой: в случае если к моменту изготовления бомбы никакое другое государство не достигнет сопоставимого технического уровня, то Франку можно будет, согласно договоренности, представить ведущим политикам свои критические мысли по поводу обращения с атомным оружием.

Роберт Оппенгеймер поддерживает решение Комитета по выбору целей. Он слишком хорошо знает, что его «беби» истребит многие тысячи мирных людей. Однако сомнения в том, что он делает, этот теоретик, некогда столь задумчивый, давно вытеснил на задний план. Оппенгеймер, деятель, хочет бомбу без всяких «Но» и «Если». И он хочет видеть своими глазами, сможет ли она совершить то, что обещают расчеты. Вооружившись самодисциплиной и искусством мотивации, он умело правит навстречу успешному завершению проекта. В последние четыре недели перед испытанием напряжение в Лос-Аламосе среди сотрудников настолько велико, что его можно потрогать руками. Шеф доводит себя — ввиду множества еще не решенных проблем — до предела своих физических возможностей и того же требует от каждого.

У Джеймса Франка еще двадцать лет назад в Гёттингене произошла одна достопамятная встреча с молодым Оппенгеймером. Он присутствовал в качестве экзаменатора на устном докторском экзамене Оппенгеймера и потом рассказывал, что вовремя успел сбежать, потому что Оппенгеймер переменил тактику защиты и начал задавать вопросы своим экзаменаторам. Теперь Франк, изгнанный в Новый Свет гитлеровским «Арийским параграфом», снова конфронтирует с Оппенгеймером по некоторым щекотливым вопросам. На сей раз речь идет не о чем ином, как о правдивости и ответственности международного сообщества физиков, умнейшие представители которого в Окридже, Хенфорде и Лос-Аламосе как раз создают монстра, способного поглотить мир. Ученые метлаба под руководством Франка, Вигнера и Силарда теперь, когда Германия разбита, больше не хотят отворачиваться от моральных вопросов, связанных с перспективой создания бомбы. Они убеждены: после того как бомба будет сброшена на японский город, мировая общественность примется обсуждать ответственность и вину физиков. «Отчет Франка» в июне 1945 года рекомендует собрать представителей всех наций и провести для них демонстрацию атомного оружия где-нибудь в пустыне или на необитаемом острове. Он настойчиво советует отказаться от его применения в Японии без предварительного оповещения населения.