Краткая теория времени - Карло Ровелли Страница 7

Тридцать лет спустя оно сильно изменилось. Сегодня возможные решения проблемы квантовой гравитации известны, хотя ни одно из них не является полным или общепринятым.

Для меня большой удачей и величайшим счастьем стало то, что я участвовал в создании одного из таких решений – loop quantum gravity, петлевой квантовой гравитации.

3. Рождение теории петлевой гравитации

Занимаясь диссертацией, я, как и раньше, путешествовал в поисках новых идей и новых друзей, но уже с более конкретной целью. Я хотел познакомиться с людьми, интересующимися квантовой гравитацией и проблемами времени и пространства. Я ездил общаться с крупнейшими мировыми специалистами по квантовой гравитации на деньги, приходившие из разных источников. Я использовал и те, что по итальянским законам предоставлялись докторантам, желающим учиться за границей, и грант, полученный в частной организации, о существовании которой я узнал из объявления, вывешенного на физическом факультете в Тренто, и мои собственные средства. Я предупреждал о планируемом визите письмом (бумажным, электронной почты тогда еще не было) и выезжал.

Лондон и Сиракузы

Первым, с кем я встретился, был Крис Ишем, автор статьи, возбудившей мой интерес к проблемам теоретической физики. Я провел с ним два месяца в Империал-колледже в Лондоне. Там я впервые вошел в соприкосновение с пестрым и многонациональным миром исследователей теоретической физики: молодые люди в костюмах при галстуках вполне естественным образом смешивались здесь с босоногими и длинноволосыми физиками с цветными повязками на головах. Все языки и все лица мира пересекались здесь, и можно было с радостью наблюдать за игрой различий, при сохранении уважения к интеллекту и пониманию. В немалой степени веселый и вольный дух, царивший здесь, напоминал мне общины хиппи, с которыми я познакомился во время поездок предшествующего периода.

Крис Ишем был гуру в вопросах квантовой гравитации. Он знал все, что только можно знать на эту тему, в равной мере разбирался в психоанализе Юнга, теологии и разных других сферах, и шутливо перемешивал в разговоре все эти познания. Ишем был человеком любезным и мягким – наполовину великий мудрец, готовый дать совет любому, наполовину вечный юноша, неизменно изумленный тайне мира. Я поделился с ним первоначальными мыслями, еще очень слабыми, и он меня выслушал и тактично поправил мои неточности и ошибки. Я сделал фотокопии всех имевшихся в колледже материалов на интересовавшую меня тему и очень много читал. Я размышлял над всем новым, что узнал, во время долгих прогулок в окрестностях Империал-колледжа, в Кенсигтон-гарден. В этих волшебных садах витает дух Питера Пэна, мальчика, который не хотел взрослеть.

Однажды Крис сказал мне, что в США молодой исследователь по имени Абей Аштекар сумел переписать общую теорию относительности Эйнштейна в несколько иной форме, что упрощало проблему. По словам Криса, пользуясь формулировками Аштекара, легче подойти к проблеме квантовой гравитации.

Тогда я вылетел в США, опять на собственные деньги, чтобы встретиться с этим ученым, работавшим в университете Сиракуз. Эти Сиракузы были в Америке, а не на Сицилии, но тем не менее мне казалось добрым предзнаменованием то, что нужно ехать в город, называвшийся так же, как город Архимеда, одного из величайших ученых всех времен.

Я провел там два месяца, изучая новый формализм теории относительности, еще не опубликованный. Абей просто излучал энергию. Он уже собрал вокруг себя небольшую группу и руководил ею со всем обаянием человека педантичного и упрямого. Он и его товарищи по работе собирались в одном из залов, и Абей покрывал доски мелким и четким почерком, неутомимо очерчивая «контуры положения дел». Он перечислял все незакрытые вопросы, относительно которых имеются разные мнения. Его образ мыслей был аналитическим: он без конца возвращался к уже сделанным умозаключениям, поправлял их, тщательно проверял, пока на свет не выступала ошибка и не выяснялось, что возможно движение в ином направлении, до того не замеченном. Он не терпел никаких ошибок, никакой неясности в мыслях. Абей воплощал в себе некое магическое равновесие между Востоком и Западом, одну из тех форм познания, которые возникают, когда разные культуры достаточно отважны, чтобы соединиться друг с другом. Я принимал участие в этих встречах Абея и его товарищей.

В то же время я писал свои первые статьи по физике и ходил без приглашения или финансовой поддержки на конференции, где обсуждались волновавшие меня научные вопросы. На одной из конференций, в Санта-Барбаре, я узнал о том, что есть американский исследователь по имени Ли Смолин, пользующийся новым формализмом общей теории относительности, предложенным Аштекаром. Он и его друг Тед Джейкобсон нашли странные решения для уравнения Уилера – Девитта. И я отправился в Йельский университет, чтобы узнать, что у них за решения. Это стало началом большой дружбы.

Йель

Накануне моего отъезда из Сиракуз в Йель моя девушка позвонила из Италии, чтобы сказать, что между нами все кончено. Я был в полном отчаянии и даже хотел отменить поездку. Но отступать было слишком поздно, и я все же отправился в Йель, совершенно упавший духом. Встретившись с Ли Смолином, я начал ему рассказывать о своих исследованиях, но мои глаза вдруг резко повлажнели от слез. Ли изумился. Я объяснил ему причину моего странного поведения. Он тоже рассказал мне о девушке, которую потерял… Мы оставили физику в стороне и провели послеполуденные часы, бороздя воду на небольшом паруснике и разговаривая о жизни и о наших мечтах.

На следующий день Ли стал объяснять мне, с какими сложностями столкнулся, пытаясь осознать новые решения уравнения Уилера – Девитта, полученные вместе с Тедом Джейкобсоном. Стиль мышления Смолина был полностью противоположен стилю мышления Аштекара: он смотрел только вперед. Стремясь проникнуть за завесу тьмы, он угадывал то, что скрыто от нас нашим неведением. Ли без малейших сомнений обращался к самым причудливым идеям, потому что одна-единственная гипотеза, позволяющая продвинуться дальше, стоит тысячи тех, которые придется отбросить. Ли был пророком, человеком того же типа, что и Джордано Бруно, который первым заговорил о бесконечном пространстве, заполненном бесконечными мирами, или Кеплер, который первым высвободил планеты из хрустальных сфер и позволил им следовать чисто математическими траекториями в открытом пространстве. Словом, Ли принадлежал к типу людей, мечтающих о новом взгляде на мир.

Странность решений, предложенных