Юрий Липовский - В Хангай за огненным камнем Страница 10

Когда действовали вулканы Центральной Азии, точно сказать трудно. Однако ряд фактов свидетельствует о том, что они достаточно активно проявили себя совсем недавно. В Маньчжурии, например, они изрыгали огонь и пепел в 20-х годах XVIII в. В 40-х годах текущего столетия при строительстве Северотибетской дороги отмечалось пробуждение вулканов в Куэнь-Луне. И, наконец, совсем недавно китайскими геологами открыты крупные гейзеры с горячей водой в Тибете. Это уже проявление современной вулканической деятельности в Центральной Азии. И, может быть, прав был В. М. Синицын, исследовавший вулканы этого района, считая их «не окончательно угасшими, а лишь уснувшими и способными проявлять активность и в настоящее время».

Молоды и вулканы Монголии. Это легко заметить по хорошо сохранившимся конусообразным формам, по свежести лав и по тому, как ледниковые отложения нередко перекрываются более поздними лавовыми потоками. Есть и другие интересные сведения. Так, географ Э. М. Мурзаев обосновывает современный возраст вулканов Дариганги, ссылаясь на этимологию географического названия этой местности. По-монгольски «Дарь» означает взрывающийся, «Ганг» — обрыв, пропасть, а в целом получается взрывающийся обрыв, т. е. в переносном смысле извергающаяся гора, или вулкан.

Возможно, что это название действительно является отражением вулканической деятельности, происходившей на глазах древних обитателей этой местности. До сих пор люди с опаской поглядывают на вулкан Дзодол-хан, возвышающийся на 300 м над окружающей местностью. Они утверждают, что видели как зимой из отверстий на склонах вулкана клубился пар, а отверстия покрывались льдом. На вершине Дзодол-хана сложено обо из камней с обычными приношениями его духам.

В Дариганге больше всего вулканов — их 222. Они вытянуты на поверхности пятью цепочками по разломам северо-восточного простирания, служившим каналами, по которым магма поднималась на поверхность Земли.

Вулканы имеют здесь большей частью хорошо выраженную конусообразную форму и относительную высоту 200–300 м, на вершинах многих конусов сохранились кратеры. Лавовые потоки отдельных вулканов слились в единый огромный покров, снивелировавший древний рельеф, и образовали почти ровное, слабоволнистое плато. Продуктом вулканизма на Дариганге являются андезитовые базальты с высоким содержанием патрия.

Другое дело Хангай. Здесь найдены оливиновые щелочные базальты с высоким содержанием калия и пониженным натрия. Такие породы соответствуют более глубоким уровням образования и связаны с глубинными разломами в земной коре.

Начало изучению хангайских вулканов было положено в конце прошлого столетия известным русским географом Д. А. Клеменцем. Дмитрий Александрович Клеменц был исключительно разносторонним исследователем, его интересовали археология и этнография, геология и география. Помимо научных интересов он посвятил себя общественной и революционной деятельности, не раз подвергался арестам, два года томился в Петропавловской крепости, а затем был сослан на поселение в Сибирь, в Минусинск. Этому небольшому сибирскому городку, славившемуся своим музеем, суждено было сыграть немаловажную роль в необыкновенной жизни Клеменца.

Минусинский музей, основанный в 1877 г. известным ученым-краеведом и страстным энтузиастом своего дела Н. М. Мартьяновым, располагал богатейшими по тем временам коллекциями. Мартьянову удалось привлечь к работе в музее местную интеллигенцию, любителей археологии, рудознатцев и многих политических ссыльных. Особенно большое участие принял Мартьянов в судьбе Клеменца. И вот здесь, «во глубине сибирских руд», ссыльный Клеменц родился как исследователь, здесь он начал свои археологические, географические и геологические исследования. Увлекшись научной работой, он остался ей верен до конца своей жизни и ради любимого дела жил в Сибири и после окончания срока ссылки. Здесь, в Сибири, он раскапывал древние курганы, заботился о сохранении археологических ценностей, писал книгу «Древности Минусинского музея», принесшую ему известность; но не только прошлое Сибири интересовало Клеменца.

Внимание многих исследователей того времени привлекала легендарная столица монгольской империи XIII в. — Каракорум. Долгое время никому по удавалось установить ее местонахождение, и только в 1889 г. русский археолог Н. М. Ядринцев обнаружил в Хангае на реке Орхон, возле буддийского монастыря Эрдэнэ-дзу, остатки погребенного песками города. Встреча с Н. М. Ядринцевым в Сибири и его рассказы о поисках древней монгольской столицы взбудоражили неуемного Клеменца. Через два года в составе Орхонской археологической экспедиции он приехал в Монголию и занялся раскопками Каракорума. Результаты работ экспедиции превзошли все ожидания: были найдены многочисленные предметы того времени, в том числе каменные плиты с ханскими указами. Таким образом, было точно установлено местонахождение столицы монгольской империи.

Вскоре после возвращения из своей первой поездки в Монголию Клеменц переехал в Иркутск, где начал работать в Восточно-Сибирском отделении Русского географического общества и редактировать журнал «Восточное обозрение». Из Иркутска по поручению Русского географического общества Клеменц снова отправился в Монголию. На этот раз путь его лежал в неведомый и неприступный Центральный Хангай. Перевалив хангайский хребет, он спустился в широкую долину, где перед его взором распахнулась хрустальная поверхность священного Белого озера — Цаган-нур,[23] запруженного черными базальтовыми лавами, Клеменц обнаружил в районе озера несколько потухших вулканов и среди них главный хангайский вулкан — Хоргийн-тогоо. Переправившись через быструю, порожистую реку Суман, прорезавшую мощный базальтовый покров, он подошел к этому вулкану с северо-востока. Не обошлось без неожиданностей: сопровождавшие Клеменца проводники-монголы отказались подняться на Хоргийн-тогоо — в царство духов, как они говорили, дабы не потревожить потусторонние силы. Это не остановило ученого — он стал подниматься на вулкан один. И ни ураганные порывы ветра, ни скользящая под ногами лава, ни один призрак или дух не помешали его ликованию первопроходца. Усталый и изумленный увиденным, исследователь замер на вершине у края конической пропасти — главного кратера вулкана. А в глубине пропасти среди свежих, словно недавно застывших, красновато-черных лав поблескивало изумрудно-зеленое блюдце озера.

Клеменц составил первые географическое и геологическое описания этого и еще двух других потухших вулканов к югу от оз. Цаган-нур. Он установил широкое распространение базальтовых покровов, устилавших дно депрессии Цаган-нур. Приводимые в его отчете данные свидетельствовали о молодом (четвертичном) проявлении вулканизма в Хангае, где произошли мощные излияния базальтовых лав, как трещинного, так и центрального типов: Под впечатлением всего увиденного Клеменц писал известному путешественнику и геологу В. А. Обручеву, что Хангай — один из интереснейших и своеобразных вулканических районов Центральной Азии, достойный самого глубокого изучения.

Впечатления о Монголии Клеменц сохранял до конца своей жизни. Уже на склоне лет, живя в Петербурге и отдавая все силы созданию этнографического музея (ныне Музей этнографии народов СССР), он вспоминал пережитое: Минусинский музей, сибирские курганы, сокровища Каракорума и вулканы Хангая. Это прошлое было с ним, и оно, как писал Клеменц, всегда оставалось «яркой светлой точкой…, явлением, значение которого достаточно может оценить только будущее».

Всестороннее и систематическое изучение этого труднодоступного района Монголии началось почти через полвека после путешествия Клеменца в Хангай. В 1928 г. монголо-советская экспедиция под руководством И. П. Рачковского провела на территории Хангая первые геологические и гидрогеологические исследования. Прошел Рачковский и по маршрутам Клеменца, посетив депрессию оз. Цаган-нур, названную геологами Тариатской впадиной (от небольшого селения Тариат в окрестностях озера). Здесь было установлено наличие огромного базальтового ноля четвертичного возраста. Оказалось, что весьма сложные и интересные в геологическом отношении базальтовые лавы устилают дно впадины и образуют хорошо сохранившиеся конусы вулканов.

Изучая образцы лав, собранные экспедицией, петрограф Т. М. Окнова установила их повышенную щелочность. Эта особенность хангайских лав резко отличала их от базальтов из соседних районов и свидетельствовала о формировании исследованных пород на более глубоких уровнях земной коры. Тогда же Рачковский впервые и попытался найти в Хангае пироп.

Знакомясь с материалами по Центральной Монголии в фондах Монгольской Академии наук, он наткнулся на интересные сведения о том, что пироп якобы уже находили в Хангае. Удалось найти и вещественные доказательства: неизвестно как попавшие в фонды образцы рыжевато-красного пиропа в черной базальтовой лаве, напоминавшие те, о которых писал А. Е. Ферсман. Казалось, разгадка найдена! Но обнаружить пироп экспедиции не удалось — вулканы Хангая упорно хранили свою тайну!