Виток спирали - Рич Валентин Исаакович Страница 5

У гидраргирума — ртути — было ведь и еще одно замечательное свойство: она могла растворить любой твердый металл — даже серебро, даже золото. А потом снова выделить его. Ртуть рождала металлы!

И Джабир ибн-Хайян предположил, что гидраргирум — мать всех металлов, и вознамерился найти отца — вещество, от которого зависит их, способность подвергаться воздействию огня.

Поиски шли, очевидно, по тому же пути. Какое известное тело полнее всего поддается действию огня? Масло? Но после него остается копоть. Дерево? Но после него остается зол".

Сера! — наконец догадался Ибн-Хайян. Когда сера встречается с огнем, то не остается ничего, ни единой крупицы вещества! Латинское имя серы — сульфур, то есть это существо мужского рода.

Сульфур и есть отец металлов!

Правда, воспитанный на Аристотеле, Джабир ибн-Хайян считал, что в состав металлов входят философская ртуть и философская сера, которые, в свою очередь, в наибольшем количестве содержатся в обыкновенной ртути и обыкновенной сере — как тепло содержится в огне, а влажность — в воде.

Теперь в том, что касается металлов, получалась довольно стройная и понятная каждому образованному человеку средневековья картина. Есть мать металлов — гидраргирум. Есть отец металлов — сульфур. Есть их дети — разные по степени своего совершенства. Вполне совершенные — золото, чуть попроще — серебро, совсем заурядные — олово, свинец, железо.

И чтобы очистить несовершенные металлы, надо лишь поколдовать с ртутью и серой в присутствии Пятой Сущности, о которой говорил еще Аристотель.

…Обо всем этом и писал в своей темнице Роджер Бэкон.

А современник Бэкона Базилиус Валентинус сделал эту картину еще более стройной и понятной.

Повторяя учение не очень еще известного в Европе таджика Абу Али ибн-Сины, или, как он писал, Авиценны, Базилиус Валентинус указал на третью составную часть металлов. Ту самую, которая остается, когда после встречи металла с огнем исчезают и ртуть и сульфур, и которую мы теперь называем окалиной. Эту тусклую, рассыпчатую часть тогда обычно называли просто землей — медной землей, если она получалась из меди, свинцовой землей, если обжигу подвергался свинец, и так далее. А еще их называли металлическими известками по аналогии со жженой известью, которая получалась при обжиге мела.

У металлических земель было одно общее свойство — они растворялись в воде и в кислотах. Вот на него-то и обратил внимание Ибн-Сина, а за ним Базилиус Валентинус. И они стаям искать среди известных им веществ такое, которое растворяется лучше всего. И нашли.

В состав металлов, кроме ртути и серы, — объявил Базилиус Валентинус, — входит еще соль. Конечно, не просто поваренная соль. И не селитра, из которой брат Роджер пригото вил огненное зелье — порох. Нет, образованный человек такого подумать не мог. В состав металлов входит философская соль!

Теперь с металлами все вроде бы и объяснялось.

Но великолепная конструкция природы вещей, вычерченная в виде магического квадрата Аристотелем, потеряла свою простоту и красоту.

Судите сами: к теплоте, влажности, холоду, сухости прибавились металличность, обжигаемость, растворимость. Причем было видно, что обжигаемость и растворимость — сера и соль — входят в состав вовсе не одних только металлов. Разве можно, например, назвать металлом селитру? Значит, все тела состоят из четырех Аристотелевых элементов и трех новых начал? Но тогда получается неизбежная путаница. Если тепло и сухость образуют огонь, то при чем тут сера? Если холод и влажность образуют воду, то какое отношение к ней имеет соль? И если воздух — сложное тело, состоящее из влажности и тепла, то куда деваются исчезающие при обжиге металлов ртуть и сера?

Чем больше новых веществ получали алхимики — сплавов, кислот, щелочей, земель, лекарств, красок, — тем больше путаницы обнаруживалось в некогда стройных теориях.

И эту путаницу кто-то должен был распутать.

К путанице в теориях добавлялась и путаница в практике — постоянные неудачи всех попыток найти философский камень в сделать золото.

Если в былые времена никто толком не знал, что творится в таинственных монастырских кельях, где колдуют над своими тиглями алхимики, то в XVII веке, когда существовали многочисленные аптеки, красильни, пробирные палаты, пороховые мануфактуры, любая неудача с превращением металлов быстро получала огласку.

Огромнейшее впечатление на ученый и неученый мир произвела история с разорившимся гамбургским купцом Геннингом Брандом.

На остатки денег Бранд устроил неплохую лабораторию и засел за сочинения Гебера, Авиценны, Базилиуса Валентинуса, Роджера Бэкона.

Он работал методически. Все рецепты получения философского камня разделил на три сорта. Третий сорт — рецепты темные, в которых понять что-либо не было никакой возможности. Вроде такого, приписываемого греку Зосиме, жившему в IV веке: "Вот тайна! Змея, пожирающая свой хвост, состав, поглощенный и расплавленный, растворенный и сброженный. Он становится светло-зеленым и переходит в темно-зеленый цвет. От него происходит красный цвет киновари. Это киноварь философов. Его чрево и голова желты, его голова темна и зелена. Его четыре ноги — четыре стихии. Его три уха — поднявшиеся лары.

О, мой друг! Приложи свой ум к этому и ты не впадешь в ошибку!"

Прикладывать свой ум к подобным рецептам Геннинг Бранд и не пытался.

Вторым сортом он считал рецепты изготовления философского камня из ртути и сульфура. Вроде того, что имелся в "Зеркале алхимии" Роджера Бэкона: "Возьми белую, светлую, чистую, не вполне совершенную ртуть, смешанную равномерно в должных пропорциях с подобной ей серой, высуши в твердую массу, очищай и совершенствуй огнем, и она станет в тысячу раз чище и совершенней, чем обыкновенные тела, сваренные естественной теплотой".

Бранд был сведущим во многих ремеслах человеком и знал, что из ртути и серы ничего, кроме красной краски киновари, не получишь, как ее ни очищай.

Поэтому проверять он решил лишь те рецепты, которые относил к первому сорту: рецепты получения философского камня из веществ человеческого организма.

Философский камень — сила таинственная и необычайно тонкая. А что может быть таинственней и тоньше, чем жизнь? И еще, многие мудрецы считали, что философский камень и жизненный эликсир — одно и то же. Значит, он должен, пусть в самом небольшом количестве, содержаться в живом теле.

Бранд не поленился и не побрезговал — набрал целый пивной котел мочи и стал ее выпаривать. Когда после нескольких дней выпаривания на дне котла осталось немного гущи, Бранд усилил жар.

Гуща стала белеть и вдруг воспламенилась, и клубы белого дыма поднялись над котлом. Что бы это такое могло гореть? Надо было срочно повторить опыт и попытаться собрать это странное белое вещество.

Через несколько дней Бранд получил новую порцию гущи и принялся подогревать ее в реторте.

Вскоре в приемнике реторты скопилось что-то белое. Геннинг Бранд потрогал это "что-то" пальцем — на ощупь оно напоминало воск. Понюхал — и почувствовал слабый запах чеснока. Лизнул — на вкус вещество было довольно-таки противным.

Бранд положил странный воск в чашку и поспешил из лаборатории, чтобы показать его кому-нибудь из домашних.

Когда он вошел в тускло освещенную гостиную — в доме экономили свечи, — поднявшаяся ему навстречу жена вдруг пошатнулась и упала в кресло.

— Что с тобой? — испугался Геннинг Бранд.

— С тобой что? — простонала жена.

Бранд не понял.

— Волосы! — шепнула она.

Брандт подошел к зеркалу и застыл и изумлении. Его голова светилась дьявольским зеленым огнем!