Борис Зотов - По следам золотого идола

Зотов Борис

По следам золотого идола

Борис Зотов

По следам золотого идола

Приключенческая повесть

ОГЛАВЛЕНИЕ

ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ

ТЕТРАДЬ ВТОРАЯ

ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ

ТЕТРАДЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ТЕТРАДЬ ПЯТАЯ

ТЕТРАДЬ ШЕСТАЯ

ТЕТРАДЬ СЕДЬМАЯ

(последняя?)

____________________________________________________________________________

ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ

ЗАПИСЬ 1

Итак, решено - я начинаю новую жизнь. Никакой лени, никаких шатаний и никакой бесплодной болтовни. Хочу стать целеустремленным, преуспевающим, всесторонне развитым человеком. Человеком, которому как-никак, а жить и работать в двадцать первом веке.

Каждый день начинать обязательно с гимнастики и холодного душа и с песнями - вперед! Заре навстречу! У нас в классе почти все ребята уже нащупали свое Большое Дело, настоящее, любимое. Серегин Лева поет в городском хоре, сам сочиняет музыку, и не какие-то песенки для подворотен, что поются под гитару, куда там - кантаты, хоралы. Голова!

Миша Баранов чуть не с детсадовских лет с головой погрузился в химию надолго и всерьез, на конкурсах призы гребет один за другим - словом, будущий Менделеев. Мой большой приятель Митя Липский давно знает, что ему надо, и бьет в одну точку: достает где-то мудреные книги, строчит доклады, выписывает специальный журнал. Он твердо решил стать историком. Я так не могу. Загорюсь одним, а потом бросаю. Когда я увлекся радиолюбительством, ночей не спал - паял, сверлил, настраивал. Отгрохал такой транзистор - все попадали. На растянутых коротких Аргентину ловил.

Потом что-то завял. Понравилось мне марки собирать с воспроизведениями картин русских художников. Через полгода у меня был альбом: все, что можно было достать, достал. И зашел в тупик - ей-ей, скучно ждать, когда выпустят новые, а гоняться за редкими надоело.

Еще не знаю как, но теперь будет по-другому. Год промелькнет, и школа позади. А дальше? Вот тут вся загвоздка! Бурлят в моей голове какие-то идеи, бродят неясные еще даже самому себе планы. Только одно ясно: участие в Большом Деле - вот через что должен пройти каждый. Значит, надо искать... Но вот что, что конкретно? Решусь на что-то, думаю - вот так! А тут наваливается нелепая, странная хандра. Все из рук валится. В глазах у мамы вопрос: "Ну, что решил?"

Я понимаю, в наш век так нельзя. Все должно быть четко определено, учтено, продумано. Космические полеты, телевидение, роботы. Сейчас ты, допустим, в средней полосе, через час ныряешь в теплое море в субтропиках. Переход от одних ощущений и мыслей к другим очень быстрый и определенный. А век назад месяц нужно было трястись на лошадях. Обо всем-то передумаешь, перемечтаешь. И наконец, после всех тягот и мук - вот оно, синее море! Эффект огромнейший... Вот, видно, и в моем характере запуталось что-то несовременное, прошловековое.

Что же еще записать? Итог моим впечатлениям и мыслям за день подведен. Завтра наш класс идет на практику.

ЗАПИСЬ 2

Ух! Все болит, с непривычки ноет все тело, и особенно руки. Мастер Василь Ефремыч сачковать не дает - чуть что, налетает:

- А ну давай работать! Я покажу "не железный"! Разгильдяй, понимаешь, болтун! Ишь, ишь!

Это у него любимое: "Разгильдяй, понимаешь, болтун!" Но в общем, ругается он беззлобно и строго по делу. Да и мы, втянувшись, больше стараемся, работаем лучше.

Мы - ребята девятого "А" - роем траншею для нового высоковольтного кабеля. Литейный цех завода расширяется, и ему понадобится много энергии. Девчонки обретаются где-то в вычислительном центре. У них практика архисовременная. Зато мы делаем настоящую мужскую работу. Наш девиз: "Бери больше, кидай дальше!"

В земле часто попадаются осколки снарядов, мин и бомб.

Я работаю в паре с Сашкой Яковенко. Александр - парень крупный, спортивный, резкий. Он играет в волейбол за сборную города, один раз даже за границу ездил - словом, надежда школы. Жарко, по нашим лицам бегут горошинки пота, а Сашке все нипочем, только знай себе отфыркивается, наваливаясь на "агрегат БСЛ-110", то есть большую саперную лопату длиной 110 сантиметров.

Траншея не очень глубокая, но узкая. Копать неудобно. Лопата скрежещет по ржавому металлу - еще один осколок, на этот раз большой.

- Чего завозился? - часто и сильно отдуваясь, ворчит Яковенко. - Гони вперед!

Я снимаю верхний слой, или "первый штык", как говорит Ефремыч, а Сашка углубляет. Он справляется быстрее и наступает мне на пятки.

Я жму ногой изо всех сил, перенося всю тяжесть тела на закраину, но лопата в землю не идет.

- Дай-ка.

Р-раз! И Сашкина лопата выворачивает из грунта какой-то бесформенный комок, за ним тянутся обрывки полуистлевшего ремня. Мы наклоняемся, разгребаем землю. Это фляга. Обычная алюминиевая солдатская баклага на три четверти литра.

- Але, чего встали! - доносится до нас. - Разгильдяи, понимаешь, болтуны! Эдак нормы не дадим!

Увидев в наших руках флягу, Ефремыч берет тоном ниже:

- Чего нашли? А-а-а. Тут этого добра было... Бои были знаешь какие! Ведь мы здесь держали оборону... рабочий батальон нашего завода... Рядом была кадровая пехота, дальше - матросы.

В этот миг мне показалось, что я слышу лязг танковых гусениц и вижу черную гарь пожарищ. Здесь были окопы переднего края! Здесь, возможно, и сложил голову солдат, который утолял жажду из найденной нами фляги...

А вдруг все было не так, как я себе представляю? Вот если бы этот солдат или ополченец остались в живых!

Василь Ефремыч надвинул кепку почти на нос и показал на стену нового корпуса:

- Вот там где-то был и мой окопчик. А там, где сейчас клумба, за дорогой, сидели немцы. Ихний автоматчик мне руку прожег. Во, смотри.

Он отвернул рукав повыше локтя, показал шрам.

- А вы что же, - спросил я, - не стреляли?

Василь Ефремыч сдвинул кепку и внимательно посмотрел мне в глаза. Его взгляд я расшифровал так: хорошо ли, плохо ли, а мы свое дело сделали. Сдюжит ли ваше поколение, если что случится? Я, наверное, сумел выдержать этот взгляд, и мастер даже слегка подмигнул:

- Я тому, который меня ранил, пулю в лоб закатил. Вот так... Ну, что же, ты, значит, нашел? Или ты, Яковенко?

Я не успел объяснить, что мы нашли вместе, только рот раскрыл, а он уже ткнул флягу в Сашкины руки.

- Возьми хоть на память. И давай закругляться с траншеей. Начальство жмет-давит, сроки все вышли. Горим!

Когда Ефремыч отошел, я сказал:

- Давай посмотрим, что там внутри. Может, записка? Таких случаев, знаешь...

Но пробка прикипела и не поддавалась.

- Ладно, дома открою. Но, похоже, пусто.

Сашка встряхнул фляжку около уха, потом кивнул на дно траншеи:

- Видать, не до записки было.

На том месте, где была фляга, густо чернела россыпь стреляных гильз. Дальше работали молча. Находок больше не было, наша мирная траншея пересекла сталинградский боевой окоп и пошла уже по целиковому грунту.

...Дома я активно нажал на обед. После работы на свежем воздухе аппетит был прямо-таки зверский. Только я отвалил от стола и для разгрузки поставил любимый диск Тухманова, раздался телефонный звонок.

- Послушай, отец, - просипел сквозь треск помех Сашкин голос, - ты чем занимаешься? Расслабился, что ли? Шлягеры крутишь? Угадал? Протрясись-ка на автобусе... Дело есть. Я тут кое-что обнаружил.

ЗАПИСЬ 3

Яковенко провел меня прямо на кухню. На крохотном столе на расстеленной газете лежала знакомая фляга.

- Там пусто... Но вот что...

Он снял расползающуюся в руках суконную обшивку и показал надпись, грубо, видимо, концом ножа сделанную на мягком металле.

Я прочел:

- "Красноармеец Петров Сергей Николаевич". Смотри, тут и адрес... Слушай, старик, ведь это где-то рядом! В Бекетовке!

- Вот! Я знаю этот район как свои пять! Вдруг да кто из родственников отыщется, - заволновался Сашка.

- А может, и сам хозяин фляги. На войне всякое бывало. Мало ли что... А тут мы: "Пожалте, уважаемый товарищ ветеран, сувенирчик!" Ну, что? Махнем? Завтра выходной...

На другой день мы поехали в Бекетовку. Странно было видеть рядом с домами-башнями современной архитектуры бревенчатые домишки и деревенские палисаднички. Рассказывали, что немцы совсем не бомбили Бекетовку, так как рассчитывали использовать под зимние квартиры. Видать, немецкие штабисты умели планировать все до деталей, а вот в главном просчитались. Была эта земля нашей, нашей и осталась!

Мы разыскали нужный нам дом довольно быстро. Рубленая пятистенка, забор со следами зеленой краски, низенькая калитка - все было обыденным, может быть, чуть более обветшалым, чем у соседей по улице. Откуда-то вывернулась маленькая черная собачонка, залилась злющим лаем, стала бросаться на калитку.

- Нора, уймись! Ну, кому сказано!

Пожилая женщина отозвала собаку, и я скороговоркой выпалил заранее приготовленную фразу:

- Здравствуйте, скажите, пожалуйста, здесь проживает или проживал Сергей Николаевич Петров?

Женщина вздрогнула от неожиданности, потом неуверенно протянула: