Элла Задорожнюк - От крушения Пражской весны к триумфу «бархатной» революции. Из истории оппозиционного движения в Чехословакии (август 1968 – ноябрь 1989 г.)

Элла Задорожнюк

От крушения Пражской весны к триумфу «бархатной» революции. Из истории оппозиционного движения в Чехословакии (август 1968 – ноябрь 1989 г.)

© Задорожнюк Э. Г., текст, 2008

© Издательство «Индрик», 2008

Введение

Оппозиционное движение в Чехословакии на протяжении заключительного 20‑летнего периода ее истории как социалистической страны – феномен для анализа предельно сложный. Это вызвано в первую очередь тем, что рассматриваемое движение носило нелинейный характер и отличалось большими и малыми подъемами и спадами, а также тем, что в качестве ведущих в нем выступали силы разной идейно-политической направленности, между которыми могли возникать (и возникали!) весьма непростые отношения. Так что цельная его история – задача скорее поставленная, чем решенная, даже в рамках чешской и словацкой (а до 1993 г. чехословацкой) историографии.

Следует подчеркнуть, что указанное оппозиционное движение имеет в хронологическом плане достаточно четко фиксируемые индикаторы: от 21–22 августа 1968 г. по 17 ноября 1989‑го. Термин «нормализация», появившийся еще в злосчастном для судеб страны Московском протоколе 26 августа 1968 г., стал обозначением для открыто провозглашенного и последовательно проводившегося стремления нового руководства КПЧ решительно дистанцироваться от инициированных Пражской весной попыток реформирования советской модели социализма. Однако и этот термин наполнялся в разные исторические отрезки отмеченного двадцатилетия неодинаковыми смыслами: т. е. «нормализация» конца 1968 г. и даже 1969 г. никак не похожа на «нормализацию» весны 1971 г., а последняя – на таковую после 1985 г. Общим для них всех было признание политического доминирования КПЧ, но и здесь можно обнаружить ряд парадоксов. Один из них заключается в том, что поначалу большинство КПЧ в идеологическом плане ориентировалось на «социализм с человеческим лицом»; будучи оттесненными с властных позиций, коммунисты-реформаторы маркировались даже официально противоречивыми названиями: то как «правый оппортунизм», то как «левый ревизионизм», при этом критика их отступничества сводилась к прямолинейному призыву вернуться непонятно к какой «норме».

Весьма трудно разобраться также в разных по генезису и целям составных частях чехословацкого оппозиционного движения; эта задача, несмотря на обилие материалов, еще в значительной мере не решена, а во многом и не поставлена в отечественной и зарубежной историографии. На наш взгляд, этому препятствуют некоторые идеологические барьеры, поскольку представители разных направлений (и даже фракций) оппозиционного движения стремились и сегодня еще стремятся монополизировать в статьях и мемуарах свое место в нем, игнорируя другие направления.

В принципе историю данного движения предельно схематично можно представить в виде своеобразной параболы: на точке первого его взлета были мощные протестные движения против ввода в Чехословакию войск стран Варшавского договора и работа XIV Высочанского съезда КПЧ, а на точке второго – массовые демонстрации в Праге, а затем и во всей стране, положившие начало «бархатной» революции в Чехословакии. При этом надо учесть некоторое отставание от революционных преобразований в ряде других стран «социалистического содружества».

Между этими датами и проходил с разными степенями интенсивности многовекторный процесс так называемой нормализации. Указанный термин, как следует из документов, впервые был употреблен в Москве в августе 1968 г. скорее в качестве некой метафоры. Но после прошедшего в апреле 1969 г. пленума ЦК КПЧ его применяли уже для обозначения последовательного жесткого политического курса. Многозначность тут не подлежит сомнению, но смысл трактовок в ходе реализации упомянутого курса прояснялся с течением времени довольно четко: любая оппозиция режиму «нормализации» – не что иное, как контрреволюция. Соответственно и противостоявшие этому режиму силы трактовали последний как неостановимую деградацию власти, хотя альтернативы «нормализации» выдвигались совсем разные, иногда полярные [1].

В целом наше исследование оппозиционного движения ориентировано на выявление соотношения внешних и внутренних факторов в деятельности оппозиции. Ее история показывает, что предпосылки в ЧССР для интенсификации оппозиционного движения наличествовали на всем протяжении рассматриваемого периода, то есть с августа 1968 г. до ноября 1989 г., но своеобразными «пусковыми механизмами» движения служили мощные внешние факторы.

Характерные примеры: оппозиция отреагировала на 1973‑й, а затем на 1975 год, когда в Хельсинки был подписан Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ), точечными выступлениями, которые продолжались вплоть до 1977 г. Важным стимулом ее деятельности стал и 1981 год, знаменовавшийся появлением «Солидарности» в соседней Польше, не говоря уже о ключевой дате – 1985 г., когда в СССР начался противоречивый, но в международном плане весьма значимый перестроечный процесс.

Выявление этих моментов показывает, что в общем во взаимодействии внешних и внутренних факторов первые оказывали едва ли не определяющее влияние на возникновение новых форм и способов оппозиционного движения. Это неудивительно, поскольку Чехословакия, находясь в центре Европы, по-живому реагировала на любые геополитические, идеологические и т. д. сдвиги, начиная от поисков новых форм взаимодействия между конфронтирующими частями Европы (и Америки) и заканчивая трансформациями самой идеи социализма. То есть страна выступала неким сейсмографом не тол ько уже наступивших, но и созревавших политических сдвигов на политическом пространстве Европы, являясь местом новых импульсов в развитии социалистических, националистических, либеральных или других воззрений. Часто неформальные движения, ориентировавшиеся на ту или иную идею, не носили массового характера (как, например, в Польше), не приводили к внутренним сдвигам в рамках правящих партий (как в Венгрии). Тем не менее они весьма значимы для истории оппозиционного движения в рамках региона в целом.

Важным является также выявление соотношения мифического и реального наполнения тех или иных движений. Оппозиционное движение в Чехословакии приобрело массовый характер лишь ко времени «бархатной» революции 1989 г., в то же время его лидеры и на предыдущих этапах зачастую стремились представить ту или иную протестную структуру в качестве мощной политической силы. Более того, они претендовали на преемственность старых идеологических постулатов (опираясь во многом на свою историческую память, например, на идею «социализма с человеческим лицом») или на создание принципиально новых. В этом особо преуспели хартисты и, в частности, В. Гавел: его идеи «неполитической политики», «власти безвластных», выраженные в форме броских оксюморонов, активно входили в лексикон мировой политической идеологии. Лишь дальнейшие события показали, что разговоры о подобном «наличии отсутствия» политики, стремления к власти и т. п. как раз и являлись способом достижения последней (а в чем-то, согласно довольно злому, хотя и спорному мнению английского исследователя Дж. Кина, даже формой изощренного макиавеллизма); об этом, в частности, свидетельствует и успешная государственная карьера Гавела.

В данной связи актуальной можно считать такую интерпретацию документов, которая позволяет выявить наполненность оппозиционного движения реальными устремлениями и сугубо мифологическую составляющую в нем. Это особенно важно для Чехословакии, которая, как уже указывалось, являлась своеобразным сейсмографом политических и идейных сдвигов на европейском континенте. Можно сказать, что подобная задача не ставилась ни отечественными, ни зарубежными – чешскими, словацкими, западноевропейскими и американскими – исследователями.

Есть еще одно важнейшее обстоятельство, которое требует внимательного прочтения документов оппозиционного движения, включая его диссидентскую составляющую. Испытав в своем развитии немалое воздействие советской перестройки и последующих демократических преобразований в СССР, это движение привело к власти силы, выбравшие путь антисоветизма, а в дальнейшем и русофобии. Внешним проявлением подобного оборота дел стало отсутствие контактов на высшем уровне между РФ и Чешской Республикой на протяжении более чем десяти лет ее существования, когда встреча президентов двух государств состоялась лишь в марте 2006 г. – при мощном идейном противодействии первого президента Чехии. Эта беспрецедентная лакуна побуждает рассмотреть оппозицию под тем углом зрения, в какой мере она ориентировалась на состояние советско-чехословацких, российско-чехословацких, а в перспективе – российско-чешских и российско-словацких отношений. Поразительным является то, что как за «грехи» Советского Союза, явные и вымышленные, так и за пропагандируемые другими силами идеи социализма и коммунизма ответственность возлагалась как раз на РФ, которая уже встала на путь демократизации – со всеми достижениями и издержками этого пути. Внимательный анализ документов позволяет бросить новый взгляд и на данный парадокс.