Ларри Коллинз - О, Иерусалим! Страница 10

На балконе одного из домов, неподалёку от горящего кинотеатра, стоял невозмутимый араб, запечатлевая с помощью фотоаппарата эффектные моменты. Звали его Антуан Альбина.

Снимки, которые он сделал в этот день, сохранились в его семейном альбоме. Он был владельцем кинотеатра. Афиша всё ещё рекламировала фильм, который Антуан Альбина демонстрировал на этой неделе жителям Иерусалима. Фильм назывался «Это так приятно».

4. В Прагу

Самолёт компании «Свиссэйр» оторвался от взлётной дорожки, пронёсся над тёмно-зелёными волнами апельсиновых плантаций и взял курс на Средиземное море. Капитан Абдул Азиз Керин взглянул вниз, на прямоугольники городских кварталов Тель-Авива, где ещё несколько часов тому назад он наблюдал, как евреи пляшут и веселятся. Капитан отстегнул привязной ремень и закурил. Через семь часов он будет в Париже, а там пересядет на другой самолёт, который доставит его на место назначения — в Прагу. Сирия, недавно добившаяся независимости, получила возможность, которой, кроме неё да ещё Ливана, не обладала ни одна арабская страна: она имела право открыто закупать вооружение на международных рынках.

Поэтому сирийское Министерство обороны осаждали многочисленные агенты оружейных фирм, посредники и лжеконтрабандисты, наперебой предлагавшие свои услуги.

Однако сирийский министр обороны Ахмед Шерабати по здравом размышлении рассудил, что не стоит связываться с этой не внушающей доверия публикой; вместо этого он решил сделать большой заказ одному из самых солидных предприятий по производству оружия — Збройовскому заводу в чехословацком городе Брно.

И вот сейчас капитан Керин летел в Чехословакию, чтобы подтвердить сирийский заказ и организовать доставку оружия в Дамаск. В масштабах Второй мировой войны те десять тысяч винтовок, за которыми он ехал, показались бы мелочью. Но в масштабах, которыми мыслили евреи Палестины, — а именно против них предназначались эти винтовки, — такая партия оружия была огромной. Во всех арсеналах Ҳаганы не набралось бы и половины этого количества.

В том же самолёте, на несколько рядов позади сирийского офицера, сидел другой пассажир — коренастый, плотный человек, в костюме, который был ему явно тесен. Пассажир уткнулся в номер еврейской ежедневной газеты «Давар». Весь багаж его состоял из этой газеты да ещё зубной щётки и двух книг: Библии и «Фауста» Гёте. Согласно палестинскому паспорту этого пассажира его звали Джордж Александр Иберал и он был коммерческим директором еврейской строительной фирмы «Солел Боне». Однако только одна запись у него в паспорте соответствовала действительности — его возраст, тридцать один год; и, разумеется, н паспорте была наклеена подлинная фотография этого человека: с фотографии смотрело круглое хмурое лицо с большими спокойными и решительными глазами, над которыми нависали мохнатые брови. На самом деле его звали Эҳуд Авриэль. Он вовсе не был коммерческим директором «Солел Боне» да и вообще не был никаким директором. Однако в Европу он летел по коммерческому делу — притом по тому же самому, что и капитан Абдул Азиз Керин. Эҳуд Авриэль тоже собирался купить в Европе десять тысяч винтовок. Винтовки предназначались для Ҳаганы.

Несколько часов назад в кибуц, где жил Авриэль, въехал потрёпанный «Форд», и водитель сказал Авриэлю:

— Одевайся, поехали. Нас ждут в Иерусалиме. Шеф хочет тебя видеть.

Авриэль не удивился. За те десять лет, которые этот тихий интеллигент из Австрии посвятил сионистскому делу, он много раз блестяще справлялся с самыми, казалось бы, невыполнимыми заданиями. Сначала в Вене, потом в Стамбуле и в Афинах и наконец в Париже он руководил одной из самых необычайных операций еврейского движения — нелегальной иммиграцией европейских евреев в Палестину. В разгар Второй мировой войны Авриэль сумел даже заслать несколько своих людей в администрацию гитлеровских лагерей смерти. Более ста тысяч евреев из разных стран Европы были лично обязаны жизнью Авриэлю и его организации: он вырвал их из нацистского ада и помог добраться до берегов Земли обетованной. И вот теперь, через два месяца после возвращения домой, Эҳуда Авриэля снова отрывали от семьи и от кибуца.

— Вот что, мой молодой друг, — сказал ему Бен-Гурион, когда Авриэль вошёл в кабинет «шефа». — Война разразится очень скоро. Арабы готовятся к ней вовсю. Рано или поздно в Палестину вторгнутся пять арабских армий. После голосования в ООН здесь, в Палестине, со дня на день может вспыхнуть арабский бунт. То, что случилось в 1936 году, покажется нам детской игрой.

И Бен-Гурион поручил Авриэлю отправиться в Европу и использовать свой опыт руководства нелегальной иммиграцией для закупки оружия, — Мы меняем тактику, — продолжал Бен-Гурион. — Сейчас у нас нет времени на то, чтобы засунуть полдюжины винтовок в мотор трактора и ждать, пока этот трактор морем доставят в Хайфу.

Теперь мы должны работать быстро и решительно. В твоём распоряжении миллион долларов. Эти деньги положены на твой текущий счёт в «Юнион де Банк Сюисс» в Женеве. Вот список того, что нам нужно.

Бен-Гурион вытащил из кармана тщательно сложенный лист бумаги, на котором было всего лишь шесть строк, напечатанных на машинке. Авриэль прочёл список: десять тысяч винтовок, миллион патронов, тысяча ручных пулемётов, тысяча пятьсот станковых пулемётов. Когда Авриэль оторвал глаза от списка, Бен-Гурион взял с письменного стола ещё один лист бумаги.

Это было письмо.

— В Париже живёт еврей — бизнесмен по имени Клингер; он обещает помочь нам достать это, — сказал Бен-Гурион. — Тебе нужно немедленно лететь в Париж.

Затем, встав, Бен-Гурион вышел из-за стола и положил на плечо Авриэлю свою тяжёлую руку.

— Эҳуд, — сказал он, — ты должен добыть эти десять тысяч винтовок.

Примерно в то же самое время, когда самолёт с капитаном Керином и Эҳудом Авриэлем подлетал к Парижу, в так называемый «Красный дом» в Тель-Авиве на улице Хаяркон, 44, вошли два человека. В этом доме размещалась тайная штаб-квартира Ҳаганы.

Один из этих людей был молодым блестящим археологом по имени Игаэль Ядин. Летом 1947 года Давид Бен-Гурион оторвал Ядина от изучения старинных надписей и предложил заняться разработкой военных операций, назначив его старшим офицером Ҳаганы.

Другого звали Михаэль Шахам; он был «рабочей лошадью» Ҳаганы. С одиннадцатилетнего возраста с оружием в руках он защищал родное поселение. Позднее Шахам создал первую подпольную мастерскую Ҳаганы по производству оружия, тогда ещё очень примитивную. Совмещая в себе таланты плотника, электрика, слесаря и выдающегося учёного-теоретика (получив в дальнейшем образование. Шахам стал научным сотрудником Института имени Вейцмана), он изобрёл в 1938 году необыкновенную взрывчатку, которая не боялась влаги.

Игаэля Ядина и Михаэля Шахама вызвал к себе Яаков Дори, начальник штаба Ҳаганы. У Ҳаганы уже была налажена система связи, и из «Красного дома» можно было связаться по радио с любым еврейским поселением в Палестине. Командиры округов каждый день докладывали в Тель-Авив о том, что происходит у них в районах, и вся эта информация заносилась в сводный штабной журнал.

В этот зимний день начальника штаба больше всего, как ни странно, беспокоили не волнения в Иерусалиме, а небольшой инцидент, который казался Яакову Дори зловещим предвестием начинавшейся открытой борьбы. Автобус с евреями, шедший из Натании в Иерусалим, обстреляли из засады. При этом погибли три женщины и двое мужчин. Яаков Дори показал запись в журнале и сообщил Шахаму, что поручает ему обеспечить безопасность движения еврейского транспорта.

— Война будет выиграна или проиграна на дорогах, — сказал Дори. — Наша жизнь зависит от транспорта. Вы должны держать дороги открытыми для нас.

Шахам и Ядин вышли из кабинета начальника штаба. В кабинете Ядина по стенам была развешана подробная карта Палестины на шестнадцати листах, составленная в 1945 году 512-й топографической ротой Британской армии. Вся карта была утыкана булавками с красными головками, обозначавшими еврейские города и поселения; и между всеми этими красными точками извивались нити, составлявшие гигантскую паутину дорог, за которые теперь нёс ответственность Михаэль Шахам.

Нередко дорога от одного еврейского поселения до другого проходила через территории, полностью контролируемые арабами, — и в таких местах любой поворот, любой кювет или придорожный куст, любой дом или холм, нависавший над шоссе, могли служить укрытием для арабской засады.

Но самой уязвимой была большая автострада длиной в 72 километра в центре страны, шедшая на юго-восток. От этой артерии, которая начиналась у побережья и постепенно поднималась на высоту 750 метров над уровнем моря, зависела жизнь ста тысяч мужчин, женщин и детей, составлявших наиболее крупную и значительную еврейскую общину в Палестине — общину Иерусалима.