Владимир Рыжков - Закулисье российской истории. Завещание Ельцина и другие смутные события нашей страны Страница 10

Мнение по этому вопросу Бориса Макаренко:

Думаю, что не могут. К сожалению, похоже, что спровоцировали новый очень серьезный виток напряженности в одной из самых горячих точек России. Там, как говорят, народ был недоволен своим собственным президентом. Но когда мы говорим «народ», надо прекрасно понимать, что это некие сотни, тысячи человек. А сам народ в революциях, как правило, играет роль безбилетника. Несколько сот или тысяч людей в столице изображают народную вовлеченность в революцию: берут Бастилию, встают в кольцо вокруг Белого дома. Если эта революция получается, то все остальные потом тоже считаются народной массой, которая совершила эту «народную» революцию. Но она ничего не совершала. В Ингушетии народ был недоволен положением у себя в республике, но апеллировал к «царю». То есть в стране, по их убеждению, все было нормально и была власть. В чем разница с 9 января? Удержись царь, скорее всего, тогда революция все равно бы была — уж больно глубокий кризис в то время созрел в России. Но не было бы такой яркости, и, может быть, немножко по-другому пошла бы история. Но помните, «Ты, Николашка, Божий помазанник, войну проигрываешь каким-то японцам, так ты еще и в народ стреляешь?» — последней каплей стали вот именно эти выстрелы, которые дали новое качество: недоверие власти, выраженное очень значимой частью российского общества — политизированной, раздраженной и без того власти не доверявшей.

Что же провоцирует революции? Например, в Москве обрушилась крыша в бассейне, и после этого стали проверять все бассейны. Когда произошел Беслан, после этого начали бороться с терроризмом во всех школах. То есть у нас мысль властей очень примитивна — где-то прорвало, давайте там и будем затыкать. По поводу же революций можно сказать так: самые большие страхи у нынешней нашей власти вызывают так называемые цветные революции. Вот на Украине произошла «оранжевая» революция, так давайте будем затыкать эту дыру, откуда хлынул революционный поток. И эта попытка везде заткнуть дыры очень напоминает антрепризу клоуна, когда он что-то поднимает с арены, а что-то у него падает. Он что-то поднимает и тут же что-то роняет, так как все ухватить невозможно…

К сожалению, во всем мире, и не только в России, и не только в авторитарных режимах, пока гром не грянул, никто даже не думает креститься. После 11 сентября выяснилось, что в Америке с безопасностью в аэропортах дела плохи, выяснилось, что эти башни торгового центра были архитектурно спроектированы так, что люди не могли спастись, и лишь потом выяснили, какие строительные и архитектурные нормы надо менять. Разница в другом. Все режимы «прокалываются», но гибнет не тот режим, который делает ошибки, а тот, который методично и постоянно делает из этого неправильные выводы. В Америке события 11 сентября стали поводом для фундаментального переосмысления и проблем безопасности, и проблем демократии в стране. Правильно, плох тот режим, который не учится на своих ошибках, не учится лучше понимать, чем живет и дышит страна, нация и народ.

Мнение по этому вопросу Бориса Макаренко:

Приведу пример из близкого мне Ближнего Востока. Были старые прогнившие монархии, которые рухнули, как гнилое дерево, от одного маленького переворота. Началось в Египте со свободных офицеров. Ирак, Ливия — очень поучительный опыт для понимания, что такое революция. Но были два монарха, на жизнь которых покушались, у которых в странах дела шли не лучше, чем в Египте или Ираке. Но эти монархи благополучно умерли в своих постелях, и их сыновья правят Иорданией и Марокко. Режимы остались авторитарные, но они провели земельную реформу, они приоткрыли, насколько это возможно, каналы народного участия.

Более того, Марокко сейчас — самая плюралистическая из арабских стран, в том числе и потому, что на покойного папу нынешнего короля совершалось несколько неудачных покушений. Эти монархи, с одной стороны, усовершенствовали собственную службу безопасности и стали лучше охранять себя как главный источник легитимности режима. С другой стороны, они «открывались» и реагировали. Они научились это делать. А те режимы, которые не учатся, которые пытаются только затыкать дырки, не понимая, что трубу надо менять, рано или поздно все равно падут.

А вот при демократических режимах революции не нужны. Зачем там революция, если власть можно свергнуть мирно через выборы?

Наверное, люди бунтуют тогда, когда разрыв между тем, что они имеют, и тем, что они должны иметь (как это им представляется), становится слишком большим.

А вот что они хотят иметь — севрюжину с хреном или конституцию — это в разных ситуациях по-разному. Кстати, вспомним начало еще одной революции — Великой американской и знаменитое «Бостонское чаепитие», когда американцы побросали в море чай, который не так облагался пошлиной. То есть вроде бы им не хватало свободы, чтобы устанавливать законы о том, какой пошлиной облагать чай. А на самом деле эта свобода им нужна была затем, чтобы торговать чаем и делать на этом деньги. Вот так тогда американские колонисты понимали диалектическое единство между конституцией и севрюжиной с хреном.

Что же касается «цветных» революций, которые бушевали в Грузии и на Украине, то там естественным поводом для массовых выступлений была слишком очевидная подтасовка выборов. Это та капля, которая переполняет чашу терпения и выводит людей на улицы. Но для этого нужно, чтобы режим был дико непопулярен (все режимы, в которых произошли «цветные» революции, были очень непопулярны, потому что в обществах ощущался застой). Именно поэтому результаты выборов там оспаривались столь решительно и в столь массовом порядке.

Слушателям «Эха Москвы» был задан вопрос: «Что лично вас может скорее спровоцировать на участие в революции — дефицит в магазинах или дефицит свободы?» На этот вопрос 78 % проголосовавших ответили, что их может спровоцировать на участие в революции дефицит свободы, а 22 % — что дефицит в магазинах.

Кризис либерализма в России: кто виноват?

[11]

Кризис либерализма в России налицо. Возьмем хотя бы то, что лежит на поверхности. Например, последние думские выборы: две либеральные партии («Яблоко» и Союз правых сил) получили в сумме меньше 3 %. Во-вторых, за последние несколько лет не смогла зарегистрироваться ни одна другая либеральная партия. В частности, власти закрыли старейшую Республиканскую партию России (РПР). В-третьих, если сравнить социологические опросы наших дней с социологическими опросами, скажем, первой половины 90-х годов — разница разительная. В конце 80-х, в начале 90-х годов российское общество огромным большинством поддерживало основные либеральные лозунги — свободу слова, свободные выборы, федерализм, местное самоуправление. Сейчас российское общество с удовольствием смотрит военные парады на Красной площади, поддерживает концепцию твердой руки и единоличной власти. То есть можно видеть абсолютно нелиберальные политические тренды.

И кстати, а может ли быть кризис того, чего нет, чего и не существовало?

Мнение по этому вопросу Андрея Илларионова, бывшего советника президента Российской Федерации по экономическим вопросам, президента фонда Института экономического анализа:

Я считаю, что никакого кризиса либерализма нет. Его нет ни в России, нет этого кризиса и в мире. Если был бы кризис либерализма, мы могли бы найти какие-то признаки этого кризиса в трех направлениях, по которым мы можем судить, есть кризис или нет. Первое. Есть ли кризис либерального мировоззрения. Второе. Есть ли кризис либеральной политики, в частности, например, либеральной экономической политики. И третье. Есть ли кризис либеральной общественно-политической деятельности. Давайте просто пройдем по каждому из этих направлений, естественно, в приложении к нашей стране. Что касается либерального мировоззрения, мы видим, что огромное количество людей, которые придерживались либеральных взглядов, так и придерживаются либеральных взглядов. Далеко не всегда, возможно, это отражается социологическими опросами. Социологические опросы в условиях недемократических обществ, к сожалению, искажают реальные результаты. Мы можем провести опрос, скажем, в Северной Корее относительно поддержки или неподдержки режима, любви или нелюбви к лидеру, — мы получим такие результаты, которые предсказывать не нужно. Значит ли это, что северные корейцы, находясь в свободных условиях, проголосовали бы таким же образом? Конечно, нет. Достаточно посмотреть, что происходит южнее 38-й параллели и какая жесточайшая политическая борьба разворачивается там. Тот же самый народ. Значит, когда политический режим навязывает свои взгляды, результаты, отражаемые социологическими опросами, не показывают, что на самом деле думают люди. Поэтому «любовь» к военным парадам или результаты опросов общественного мнения — это не отражение реального отношения людей. Реальное отношение людей проверяется, скажем, в очередях государственного бюро регистрации недвижимости. Попробуйте там зарегистрировать свою квартиру, или свой садовый участок, или свое строение. Вы проведете дни, а иногда сутки, а иногда не одни сутки для того, чтобы сдать документы, получить документы и т. д. Поэтому люди, с одной стороны, демонстрируют лояльность, с другой — негодуют… Вы хотите такие правила игры? Давайте мы будем для вас подыгрывать. Но свой интерес, свою заботу о самом себе, о своих близких и о своей собственности блюдут очень аккуратно. Поэтому я не вижу никакого основания для того, чтобы утверждать, что есть кризис мировоззрения. Если посмотреть, насколько более широкими стали публикации либеральной литературы в нашей стране, — это несопоставимо с тем, что было 20 лет тому назад…