Шломо Занд - Кто и как изобрел Страну Израиля Страница 10

Примерно то же самое происходило и накануне страшного нацистского геноцида; впрочем, отказ Соединенных Штатов (после принятия антиэмиграционного законодательства в 1924 году — и вплоть до 1948 года) открыть границы для жертв европейской юдофобии сделал возможным «переадресацию» более значительной массы еврейских беженцев на Ближний Восток. Едва ли государство Израиль получило бы шанс возникнуть, если бы не жесткая антиэмиграционная политика американского правительства в этот трагический период.

История, утверждал в свое время Карл Маркс, имеет обычай повторяться: в первый раз она происходит как трагедия, во второй раз — как фарс[58]. В начале 80-х годов XX века президент Рональд Рейган принял решение открыть въезд в США эмигрантам, бежавшим от советского режима. В те годы речь шла, в основном, о евреях, выезжавших из СССР по израильским визам под предлогом воссоединения семей. Израильское правительство пыталось всеми доступными способами побудить американскую администрацию изменить свою политику — закрыть въезд в Америку для советских евреев и направить их в Израиль; до поры до времени — безуспешно. Поскольку советские евреи упорствовали в своем желании обосноваться на Западе, а не на Ближнем Востоке, Израиль обратился за помощью к румынскому диктатору Николае Чаушеску и к коррумпированному коммунистическому руководству Венгрии, которым были уплачены огромные взятки. В конечном счете интрига Израиля увенчалась блестящим успехом. В 1989 году Америка закрыла въезд для советских евреев, так что Израилю удалось «направить» более миллиона еврейских эмигрантов из СССР — поначалу через восточноевропейские страны, а потом и прямыми авиарейсами — на «национальную родину», в страну, которую они не выбирали и в которой не хотели жить[59].

Не знаю точно, имели ли представители двух-трех последних поколений предков Шамы возможность вернуться в ближневосточную «страну отцов». Так или иначе, они, как и подавляющее большинство еврейских эмигрантов, предпочли перебраться на Запад и продлить таким образом свое мучительное «изгнание». Однако нет ни малейшего сомнения в том, что сам Саймон Шама может — если захочет — в любой момент отправиться на свою «древнюю родину». Увы, он, судя по всему, предпочитает собственной «репатриации» «репатриацию» деревьев, или, проще говоря, чтобы в Израиль ехали евреи, которым не посчастливилось попасть в Великобританию или в Соединенные Штаты. Его поведение напоминает старый добрый идишистский анекдот, определяющий сиониста как еврея, который просит у другого еврея денег на отправку третьего еврея в «Эрец Исраэль». Сегодня, когда я работаю над этой книгой, данный анекдот представляется еще актуальнее, чем сто лет назад. К этой теме мне придется не раз вернуться.

Попросту, точно так же как евреи не были изгнаны «силой» из Иудеи в первом столетии новой эры, они не «возвратились» по доброй воле в Палестину, а потом в Израиль в XX веке. Все мы хорошо знаем, что задачей историка является предсказание прошлого, а не будущего, поэтому в настоящий момент я, вне всякого сомнения, беру на себя совершенно излишние риски. Тем не менее решусь выдвинуть предположение, касающееся будущего: миф об изгнании и возвращении, пламенный и эффективный в XX столетии, окрашенном пропитанным национальными страстями антисемитизмом, остынет в XXI веке. Разумеется, этот прогноз исполнится, лишь когда государство Израиль перестанет делать все от него зависящее, для того чтобы прежняя юдофобия выползла из своего логова и обрела новые устрашающие обличья.

3. Имена «земли праотцев»

Одна из целей моей работы — отследить историю изобретения термина «Эрец Исраэль» как именования территории переменного размера, находящегося «под властью еврейского народа». Как отмечалось выше, этот территориальный термин был изобретен в ходе национального «идеологического строительства»[60]. Однако, прежде чем начать теоретическое путешествие по тайникам загадочной земли, приковавшей к себе внимание всего западного мира, я должен указать на сам характер (филологический и семантический) термина, неразрывно связанного с интересующей нас точкой на карте. Так же как и многие другие языково-национальные культуры, сионистское движение произвело немало изобилующих анахронизмами семантических манипуляций, сильно затрудняющих последовательный критический дискурс.

В этом кратком введении я приведу лишь один — зато центральный — пример исторического словотворчества, порождающего совершенно излишние проблемы. Как известно, «пространственный» термин «Эрец Исраэль» никогда не совпадал (и сегодня не совпадает) с территорией, на которую распространяется юрисдикция государства Израиль. В современном иврите он — термин — уже много лет является «политически корректным» именованием области, находящейся между Средиземным морем и рекой Иордан; однако в сравнительно недавнем прошлом он относился и к значительным территориям к востоку от Иордана. Этот изменчивый термин был одновременно навигационным инструментом и политическим рычагом территориальной «концептуализации» сионистского освоения страны с самого его начала более ста лет назад. Тем, кто не владеет ивритом в совершенстве, трудно до конца осознать важность и вес этого термина в израильском сознании. Он является объединяющим риторическим кодом для всех мыслимых областей культурного творчества — от школьных учебников до докторских диссертаций, от художественной литературы до научной историографии, от поэзии и песенного творчества до политической географии — и, что не менее важно, для изобилующего эмоциональными деталями израильского политического сознания[61].

На полках книжных магазинов и университетских библиотек тесными радами стоят книги, посвященные таким темам, как «Эрец Исраэль в праисторические времена», «Эрец Исраэль под властью крестоносцев», «Эрец Исраэль в период арабского завоевания» и т. п. В переводах иноязычных книг термин «Палестина» систематически заменяется на «Эрец Исраэль». Даже сочинения основоположников сионизма, таких как Теодор Герцль, Макс Нордау, Бер Ворохов и другие, использовавших общепринятый термин «Палестина», подвергаются при переводе на иврит той же операции: идеологически неприемлемый термин непременно заменяется на «Эрец Исраэль». Эта языковая политика порождает иногда комические и абсурдные ситуации: например, ни в чем не повинные израильтяне, читающие на иврите, просто не могут понять, почему в рамках великой дискуссии вокруг британской рекомендации предпочесть заселение Уганды борьбе за «Эрец Исраэль», разделившей в начале XX века сионистское движение, противники «угандийского плана» именуются «палестинцами» или «палестиноцентристами» — ведь о Палестине в книге вообще нет речи.

Появились даже просионистские историки, пытающиеся ввести этот термин в другие языки. Например, когда уже знакомый нам Саймон Шама написал книгу, энтузиастически увековечивающую колонизаторские предприятия семейства Ротшильдов, он дал ей замечательное название: «Двое Ротшильдов и Эрец Исраэль»[62]. Следует помнить, что в описываемые им времена общепринятым термином была именно «Палестина», причем не только на всех европейских языках, но и в устах всех без исключения персонажей, появляющихся на страницах книги. Бернард Льюис, не менее известный и столь же преданный сионистскому предприятию историк, зашел даже дальше, чем Шама. В ученой статье (в которой он пытался доказать малую историческую значимость общеупотребительного термина «Палестина») Льюис заявил с немалым апломбом, что это название «никогда не использовалось евреями, среди которых принятым именованием страны, со времен исхода из Египта до наших дней, всегда было „Эрец Исраэль“»[63].

Неудивительно, что для большинства евреев-израильтян данное именование — однозначный документ о владении, не оставляющий ни малейшего сомнения в том, кому в действительности принадлежит это место, — представляется практически вечным, существующим самое меньшее с момента, когда они получили божественное обетование. Как я уже писал в другой книге (и другим языком), евреи в гораздо меньшей степени реализуют себя посредством мифа об «Эрец Исраэль», нежели мифологическая Эрец Исраэль реализует себя при их посредстве, порождая образ национального пространства, истинные моральные и политические импликации которого не всегда им до конца ясны[64]. Одного простого обстоятельства — с самого момента создания государства Израиль в 1948 году и по сей день его территория не совпадает с концептуальной территорией Эрец Исраэль — вполне достаточно, чтобы совершенно прояснить геополитическую ментальность и концепцию границ (лучше сказать: концепцию отсутствия границ), присущие израильским евреям.