Петр Северов - Морские были Страница 10

Так Данила Анциферов, ставший кровавым злодеем, навсегда отрезал себе и своим сообщникам дорогу к возвращению на Русь.

Избранный атаманом, Анциферов приказал поднять у ворот острога знамя и разослать посыльных в другие селения созывать казаков в свой отряд. Он был уверен, что теперь под его предводительство станут все камчатские казаки. Но ошибся. Пришли только отдельные служилые, недовольные своими командирами.

Все же отряд, насчитывавший вначале четыре десятка казаков, вырос до 75 человек. Может быть, из страха перед мятежниками, а может и за немалое даяние среди них очутился архимандрит Мартиан. Щедро служил он молебны, кропил священной водою атамана и есаулов, желал им всяческих побед.

А "победы", которые тем временем совершал Анциферов, были уж и совсем недостойны. В селении Тигиль он захватил имущество Атласова и разделил его меж казаками. Захватил продукты, снасти и паруса, что были приготовлены для служилых, собиравшихся в путь по морю.

Лишь одно удивляло и смущало атамана: в его отряде не было ни малейшего воодушевления. Люди получали большие подарки, каждый казак теперь имел и соболий мех, и бобров, и красных лисиц, но не было заметно, чтобы кто-либо радовался этому богатству. Молчалив и мрачен был есаул Козыревский, - не приносил ему отрады новый, есаульский чин. Когда собирался казачий "круг" (совещание), старался он держаться в сторонке и только все время чадил крепкой махрой.

- Э, да вы и совсем приуныли, соколы! - журил казаков атаман. - Или якутского воеводы убоялись? Или опять вам нужен железный приказчик, чтоб кнутом по голым спинам стегал?

- Что мы делаем тут, на Камчатке? - неожиданно спросил его Козыревский.

- Как что делаем? - удивился Анциферов. - Живем!..

- А служба какая наша? Или мы беглые, клейменные, родину позабывшие навек?..

Атаман растерялся. Казаки молчали. И в их молчании Анциферов уловил недоброе. В том, что эти люди покрыли себя позором преступлений, он был виноват. Однако чего хотел этот беспокойный есаул Козыревский? Уж не вздумал ли он свергнуть Анциферова и стать атаманом?

Положив руку на рукоять сабли, Данило сказал с угрозой:

- Тот, кто страшится клейма, нам не товарищ...

Козыревский решительно встал.

- Мы все этого страшимся, атаман... Это - позор перед Россией, позор на всю жизнь и даже на все наше поколение. Кто же мы, разбойники ночные или служилые люди? Разбойником никто из нас не хочет быть. Верно, с приказчиками жестоко мы рассчитались, а разве загладили свою вину?.. Слышал я, на Большой реке камчадалы восстали и побили всех русских служилых. Вот, атаман, выбор: либо отсиживаться в остроге, пока не удастся еще кого-нибудь пограбить, либо пойти с боем на Большую реку. Много их там, говорят, восстало: войска наберется несколько сот. Но если погибнем мы все, до единого человека, - в бою почетная казаку смерть. А если победим и останемся живы, - и Якутск и Москва простят нам прошлое... Верно ли говорю я, атаман?

Анциферов не успел ответить. Казаки повскакивали с мест, горница наполнилась гулом и криком, каждый тряс руку Козыревскому, а другие уже обнимали его и благодарили, - он нашел счастливое решение их судьбы...

Ничего другого не оставалось атаману, как согласиться.

- Верно, - сказал Анциферов. - Значит, в поход!..

Большерецкий острог, в котором засели камчадалы, был взят решительным и смелым штурмом, и даже атаман удивился теперь отваге служилых, - шли они на ратный подвиг, презирая смерть.

Заняв полуразрушенный острожек, казаки принялись восстанавливать ограду и дома. Примечая, как повеселели служилые, Анциферов сказал есаулу:

- Спасибо, друг Иван, умный ты дал совет. Но неужели ты веришь, чтобы в Якутске или в Москве за все содеянное нас простили?..

- Уж это как заслужим... - ответил Козыревский. - Ежели сможем мы добрыми делами черные дела покрыть, - думаю, простят...

Вскоре несколько сот камчадальских и курильских воинов осадили острог. Они настолько были уверены в легкой победе, что многие взяли с собой даже ремни, чтобы вести пленников.

Но казаки помнили слово Козыревского: за доброе дело - Москва простит. Группа служилых осторожно, будто нерешительно, вышла из острожка. Воины-камчадалы тотчас же бросились в бой. Казаки встретили их залпом из пищалей. Этот залп и послужил сигналом для тех, что ждали за стеной острога. Широко распахнулись ворота, и весь лихой отряд двинулся в ответную атаку. Козыревский с неразлучной трубкой в зубах, с обнаженной, сверкающей саблей шел впереди. Видели его в самой гуще боя, там, где казаки сражались один против десяти, где не было места для взмаха копьем и воины руками рвали недругов...

С утра и до позднего вечера длился этот неравный бой. Под натиском казаков дрогнули и отхлынули камчадалы, а потом, осмотревшись, увидели, что их вожак бежал. Тогда уцелевшие бросились в лес, в глухие ущелья и в дальние горы.

С этого памятного дня прежняя, лихая веселость возвратилась к есаулу Козыревскому, будто сразу и навсегда позабыл он и о гибели трех приказчиков, и об учиненных грабежах.

- Весть о делах наших славных, - посмеиваясь, говорил он Анциферову, каленой стрелою в Москву долетит.

- Думается мне, Иван, что ныне уже есть о чем в Москву написать? озабоченно спрашивал Анциферов.

Но теперь Козыревский не торопился.

- Челобитную составить - дело простое. Но ежели завтра случатся еще большие дела? Что же, снова марать бумагу? Нет, надобно подождать, атаман, мало нам одного только помилования...

- Ты, может, и награду еще ждешь?

- А почему бы и нет? - уверенно говорил есаул. - Большие дела наши те, что сделаны, и те, что еще будут, - в один крепкий узел надобно стянуть: смотри-ка, мол, Москва, - дети твои опальные верность матери-родине хранят и недаром на самый край света ходят...

- Пожалует тебя воевода петлей да перекладиной! - сумрачно заключил Анциферов.

А Козыревский беззаботно смеялся:

- И с петлей на шее буду знать, что жизнь не напрасно прожил!.. - И уже серьезно советовал: - Приказывай готовить лодки, шить паруса, порохом да провизией запасаться. Новые земли на юге разведаем и к русской державе их обратим!..

Еще в 1710 году у Шипунского мыса разбилось японское судно - буса, на которой оказались японские рыбаки. Козыревский видел их, знаками объяснялся с ними, и те подтвердили, что к югу от Камчатки в море лежит много островов.

Анциферов и сам давно уже подумывал о тех неизвестных островах, что чуть виднеются с мыса Лопатки. Уйти с дружиной на эти острова, поселиться там... Зверя морского, рыбы и птицы в тех краях вдоволь, может и земля окажется благодатной и строительный лес найдется...

Поделился атаман своими сокровенными думами с есаулом. Но Козыревский только посмеялся:

- Что же ты, добровольную ссылку предлагаешь? Уехал на остров и живи там, как в лесной трущобе медведь... А не лучше ли возвратиться назад, став богаче Атласова, Липина и Чирикова, вместе взятых? Пускай попробует тогда кто-нибудь сказать, что покусился ты на богатство приказчиков! Очень нужны тебе их пожитки, когда у самого золота, может, полный мешок!

Знал есаул слабую струнку атамана. Знал он, чем и казаков завлечь, одному обещал десяток бобров, другому повышение в чине, третьему пай из добычи.

- Дело, - сказал Анциферов. - Собирайтесь, служилые, в дорогу!

Не доводилось еще видеть атаману, чтобы так горела работа в привыкших только к оружию казачьих руках. Дружно звенели топоры, певуче перекликались пилы. Не по дням, по часам вырастали остовы вместительных лодок, и сразу же одевались они обшивкой, и уже шипела и пенилась в пазах смола. Другие кроили и штопали паруса, готовили мачты и реи, сносили на берег реки оружие, порох, запасы провизии...

В августе 1711 года тяжелые, медленные в ходу лодки подошли к Курильской земле - южной оконечности Камчатки. На юге в ясном просторе океана отчетливо вырисовывались остроконечные вершины гор. К этим далеким вершинам и повели казаки свои суда.

К вечеру они достигли первого острова и стали в устье реки Кудтугана. Берег был скалист, безлюден, сумрачен и молчалив, только стаи птиц кружились над утесами да любопытные нерпы поминутно высовывали головы из воды.

Но остров был обитаем. Близко от устья на зеленой поляне служилые увидели следы костров. Дожди еще не размыли золу, - как видно, совсем недавно здесь стояло кочевье. Утром лодки двинулись в обход острова, и вскоре на отлогом откосе горы казаки приметили деревянные хижины курилов.

Взятый Анциферовым с Камчатки переводчик-курил легко объяснился с жителями острова. Первым делом жителям сказали о том, что они должны платить русскому царю ясак.

Однако взять большой ясак казакам не удалось. Оказалось, что "на том их острову соболей и лисиц не живет и бобрового промыслу не бывает..."

Анциферов быт даже разочарован. Зато Козыревский ликовал и нисколько не заботился об ясаке. С курилами у него сразу же завязалась дружба. И сколько ни прислушивался Анциферов к вопросам, которыми так и сыпал есаул, - не уловил он в них даже намека на поживу. Козыревский подробно расспрашивал об острове, о речках его, заливах и мысах, о зимних погодах в этом краю, о рыбном промысле, об охоте, а потом стал допытываться о японцах и их земле и все ответы занес на бумагу.