Мариан Брандыс - Адъютант Бонапарта Страница 10

Вечером в переполненном зале театра Богуславского в присутствии короля была поставлена новая трагедия "Казимеж Великий". Каждый политический намек этого не очень удачного произведения встречали неистовыми овациями. Когда играющий Казимежа Великого популярный актер Овсинский произнес: "Коль надо будет, стану во главе народа моего", Станислав-Август перегнулся из ложи и воскликнул: "Стану и всего себя отдам!" Патриотическая публика откликнулась на эту королевскую декларацию бурей долго несмолкаемых рукоплесканий и возгласов.

Не знаю, был ли капитан Юзеф Сулковский в этот вечер в театре. Но если был, то во время кампании в Литве он не раз с горечью вспоминал театральный жест своего верховного главнокомандующего.

Назавтра, после торжеств 3 мая, грянул первый гром.

Прусский король Фридрих-Вильгельм II, считавшийся сторонником конституционного лагеря, уведомил польское правительство официальной нотой, что если поляки собираются силой оружия отстаивать конституцию, то на помощь Пруссии пусть не рассчитывают. Спустя несколько дней Екатерина II - "августейшая гарантка" магнатских свобод - приказала своим войскам вторгнуться в пределы Речи Посполитой.

Короткая отчаянная война 1792 года усугубила разочарование нашего героя. В позднейшем описании литовской компании он с присущей ему страстью возмущается полнейшей неподготовленностью страны к обороне и поразительной бездарностью полководцев. Этот первый труд на военную тему, основанный на собственном опыте, полный патриотической боли, демонстрирует незаурядные таланты прирожденного стратега и тактика.

Скромный капитан линейной части охватывает мысленным взором весь театр воеыныйх действий, отлично знает настроения офицеров и солдат, детально анализирует ошибки каждого приказа и каждой операции, можег противопоставить стратегическим концепциям самых высших командиров собственные стратегические решения.

Это не были чисто теоретические таланты. За свое участие в обороне моста на реке Зельве Сулковский первым получил в этой кампании крест Виртути Милитари и был представлен к производству в майоры. Командир корпуса Михал Забелло писал о нем в письме к королю:

Капитан Сулковский во главе стрелков отличался отвагой и сообразительностью. В последнем деле... он силами тридцати стрелков задержал и отбросил от моста больше чем 400 казаков. Не щадит себя. Этот молодой офицер великолепно показывает себя на войне и много обещает!

Во время кампании в Литве Юзеф сблизился с полковником Якубом Ясинским, ум и храбрость которого произвели на него большое впечатление. Вероятно, эта новая дружба вдохновила его на революционные действия в последние дни войны.

В конце июля 1792 года до литовских войск дошла трагическая весть о присоединении короля к Тарговицкой конфедерации ("Стану и всего себя отдам!") Среди солдат и офицеров ширится смятение, все осыпают друг друга оскорблениями и подозрениями, никто не уверен в своей судьбе.

Вот в это-то время Сулковский и вынашивает проект - поднять в армии восстание и устроить государственный переворот. Вместе с другими радикально настроенными офицерами он приступил к подготовке акта реконфедерации и к сбору подписей. Но от проекта пришлось отказаться, так как поступило известие, что коронные войска подчинились приказам короля.

Герой Зельвы вернулся в Варшаву. Король, извещенный о его "подрывных" действиях, производства в майоры не утвердил. Столица была оккупирована. Тарговнцкий лагерь привлекал к себе людей гражданскими и военными чинами. Квартиры тарговичан охраняли войска. Среди патриотически настроенных офицеров царило настроение полной подавленности. Князь Юзеф Понятовский и Тадеуш Костюшко подали в отставку. Многие офицеры последовали их примеру. Юзефу Сулковскому пришлось спрятать под мундир свой орден Виртути Милитари, так как тарговицкое командование запретило носить знаки отличия, заслуженные в последней войне.

("Разреши им носить эти цацки, так они осмелятся не слушаться гетманских приказов", - писал Костюшке маршал конфедерации Щенсный-Потоцкий.)

Юзеф Сулковский навестил тетку, вдову князя Августа. Эта была единственная особа из рода Сулковских, которая после смерти опекуна проявляла к Юзефу некоторое внимание и с которой он еще поддерживал родственные отношения. От старой княгини он узнал, что князь Антоний вступил в тесную связь с Тарговицей и готовится принять должность великого коронного канцлера. Наверняка в этот момент молодой капитан почувствовал, как впивается ему в грудь заработанный кровью орден.

Возвращаясь из теткиного дворца, он стал свидетелем обычного в то время уличного происшествия. Группа доведенных до отчаяния ветеранов последней войны напала на одного из тарговнчан. Подбежали караульные и после короткой схватки увели польских солдат в тюрьму.

Он понял, что в Варшаве ему больше делать нечего.

Так как добиться официального увольнения из армии младшим офицерам было неимоверно трудно, он стал хлопотать через своего товарища майора Суходольца об отпуске для лечения на заграничных водах, имея намерение бежать во Францию, где происходили перемены, которых он напрасно ожидал в Польше.

Осенью 1792 года он покинул Варшаву и через Вену уехал в Париж.

Таким предстает - по историческим документам - путь Юзефа Сулковского от магнатского дворца в Рыдзыне к парижскому якобинству. Путь этот прост и логичен.

А придуманные легенды могут его только запутать.

КОГО ЛЮБИЛ СУЛКОВСКИЙ

Все польские и иностранные мемуаристы, которые сталкивались с Юзефом Сулковским, единогласно подчеркивали его незаурядную красоту и обаяние. Один из французских адъютантов Бонапарта в итальянской кампании так описывал польского сотоварища: "Он обладал рыцарскими чертами, увлекался приключениями, был обуреваем романтическим и беспокойным духом... Истинный поляк... Безгранично очаровательный, стройный, элегантный, породистый, с привлекательным гордым выражением лица... точно сжигаемый внутренним огнем, пламень которого сверкал в его взгляде..."

Австрийская полиция, выслеживая Сулковского в 1794 году, когда он в одежде армянского купца пробирался с донесениями для Костюшки из Константинополя в Варшаву, рассылала розыскные письма с таким вот поэтическим описанием: "Выглядит как красивая девушка, переодетая мужчиной. Глаза большие, бархатистые, украшенные длинными ресницами..."

Эти свидетельства современников, взятые из столь разных источников и вызванные столь разными мотивами, рисуют просто идеальный портрет героя-любовника из романтической повести.

Это не могло не подействовать на воображение романистов и драматургов, писавших о Сулковском. Во всех литературных произведениях, посвященных этой личности, любовь играет далеко не последнюю роль.

Сулковский безумно влюбляется то в итальянскую герцогиню из рода Гонзаго, то в благородную воспитанницу князя Августа, то в "прекрасную египтянку", дочь еврейского ориенталиста из Парижа Вентуре.

Все эти "литературные" увлечения красавца героя неимоверно романтичны и изобилуют разнообразнейшими перипетиями, но всех их единит одна черта: они не подтверждаются исторической действительностью.

Точнее говоря, каждый из этих вымышленных романов имеет исходным пунктом какую-нибудь реальную ситуацию, но затем крошечное зернышко правды тонет в море литературного вымысла. В итальянских письмах Сулковского действительно есть следы определенной симпатии и участия к герцогам Гонзаго, изгнанным из Мантуи хищными Габсбургами, но от участия до любви еще очень далеко. При рыдзынском дворе князя Августа воспитывалисть три его племянницы - Сулковская, Луба и Шембек, но все они были гораздо старше маленького дона Пепи и наверняка не имели с ним романа. Связывали Сулковского какие-то невыясненные отношения с одной из дочерей широко разветвленного рода ориенталистов Вентуре, но об этой любовной связи мы знаем от историков только одно - она не имела никакого отношения к той мадемуазель Вентуре, о которой идет речь в романе.

Трудно винить авторов за эти мелкие отступления от исторической правды. Каждый драматург и романист имеет полное право обогащать историческую биографию в рамках исторического и психологического правдоподобия. История не представила материалов для восстановления любовных перипетий героя, значит, тем хуже для истории. Как же можно оставить красавца рыцаря с "бархатистыми глазами" без всяких любовных увлечений!

А как все это выглядит в свете исторических документов? Информацию о романтических приключениях Юзефа Сулковского мы черпаем главным образом из биографических заметок его варшавского товарища по полку майора Михала Суходольца.

Несколько десятков лет назад Шимон Ашкенази, копаясь в семейных архивах князей Сулковских, обнаружил биографическую заметку о Юзефе, написанную вскоре после его отъезда из Польши по желанию бывшего рыдзынского гувернера, благочестивого Ильдефонса Завадского.