Вадим Деружинский - Забытая Беларусь Страница 100

А вместо помощи голодающим селянам власти стали карать самих голодающих. Владимир Давыдовский пишет:

«Благодаря драконовским репрессиям хлебозаготовки увеличивались. Но производство продуктов питания снижалось. Поэтому продуктов для городов становилось все меньше

В 1931 году правительство пошло на снижение карточных норм для многих категорий населения, а целые группы трудящихся вообше лишило обеспечения. В 1932 году было введено еще более жесткое ограничение хлебных норм для рабочих, а члены их семей вообще не получали продукты по карточкам. При этом цены на рынке росли, денег на приобретение продуктов не хватало. На почве недоедания широко распространились тиф, туберкулез, оспа. Рабочие бросали фабрики и заводы, крестьяне бежали из деревень.

В некоторых местах протест принимал агрессивные формы. Наиболее известное такое выступление — Борисовский голодный бунт в апреле 1932 года.

После объявления городских властей об уменьшении нормы выдачи хлеба и снятия с централизованного обеспечения детей рабочих и служащих 3-й категории (наименее важной с точки зрения государства) в Борисове возник стихийный митинг, который стал предвестником массовых выступлений».

Вот что докладывали в ЦК КП(б)Б заместитель полномочного представителя (ПП) ОГПУ по БССР Дукельский и заведующий секретно - политическим отделом ПП ОГПУ по БССР Зубрицкий:

  «7-го апреля как в самом городе, так и в пригороде Ново-Борисов последовали массовые выступления преимущественно женщин, в результате чего была разгромлена хлебная лавка и расхвачен хлеб из двух повозок, следовавших к хлебным магазинам. Со стороны наводнивших улицы толп женщин и частично мужчин количеством 300 до 500 человек раздавались антисоветские выкрики и призывы».

Городское руководство Борисова («слуги народа») струсило и сбежало. Из доклада ОГПУ:

«... в советских учреждениях и ЦРК царила полнейшая растерянность. Сотрудники в первый же день по приходе толпы разбежались».

«Площадь» в Борисове не унималась до заката солнца. Тогда начались аресты «оппозиции». Следователи ОГПУ пытали в своих застенках десятки (точная цифра неизвестна, может, и сотни) «польских шпионов» и борисовскую «пятую колонну», пытаясь придать хлебному бунту видимость «политического дела». Лозунги арестованных «Дайте хлеба!» и «Мы хотим есть!» были квалифицированы чекистами как «антиправительственные», «антисоветские» и «диверсия польской разведки». Мол, хотеть есть могут только антисоветчики и «пятая колонна». А истинный патриот БССР есть не хочет. Надо полагать, он питается политинформациями и речами вождей.

Однако народ не угомонился, и утром 8 апреля волнения на улицах и погромы хлебных лавок возобновились. Одновременно не вышли на работу почти все рабочие заводов и строек Борисова — и только это сломило волю властей. Они, испугавшись своего пролетариата, успокоили бунт тем, что 9 апреля вместо репрессивных акций решили возобновить поставки хлеба, даже увеличили нормы ею выдачи детям до 200 грамм.

Такие же, но уже крестьянские бунты прокатились летом по многим селам; они вошли в историю как «бабские бунты». Например, из Толочинского района 30 июня 1932 года сообщили в Минск:

«Старые методы устарели и больше не годятся, ибо женщины вооружились кольями и идут из нас в наступление».

Из Кормянского района докладывали:

  «16 августа от поджога сгорели постройки председателя Руднянского колхоза. 20 августа ограблено Бычанское сельпо (...). 22 августа от поджога сгорело колхозное гумно с зерном»...

Из других докладов следует, что крестьяне в БССР массово отказываются работать, выходят из колхозов, забирая свою скотину и сельхозинвентарь, самовольно делят землю и посевы для личного пользования. Это был полный крах сталинской аграрной политики.

Чтобы не дать стихийным бунтам крестьян переродиться в крестьянскую революцию, в Кремле приняли решение ограждать войсками ОГПУ самые «взрывоопасные» регионы, не выпуская оттуда голодающее население и обрекая его на голодную смерть. В БССР «оцеплений войсками» было значительно меньше, чем в Украине, поэтому у нас нет таких регионов, где вымерло от голода почти все сельское население. Но последствия оказались тоже ужасными.

Забытая трагедия

Владимир Давыдовский делает такие выводы:

  «При всем ужасе ситуации советские средства массовой информации упорно не признавали факт голода в СССР. Зато все советские газеты зимой и весной 1932 - 33 гг. взахлеб расписывали читателям страшный неурожай и голод но всем остальном мире. «Это не кризис, это катастрофа» — так называлась статья о Польше, рассказывавшая о крестьянах, просящих милостыню, чтобы прокормиться. «Вымирающие деревни» — это статья о Чехословакии, «Зарубежное крестьянство в тисках нищеты и разорения» — название передовицы, сообщавшей, что фермеры США и Канады находятся на грани банкротства, а в Польше, Словакии, Закарпатской Украине, Венгрии, Румынии, Югославии и Болгарии — катастрофический неурожай пшеницы.

Советские власти и газеты скрывали сообщения о голоде, отобравшем жизни у миллионов сограждан. Молчали они и о репрессиях, обрушившихся на тех, кто выражал недовольство. Власть не признавала голод, поэтому не могло быть и речи о спасении людей.

Дальнейшее сокрытие правды об этой трагедии привело к тому, что мы до сих пор не знаем не только имен репрессированных, но и их реальное количество. Неизвестно даже то, сколько человек было арестовано и наказано в самом крупном выступлении горожан БССР — Борисовском бунте. До сих пор точно не установлено число наших граждан, которые в 1932 - 34 гг. умерли от голода, были казнены, сосланы в Сибирь или на Север, покинули родину в поисках хлеба.

Озвученные во время беларуско - украинской конференции факты заставляют более внимательно взглянуть на события 30-х годов, ибо последствия той трагедии влияют и на сегодняшние реалии».

Таким образом, Голодомор в Беларуси — исторический факт. Но можно ли утверждать, подобно украинским соседям, что это был геноцид против беларуского народа, сознательно и целенаправленно осуществленный коммунистическим режимом?

Участник конференции, председатель секции «Мемориал» Беларуского добровольного общества охраны памятников истории и культуры Вячеслав Сивчик считает так:

  «... насильственная коллективизация и массовые репрессии 30-х годов против беларуского крестьянства были попыткой уничтожения беларуской нации».

Историк Яков Басин проанализировал ситуацию с точки зрения международного права и сделал вывод:

«... термин «геноцид» в данном случае вполне правомерен, так как в событиях прослеживается намерение властей наказать непокорное крестьянство голодом, чтобы и впредь было неповадно протестовать против советской власти».

Еще один участник конференции, историк Игорь Кузнецов выразил уверенность, что:

«... репрессии в отношении беларуских крестьян, составлявших 75% всех жертв, когда-нибудь и на международном уровне будут названы геноцидом».

Подведем итоги и мы.

Голодомор в БССР действительно был. Беларуские селяне пухли от голода, жрали траву, массово умирали, бунтовали против власти, которая морила их голодом.

Но являлось ли это геноцидом? Согласно определению ООН. геноцидом считается уничтожение по национальному или религиозному признаку. Поэтому уничтожение «неугодных классовых элементов и носителей их настроений» можно — при желании — считать не геноцидом, а «элементом социальной модернизации». В эту обтекаемую формулу можно уместить что угодно, в том числе Холокост и уничтожение турками армян в начале XX века.

Однако национальная и религиозная идентичность стоят в одном ряду с идентичностью социальной, так как национальное и религиозное — только часть того широкого социального, что определяет образ жизни отдельных групп людей.

С точки зрения социологии не имеет значения, на какую человеческую общность были направлены репрессии Сталина: на евреев («безродных космополитов»), на любителей шахмат, на дворянство, на энтузиастов научной фантастики или на крестьян, не желающих вступать в колхозы. Важно только то, что эти репрессии были направлены СОЗНАТЕЛЬНО, а Голодомор был одной из форм сознательных репрессий, и его нельзя отделять от них.