Андерс Стриннгольм - Походы викингов Страница 101

Мудрая Тюра, дочь ярла Клакхаральда, не хотела выходить за короля Датского, Горма Старого, если он не построит себе дом на таком месте, где вовсе не было жилья, и если не переночует в нем один три первые ночи. «Припомни получше, — говорит она, — что тебе приснится, и дай мне знать о том через гонца, и я скажу ему, можешь ли продолжать сватовство или нет». Королю снилось там много замечательного. Тюра объяснила ему и согласилась за него выйти.[406]

Если норманну грезились умершие родные, он верил, что это их души; если являлась женщина, птица или другое животное, то это была фюльгья человека, приходившая, чтобы предостеречь его или возвестить будущее. Оттого-то норманны с точностью замечали сны. Умение отгадывать их относилось к числу искусств (Idrotten). В числе снотолкователей встречаются самые знатные люди, почти все женщины, которым саги приписывают высокий ум, славят остроумие их и умение разгадывать сновидения. Внимательное наблюдение событий, знание свойств и разных случаев жизни видевшего сон, несколько остроумия и проницательности доставляли возможность давать такие толкования снам, которые оправдывались последствиями: чрез это получала силу вера не только в сновидения, но и в искусство снотолкователей.

Предчувствие норманны также почитали внушением богов. Они делали предсказания по полету и крику птиц, по встрече с зверьми, по ржанию лошадей, по воздушным явлениям и другим чудесным событиям; одним словом, все почиталось мановением судьбы, или высших сил. Естественной причиной того было их учение, что боги всегда взирают на людей, принимают участие в их делах и имеют вечно влияние на их поступки; потому норманны не предпринимали ничего, не узнав воли богов. Для того употреблялись священные жеребьи, косточки, маленькие палочки и веточки, вероятно, с написанными на них рунами или с вырезанными ликами; их бросали и внимательно замечали, как они упадут. Наблюдали также течение крови принесенных на жертву зверей.

Люди, умевшие разгадывать волю богов, у норманнов пользовались особенным доверием и уважением. Они назывались вещунами, предсказателями. Торсаль, норманн, приходивший во время Хакона-ярла в Исландию для принятия во владение земли в Сирлексосе, был ученый и проницательный человек, за что и прозван пророком (Spaman, от spa — пророчить и man — человек).

К тому же разряду принадлежали умные женщины, в сагах и старинных песнях называемые Walor, Wolvor, на них смотрели с чрезвычайным благоговением, как на вдохновенных жен, которые имели сношения с духовным миром, предвидели будущее, могли пророчить людям ожидающую их судьбу. Этих волшебниц приглашали на праздники; часто устраивали нарочно для них пиры и делали пышные приготовления к их приему. Ставили высокие кресла с пуховой подушкой, с которых ворожея должна была возвещать свои предсказания; навстречу ей посылали людей, и с большой дружиной входила она на двор дома, где происходил пир.[407]

Одна древняя сага сохранила нам описание одежды ворожеи Горборги, когда она, по приглашению, явилась на двор поселянина Торкеля. Она была в синем плаще, сверху донизу убранном камешками; на голове носила черную шапку из овечьей шерсти на белом кошачьем меху; на шее висела цепочка из стеклянных бус; гунландский кожаный пояс стягивал стан, и к нему привешен был большой кошель с разными волшебными снарядами; в руке была палка, с украшениями из металла и с набалдашником, обложенном камешками; башмаки из телячьей кожи, шерстью вверх, завязывались длинными толстыми ремнями, концы которых были пристегнуты медными бляхами; на руках были перчатки из кошачьего меха на белом подбое.

Лишь только вошла она, все бегали и почтительно раскланялись с ней; она отвечала на приветствия более или менее дружески, смотря по тому, какие из гостей были для нее приятны. Торкель, как хозяин, поспешил к ней навстречу; он взял ее за руку и, посадив в высокие кресла, просил ее удостоить своим вниманием гостей. К вечеру для нее приготовили ужин, состоявший из каши на козьем молоке и соуса из сердец разных животных. По окончании ужина Торкель подошел к ворожее и спросил, когда угодно ей будет исполнить желание гостей и начать свои предсказания. Она назначила час.

Когда все нужные приготовления были кончены, ворожея села на камень, положенный на трех или четырех столбах (называемый Seidhalr); женщины составили около нее круг, одна из них громким голосом запела волшебную песню (wardlokr), имевшую силу при чарах. Во время пения ворожея с разными кривляниями делала заклинания; потом объявила, что готова удовлетворить общее желание, потому что получила вдохновение. Все заняли свои места; первым подошел к ворожее Торкель, спросил ее о важных для него вещах, о будущем и, получив ее ответы, сел на свое место; потом стали подходить и другие, и всем рассказывала она замечательное в будущей их судьбе. Она говорила также о погоде, о жатве и других будущих событиях. Наконец, когда все было высказано, хозяин отвел ворожею опять на место и дорогими подарками благодарил ее за труд и за предсказания.

В «Песне о Хюндле» приписывается предсказательницам-вельвам другое происхождение, нежели ворожеям, колдуньям, чародеям, приготовлявшим зелье:

От Видольва род свой вес вельвы ведут,

от Вильмсйда род ведут все провидицы,

а все чародеи— от Черной Главы,

а стунов племя— от Имира корня.

Высший дар предсказанья, более глубокая мудрость, кажется, принадлежит так называемым вельвам, норнам, предсказательницам; напротив, злейшая ворожба составила занятие особенных чародеек и колдуний; но, так как все предсказательницы, вельвы ездили с зельем и дар пророчества часто соединяли с чародейством, то саги вообще потребляют названия вельв, Galdraweiber, колдуний и проч. Вельвы и волшебницы северных саг не только напоминают тех предсказательниц, которые находились при войске кимвров и с высокого помоста (Seidhiall caг) делали предсказания по крови и внутренностям пленников, но также и Веледу (Wolwa) германцев, о которой[408] говорит Тацит («Девушку эту из племени бруктеров варвары слушались во всем, ибо германцы всегда верили, будто многие женщины обладают даром прорицать будущее, теперь же дошли в своем суеверии до того, что стали считать некоторых богинями»), также Алиорумну, Алиоруну, волшебниц, ездивших с чародейными рунами и зельем и изгнанных, по подозрению, готами. В песнях Старшей Эдды встречается вельва под именем Альруны.

Такие ворожеи приглашались особенно для предсказания будущей судьбы новорожденных. Норнагест в саге, носящей это имя, так говорит о себе: «Б то время проезжали в нашей стороне ворожеи, которых называли Volvor, они предрекали мужчинам лета их жизни и будущую участь; их приглашали на пиры, а при прощании награждали подарками. Так поступал и мой отец. Они явились к нему с большой дружиной, чтобы предсказать мою участь. Я лежал тогда в колыбели, и надо мной горели две свечки. Ворожеи, поговорив со мной, сказали, что меня ожидает великое счастье, что я буду значительнее моих предков и сыновей других начальников нашей стороны и что мне во всем будет успех. Их было три, но младшей меньше оказывали уважения, нежели двум другим; даже не спрашивали у нее и предсказаний, которыми так дорожили; притом некоторые буйные люди, бывшие в комнате, уронили ее. От гнева она стала отвратительной; громко и запальчиво кричала на своих подруг и просила их прекратить добрые предсказания мне: «Я, — говорила она, — назначаю ему прожить не долее, пока горит свеча, стоящая возле него». В ту же минуту старшая ворожея взяла и погасила эту свечу, приказав моей матери хорошенько заметить ее и не зажигать до последнего дня моей жизни. Потом ворожеи ушли, получив от моего отца щедрые подарки».

Не одно знание всяких тайн, по мнению скандинавов, принадлежало этим ворожеям: самые слова их имели великую силу, потому они и приглашались к новорожденным детям сказать им что-нибудь доброе. Не менее силы имели слова других, сведущих в волшебстве, людей. Некто Хедин приписывал все зло, причиненное им своему названому брату, Хегни, вредным предсказаниям и словам. Говорили о каком-то Вильгельме, что он не хотел избегать речей викинга, не зная, будут ли от них дурные последствия, но торопился заговорить с ним и осыпать его угрозами, чтобы предупредить его речи, которые могли бы принести какое-нибудь зло. Потому же иногда скрывали свое имя, думая, что слова умирающею всесильны, если он с проклятиями назовет своего врага. Мрачные и грустные предчувствия перед отъездом или битвой считались дурными приметами; обыкновенно сулили себе счастье, готовясь на опасное предприятие, и остерегались говорить о бедах.