Андрей Буровский - Евреи, которых не было. Книга 1 Страница 102

Только избрав нового короля и убедившись, что крымские татары отступились от союзника, в начале 1651 года польские войска переходят в наступление, громят казаков под Берестечком и в июне очищают от них Киев.

По Белоцерковскому мирному договору казаки теряли почти все, что завоевали: власть казацкой старшины признавалась только на территории Киевского воеводства, а выборный гетман должен был подчиняться коронному гетману и не имел права на внешние отношения без разрешения правительства Речи Посполитой. Реестр сокращался до 20 тысяч человек, крепостные, сбежавшие в казаки, должны были вернуться под власть панов, шляхта имела право вернуться в свои поместья, а казаков обязывали разорвать союз с крымским ханом.

Если бы этот договор применялся на практике, казачье движение, вероятно, удалось бы ввести в некие приличные рамки. Но земля горела под ногами польской армии — и в Киевском воеводстве, и по всей Украине. Даже если бы Богдан Хмельницкий хотел остановить гражданскую войну, вряд ли это было в его силах. Страна уже оказалась ввергнута в Смуту, и действовать чисто репрессивными методами уже не имело никакого смысла. Война продолжалась… Мятеж продолжался…

С самого начала Богдан Хмельницкий, сколько он ни заявлял о себе, как о «единовладном русском самодержце», прекрасно понимает — самому ему не усидеть.

Уже 8 июня 1648 года он пишет письмо Алексею Михайловичу о принятии Украины под руку Москвы. В начале 1649 года он повторяет такое же письмо.

В украинскую Смуту оказывается втянутой еще и Московия, начинаются военные действия нескольких государств, а там приходит в движение и Турция…

Очень характерно, что все историки, пишущие о событиях того времени, как бы не замечают присутствия евреев. Польские, украинские, русские историки подробно описывают, как и куда ходили армии, какие решения принимали командиры и что делали солдаты и офицеры. Многие из этих описаний интересны, полезны, назидательны… Но все эти описания неполны.

Потому что, даже описывая бедствия мирного населения, разорение жителей деревень и местечек, жестокость одичалых казаков, все удивительным образом «в упор не замечали» евреев. Исключение, конечно же, составляют еврейские авторы, но у них другой перекос — они не замечают ничего, что не имеет прямого отношения к евреям, — а в результате картина получается еще более искаженной. Почитать того же мистера Даймонта, и получается примерно так, что «злобный, жестокий и хитрый Богдан Хмельницкий» [4, с. 310] и начал-то военные действия из антисемитских побуждений. А это, мягко говоря, не совсем точно.

Истина состоит в том, что Восточная Европа — родина многих народов. Любое событие на ее территории, хотим мы того или нет, отражается на всех других народах, даже на тех, которые вообще не хотели принимать участия в военных действиях и даже не очень понимали, что вообще происходит.

Понимал ли румынский цыган в 1941 году, почему танк со свастикой на броне вдруг повернул к его кибитке? Знал ли он вообще о существовании расовой теории, слыхал ли про доктора Геббельса и прочие теоретические изыскания? Вряд ли. Сидел человек у костерка, вдыхал запах дыма, любовался на синее небо и осенний убор леса да лениво прикидывал, куда поедет со своей кибиткой, когда докурит. Сидел на пеньке, добродушно усмехался в усы цыган: чего это поехал в его сторону немецкий танк? Он жил в других измерениях, предельно далеких от овладевшего людьми жестокого безумия. Он даже не понимал, что происходит, но тем не менее последними впечатлениями в жизни этого совершенно мирного человека могли стать хруст кибитки под танковыми гусеницами, страшный крик его детей, пулеметная очередь в упор. Независимо от понимания, почему так.

Так же точно евреи Западной Руси не имели никакого отношения к казацкому мятежу. Им было глубоко наплевать на все проблемы казаков, в том числе и на то, кто из них есть в реестре, а кого там нет. Они даже не противились включению казаков в реестр; справедливости ради, если бы они и захотели сократить или расширить реестр — у них не было бы такой возможности. В чем-чем, а в вопросах составления реестра никому и в голову не пришло бы спрашивать мнения самого уважаемого раввина или члена ваада. Наверное, не очень многие из евреев вообще были способны понять, почему реестр — это так страшно важно для казака.

Тем более они были совершенно безразличны к животрепещущему вопросу: будет ли Западная Русь частью Речи Посполитой, войдет в Московию, станет частью империи султана или сделается «самостийной» под новым именем — Украины.

Единственно, в чем можно обвинить евреев, — это в неумении понимать других людей. Века были они откупщиками и арендаторами и так не удосужились понять, как воспринимают их украинские крестьяне, кем они являются в их глазах. Евреи не умели смотреть на себя глазами других, а тем более не умели принимать во внимание свою репутацию. Мотивы тех или иных поступков христиан были так же недоступны их воображению, как и мотивы поведения самих евреев — для казака или шляхтича. Только этой поразительной наивностью можно объяснить изумление евреев: с чего это вдруг их начали резать?!

А казаки резали их еще более жестоко, чем польскую шляхту, чему можно найти и объяснения. Шляхта была все же понятнее, ее образ жизни и поведение были доступнее для казаков. Поляк и русский человек были людьми разных народов, разных ветвей христианства, но людьми одной цивилизации. Евреи принадлежали к другой цивилизации и были совершенно непостижимы — почти как инопланетяне. И неприятны.

К тому же шляхта все же могла и отомстить. Были правила, нарушать которые небезопасно, — на зверское убийство раненых, попавших в плен к казакам, на резню детей и женщин поляки отвечали. Нет, они не опускались до уровня запорожского зверья — но переставали брать пленных, например. Под Зброевом пленных не брали, раненым противника помощи не оказывали, несмотря на увещевания ксендзов. Казаки могли сколько угодно пить водку и буйствовать, но они очень хорошо знали — шляхту опасно доводить до озверения. Евреи были беззащитнее, на них проще было выместить накопившееся зло.

Похоже, что дело было не только в накопившемся зле, но и в составе самих казацких толп. Наивно видеть в казаках украинцев, защитников своей земли. Среди казаков были и татары, и москали, и уголовные преступники из Польши, сбежавшие к казакам. Таковы уж были эти «мстители за народ» и «защитники православной веры», и вели они себя соответственно: «Убийства сопровождались варварскими истязаниями — сдирали с живых кожу, распиливали пополам, забивали до смерти палками, жарили на угольях, обливали кипятком; не было пощады и грудным младенцам (несомненно, самым главным врагам православия и самым лютым откупщиком. — А. Б.). Самое ужасное остервенение выказывал народ к евреям: они осуждены были на конечное истребление, и всякая жалость к ним считалась изменой. Свитки Закона были извлекаемы из синагог: казаки плясали на них и пили водку, потом клали на них евреев и резали без милосердия; тысячи еврейских младенцев были бросаемы в колодцы и засыпаемы землей».

Очень часто казаки захватывали еврейских девушек, насильно крестили их и так же насильно венчались с ними. Само стремление брать в жены непременно евреек заставляет сделать довольно неприятное предположение: может быть, казаки считали евреев более высокой социальной кастой, чем они сами? Может быть, брак с еврейской женщиной был для них тем же, чем брак с графиней для расстрельщика из ЧК образца 1919 года?

Готовность же творить насилие ставит под сомнение верность казаков христианству: и принятие крещения, и уж тем более брак может быть делом только добровольным; в сам обряд венчания входит вопрос священника о согласии невесты.

Что самое удивительное — православные священники крестили и венчали насильно; а это заставляет поставить под сомнение уже их христианство: принадлежность к христианской вере людей, которые носят рясы и машут кадилом, служат литургию и всерьез считают себя носителями Апостольской благодати.

Трудно сказать, сколько трагедий видела Речь Посполитая в эти месяцы казацкого безумия. Одна из еврейских «невест» бросилась с моста в реку, пока казаки волокли ее в церковь крестить и венчаться. Другая сумела убедить своего будущего «мужа» в том, что она умеет «заговаривать пули». Казак был настолько темен и глуп, что поверил в эти сказки, и для проверки выстрелил в «невесту». Естественно, казак убил ее наповал, но, по крайней мере, эта еврейская девушка не стала женой казака. Наверное, этот казак наслушался историй про «еврейское колдовство»; впрочем, психология казаков для европейца еще менее доступна, чем еврейская.

Зная о своей судьбе в казацких руках, евреи бросались под защиту крепостных стен, но и тут не всегда им удавалось уцелеть. Узнав, что в городе Немирове укрепилось много евреев, Богдан Хмельницкий отправил туда казацкий отряд — специально для истребления евреев. Зная, что взять укрепленный город непросто, казаки переодели свой передовой отряд в польские кунтуши и подошли к стенам с польскими знаменами. Евреи решили, что этот польская армия идет к ним на выручку, открыли ворота… Резня, устроенная в этом городе казаками и местными русскими жителями в июне 1648 года, унесла больше шести тысяч жизней ни в чем не повинных людей.