Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель Страница 106

К тому времени против Мейерхольда, кроме показаний японца Иошида Иошимасу, о которых я скажу ниже, было получено еще несколько показаний. Арестованная в 1938 году по обвинению в «контрреволюционных террористических настроениях» Н. Королева, 24-летняя невестка бывшего наркома земледелия М. Чернова, расстрелянного вместе с Бухариным, показала, что ее знакомый А. Винер-Лацис (очевидно, один из выпускников студии Мейерхольда) утверждал, что гонения на Мейерхольда – свидетельство перерождения власти: «На мои вопросы о Мейерхольде, когда я высказала непонимание и спрашивала Лациса – почему с Мейерхольдом раньше так носились, решили строить для него театр, а теперь обвиняют, что он далек от масс и непонятен, ведь не мог же он измениться в несколько месяцев, Лацис мне разъяснил, что Мейерхольд создал новый революционный театр, что сам Мейерхольд – большевик-ленинец (так называли себя, кстати сказать, сторонники Троцкого. – Б. С.) и нисколько не изменился, а то, что его затирают и закрыли театр, надо расценивать как стремление нашего правительства не допускать проникновения передовой мысли в массы, как отступление большевиков от передовой и свободной культуры, что именно революционность Мейерхольда, его прогрессивность явилась причиной закрытия театра. Лацис говорил, что театр Мейерхольда удовлетворяет запросы передовой интеллигенции. И это теперь линия театра – лучшую передовую часть интеллигенции большевики хотят сравнять, таким образом, со средним уровнем масс. Лацис сказал, что, наверное, Мейерхольда арестуют» (этого пришлось дожидаться полтора года).

Мейерхольда уличали также показаниями бывшего председателя РАБИСа и директора МХАТа Я. Боярского, которого арестовали как бывшего любовника Ежова, а расстреляли в один день с Всеволодом Эмильевичем. Тот утверждал: «По словам актеров, Мейерхольд говорил, что вот при Ленине не было такого руководства искусством. Ленин, говорил Мейерхольд, был очень сдержан в вопросах руководства искусством. Когда к нему обращались за директивами по вопросам искусства, он часто говорил: «Я в этом деле ничего не понимаю, обращайтесь к Луначарскому, он в этих вопросах специалист».

Боярский также поведал следствию, что спектакль «Вступление» Мейерхольд посвятил преемнику Луначарского Бубнову, успевшему уже стать «врагом народа», что с Бубновым Мейерхольд был «в самых дружеских отношениях», тот «всегда покрывал Мейерхольда, твердя, что к нему нельзя подходить с общей меркой, что это гениальный человек, который может позволить себе отдельные чудачества». Еще Боярский инкриминировал Мейерхольду постановку в Александринском театре спектакля в честь 300-летия династии Романовых.

Пригодились и показания Кольцова. Михаил Ефимович утверждал, что «Вожель – журналист, разведчик по русским делам, работавший в контакте с Мальро… Московскими друзьями и осведомителями Вожеля являются Михайлов, редактор «Москау», Мейерхольд… Первые два являются близкими друзьями Вожеля и постоянно информируют его по всем интересующим его вопросам… Были ли они официально завербованы французскими разведывательными органами, мне неизвестно».

И еще Мейерхольда уличал арестованный Бабель. 7–9 июля 1939 года он показал, что руководителями «антисоветской троцкистской организации» «был я, Бабель, по линии кино С. Эйзенштейн, по линии театра Михоэлс, которого поддерживал Мейерхольд». Очередь Михоэлса настала только в 1948 году, когда он был убит офицерами МГБ по личному приказу Сталина. А вот Мейерхольда арестовали уже в июне 1940 года. Думаю, что из-за каких-то опосредованных связей с арестованным двумя месяцами раньше, 10 апреля 1939 года, когда-то всесильным «железным наркомом» Ежовым.

19 июня 1939 года Мейерхольд порадовал следствие заявлением, что является также агентом японской разведки, куда его завербовал Секи Сано, японец, работавший у Мейерхольда режиссером-стажером в 1933–1937 годах и женатый на русской актрисе Галине Борисовой. Секи Сано, как доносили осведомители НКВД, в конце концов разочаровался в театре Мейерхольда: в театре-де подвизается всякая дрянь, театром командует Зинаида Райх, которая подрывает авторитет мужа на репетициях. Хороших актеров выживают, плохие процветают. Секи Сано удивлялся, как в советском театре могут существовать такие «буржуазные» порядки.

Тут НКВД связало Мейерхольда с японским поэтом и режиссером, членом японской компартии Иошида Иошимасу. Он считал Мейерхольда своим идейным учителем. Визу для поездки в Москву ему почему-то не давали, и он решил пробраться в СССР нелегально. Советские пограничники его скрутили. Чекисты выбили из бедняги признание, что он шел на связь с японским резидентом Секи Сано, работающим у Мейерхольда. Офицер японской разведки Суэхито якобы говорил Иошида Иошимасу, будто «Мейерхольд давно ведет шпионскую работу в пользу Японии. Японская разведка очень им дорожит и, во избежание провала, дала ему кличку «Борисов» (чекисты, не мудрствуя лукаво, использовали в качестве псевдонима фамилию жены Секи Сано. – Б. С.). Мейерхольд совместно с Секи Сано ведут подготовку к теракту против Сталина, которого должны убить во время посещения театра».

Уже на следующий день японец отказался от своих показаний, заявив, что дал их от страха и под давлением. На суде он заявил: «Можно бояться, растеряться, наговорить то, чего не было, но это хуже, чем шпионаж. Я считаю себя виновным, что назвал имя Мейерхольда». И добавил, что наговорил «глупистику» на Мейерхольда. По его словам, он со своей возлюбленной артисткой Окадо Иосико 3 января 1938 года, перейдя границу на Сахалине, бежали в СССР, чтобы спастись от преследований японской полиции. Иошида Иошимасу расстреляли 27 сентября 1939 года. Мейерхольд же на суде резонно заметил, что Иошида Иошимасу вообще никогда не видел и не понимает, почему тот причисляет его к троцкистам.

Несмотря на то, что на завершающем этапе следствия и на суде Мейерхольд отрекся от ранее сделанных признаний, как полученных посредством пыток и избиений, его все равно расстреляли 2 февраля 1940 года.

Существовал ли «военно-фашистский заговор»?

Михаил Николаевич Тухачевский в качестве кандидата в бонапарты оставался на протяжении 1920-х и 30-х годов самой заметной фигурой в СССР. Он был самым молодым полководцем Красной Армии, прославившимся громкими победами над белыми армиями. Правда, пятном на его военной репутации оставался разгром под Варшавой. Особенно активно обсуждали его шансы стать «новым Наполеоном» в среде русской военной эмиграции. Российский военный историк С.Т. Минаков утверждает, имея в виду антисталинский переворот, что «единственной приемлемой личностью для зарубежья был Тухачевский. Он импонировал как раз тем, что фактически большевиком не был, и в этом все за рубежом были убеждены. Легенда о «красном Наполеоне» слишком глубоко засела в сознании не только русского зарубежья». Но такая постановка вопроса кажется странной. Почему-то историк следует за логикой инспирированных Сталиным судебных политических процессов 30-х годов, на которых подсудимые дружно признавались, что они являются агентами иностранных разведок и собирались совершить переворот исключительно по заданию Германии, Японии или Англии. Почему Сталин диктовал именно такую линию поведения обвинения, вполне можно понять.

Во-первых, обвинение в шпионаже само по себе было расстрельной статьей и позволяло физически уничтожить политических противников. Во-вторых, что еще важнее, все заговоры, направленные на свержение Сталина, сразу же становились заговорами, направленными на свержение Советской власти по заданию империалистических держав. Таким образом, сразу же из рассмотрения на суде выпадали любые внутренние причины переворота, связанные, например, с коллективизацией, тяжелым положением рабочего класса или отсутствием политических свобод. Но тот факт, что на политических процессах упор делался на внешние связи мнимых заговорщиков, вовсе не означает, что реальные заговорщики в первую очередь заботились бы о том, чтобы установить связи с зарубежными державами. Наоборот, настоящих заговорщиков это должно было заботить в самую последнюю очередь. Наладить отношения с Лондоном, Парижем и Вашингтоном, с Берлином, Римом и Токио следовало только после успеха переворота. Ведь невозможно себе представить, что после успешного военного переворота в СССР европейские державы, а также США и Япония в ультимативной форме потребовали бы от вождей переворота воскрешения из мертвых Сталина (то, что его в случае успешного переворота убили бы, сомневаться не приходится) и возвращения его к власти?

Точно так же невозможно себе представить, чтобы в случае неудачи заговорщикам на помощь пришли бы германские, японские или французские рати. Раз уж западные державы и Япония признали большевиков, причем тогда, когда те и не думали отказываться от лозунга мировой революции, было совершенно невероятно, что они откажутся признать тех, кто их свергнет. Почему же заговорщики должны были сомневаться в том, что Запад признает пришедших к власти противников Сталина? Да и как можно было не признать правительство державы, обладавшей самой многочисленной армией в Европе и наибольшим в Европе количеством танков? А вот пытаться заранее установить связи с иностранными спецслужбами было делом не только бесполезным, но и весьма рискованным. Заговорщики, таким образом, могли легко попасть в сети НКВД, нисколько не увеличив при этом шансы заговора на успех.