Леони Фрида - Екатерина Медичи Страница 108

Марго пыталась предупредить советников короля Наваррского об опасностях, которые обрушатся на них, если они начнут войну. Екатерина, в свою очередь, писала дочери, предупреждая молодую королеву и прося удержать мужа от поспешных действий, чтобы не дать разразиться беде. Если бы причиной войны действительно было бы безнравственное поведение ее дочери, как говорили, то Екатерина вряд ли просила бы своего зятя вмешаться в ситуацию. Несмотря на все усилия, лидеры католиков и протестантов оказались бессильны предотвратить короткую и бессмысленную войну, приведшую к заключению мира при Фле 26 ноября 1580 года. Договор, «дарующий многие законные права гугенотам», хотя и неосуществимый на практике, можно рассматривать как ратификацию «Мира Короля» от 1577 года, равно как и Неракской конвенции, подписанной Екатериной и Наваррским. Похоже, гражданские войны становились для Франции смертельно опасной привычкой.

В 1580 году в стране разразились еще и природные бедствия. В апреле и без того разоренная земля подверглась грозному испытанию: в Кале произошло землетрясение, отголоски которого ощущались даже в Париже. Несколько дней спустя ужасные ливни вызвали в столице наводнение. В тот год Францию охватили три эпидемии. Первая, докатившаяся позже до Италии и Англии, разразилась в феврале, вторая — вспыхнула в Париже в июне, когда люди стремительно стали падать жертвами тяжелого недуга. Екатерина, Генрих, герцог де Гиз и многие другие влиятельные фигуры при дворе заболели, но всем удалось выжить. Симптомы, описанные историком де Ту, таковы: вначале хворь «поражала основание позвоночника, вызывая тяжесть в голове и слабость в членах, затем начиналась сильная боль в груди. Если пациент не выздоравливал на третий-четвертый день, начиналась лихорадка, приводящая к летальному исходу». Французы назвали эту болезнь «коклюш». Лишь только миновала опасность и «коклюш» отступил, в Париже в свои права вступила чума, как это бывало почти ежегодно. Она началась в июле. Но в 1580 году болезнь бушевала с невиданной силой, поэтому все, кто мог, покинули город. Екатерина отправилась в Сен-Мор, а король — в Олэнвиль, когда чума ежедневно стала уносить сотни жизней. В Париже, покинутом всеми, кроме бедняков, грабили богатые дома, и даже Лувр подвергся ограблению. От этих природных бедствий и болезней в тот год погибло свыше 140 тысяч жителей — много больше, чем пало их от войн и убийств.

В 1580 году умер король Португалии Энрике. Его предшественник Себастьян, потенциальный жених Марго, погиб в 1578 году в битве за Алказаркивир, сражаясь с маврами, и трон занял его престарелый дядя-кардинал, умерший без объявления наследника. Екатерина немедленно выдвинула весьма неубедительные претензии на трон, ссылаясь на происхождение по материнской линии от Альфонсо III (умершего в 1279 году) и его супруги, королевы Матильды Булонской. Тем не менее, Генрих III формально поддержал требования матери. В соборе Нотр-Дам отслужили заупокойную мессу по покойному королю, на которой, впрочем, Генрих отсутствовал, предоставив распоряжаться матери.

Филлипп II, чья мать была сестрой кардинала-короля, не только обладал более законными правами на трон, но и явно намеревался ими воспользоваться, объединив Португалию с Испанией. Вдруг Филипп обнаружил, что его бывшая теща заняла весьма воинственную позицию, дабы помешать его замыслам. Екатерина писала: «Если бы такое удалось, это было бы уж слишком, и я намерена присоединить это королевство к Франции на основании моих прав (которые не так уж малы)». Легко представить, сколько радости и удовлетворения принесло бы Екатерине обладание Португальским троном, в памяти еще живы были времена, когда надменные французские дворяне воротили нос от ее купеческого происхождения.

Осенью 1580 года, сразу после подписания мира при Фле, Алессандро Фарнезе, герцог Пармский, повел испанские войска осаждать Камбре. Услышав эти новости из Нидерландов, герцог Алансонский едва мог дождаться благоприятной возможности ускользнуть и объявил: он отправляется на помощь людям, которых поклялся защищать. Он даже получил официальный титул «Защитника свободы в Нидерландах против тирании испанцев и их союзников» — совершенно бессмысленный, вменявший ему лишь обязанности, но не суливший никаких прав. Теперь он воображал себя настоящим защитником Нидерландов и начал собирать силы, чтобы выступить на помощь. Екатерина была «весьма обескуражена», опасаясь, как бы непрочный мир во Франции не был нарушен еще одной безумной выходкой ее сына против могущественных испанцев. Она написала Алансону, напоминая ему о его положении и обязательствах: «Хотя тебе досталась честь быть братом короля, тем не менее, ты — его подданный и должен полностью повиноваться ему. Пусть это будет главной твоей заботой во имя блага королевства, доставшегося в наследство от твоих предков».

Как можно было предвидеть, брачные переговоры с Елизаветой сперва затягивались, а теперь и вовсе резко оборвались. Королева Англии вдруг заговорила о разнице в возрасте между нею и герцогом, о том, что он принадлежит к католической церкви, опасности, коей она подвергается в результате его похода на Нидерланды. Она предположила, что лучше было бы заключить менее тесный союз с Францией. Посланники, которые вели переговоры о браке, вернулись домой, а Алансон послал войска освобождать Камбре. Екатерина встретилась с ним в мае 1581 года, пытаясь остановить сына и предотвратить рискованные шаги. Он не послушался матери и отправился к своим войскам. В июле Екатерина снова встретилась со своим воинственным сыном, на сей раз осознав, что он не остановится. И королева начала умолять Генриха отправить помощь брату. Король, хотя и был взбешен при мысли о возможном нападении Испании на Францию в результате этой провокации, однако, согласился послать тайную помощь.

Елизавета отправила Генриху послание, где говорилось, что в интересах и французов, и англичан следует образовать «конфедерацию… посредством которой можно помешать королю Испании наращивать свою мощь, а также помочь Монсеньору». Но Генрих не позволил заманить себя в ловушку туманных обещаний английской королевы. Он боялся, что в результате ему придется оказаться лицом к лицу с Испанией, а ее величество ускользнет, поэтому не стал развивать тему. Но Елизавета не оставляла попыток образовать своего рода свободную коалицию с Францией. Алансон тоже решил попросить помощи у Елизаветы лично, поэтому прибыл в Англию в ноябре 1581 года. Было уже ясно, что брак между ними не осуществится; однако, Елизавета обращалась со «своей лягушечкой» очень нежно. Он даже получил от нее заверения в любви (и около 15 тысяч фунтов), но на публике королева не делала заявлений о том, что они поженятся. Алансон, который и не надеялся повести под венец свою заморскую королеву, а только явился за деньгами, вдруг обнаружил, что все еще верит в то, что Елизавета может стать его невестой. Герцог, однако, не был нужен этой увядшей государыне, которая, несмотря на возраст, умело применяла свои женские чары, наедине клянясь ему в любви, а на людях — избегая.

Дабы разжечь чувства в жадном и честолюбивом герцоге, страстно желавшем публичного объявления об их браке, Елизавета, мастерица устраивать сюрпризы, организовала настоящее представление. 22 ноября, мило беседуя с Алансоном в галерее Уайтхолла, королева встретила французского посла и объявила ему в ответ на вопрос о браке: «Можете написать королю, что герцог Алансонский станет моим мужем». Сообщив это, она привлекла к себе Алансона и поцеловала в губы, подарив ему одно из своих колец. Затем она повторила это объявление своим придворным. Герцог не верил в собственное счастье — и правильно делал. Пока придворные плакали и стонали, Елизавета готовила удар. Она заявила: чтобы не расстраивать подданных еще сильнее, она не станет помогать ему людьми или деньгами в его предприятии в Нидерландах, но Франция должна гарантировать, что придет на помощь Англии в случае нападения испанцев. Екатерина, воодушевившись было ходом событий в Лондоне, «теперь заметно скисла в лице и речах», получив такие невозможные условия от женщины, столь же хитрой, сколь и она сама.

В качестве утешения герцог получил обещание на кредит в 60 тысяч фунтов для своей кампании. Говорят, Елизавета танцевала по комнате от удовольствия, найдя способ устраниться от французского брака и не потерять при этом лица, а также от того, что «ее лягушечка», от которой она не чаяла избавиться, скоро уедет. Решив, что его купили задешево и бормоча под нос о «ветрености женщин и непостоянстве островитян», Алансон решил сыграть с королевой в ее же собственную игру и, к ее ужасу, заявил: он-де любит ее слишком сильно и не покинет, а сейчас готов принять брачные условия. Услышав такое, Елизавета перестала скакать от счастья и в панике бросилась к нему, вопрошая, «уж не собирается ли он угрожать бедной старой женщине в ее стране». Издерганный взлетами и падениями последних недель, герцог разрыдался, однако ж, покинуть Англию отказался, пока не уладятся разногласия между ними. В начале февраля они расстались ко взаимному облегчению, хотя прощание в Кентербери вышло неожиданно трогательным. Алансон отплыл во Флашинг и 19 февраля 1582 года официально вступил в Антверпен. В сопровождении Вильгельма Оранского и городского ополчения он объявил себя герцогом Брабантским. Сделав своей резиденцией дворец Сен-Мишель в Антверпене, сей отпрыск Валуа, наконец, стал монархом по собственной воле.