Борис Акунин - Северный Часовой и другие сюжеты Страница 11

Согласно легенде, литература Дионисия и погубила. Однажды пришла весть, что его трагедия каким-то чудом получила премию, да не где-нибудь, а в самих Афинах (сам же, поди, членов жюри и подкупил). Лауреат так обрадовался, что упился до смерти.

Есть, правда, и другая версия, согласно которой папу отравил сынок, которому тоже хотелось поправить.

Платон мечет бисер перед правителем

Дионисий Младший был таким же самодуром, но в отличие от отца увлекался не литературой, а философией. Это к нему приехал осуществлять свою земную утопию о государе-философе мудрый, но наивный Платон.

Попытки преобразовать неограниченный абсолютизм в абсолютизм просвещенный закончились тем, что Платон еле унес из Сиракуз ноги, а Дионисий стал тиранствовать пуще прежнего. В конце концов граждане выгнали своего нацлидера и он отправился в изгнание.

Финал его жизни красноречив и по-своему даже трогателен: Дионисий Младший устроился в Коринфе обыкновенным учителем. Добрый Цицерон высказывает предположение, что бывший диктатор не мог обходиться без власти и должен был тиранствовать хотя бы над детишками.

Ну и как, скажите мне, можно не любить историю?

Исчезнуть вдвоем

15.09.2013

Я уже несколько раз раскрывал вам этот шкафчик писательской кухни: откуда что растет, не ведая стыда (в случае беллетристики – стыда заимствования); как рождается идея романа или сюжетного хода. Правда, в ходе работы первоначальная, подлинная история сильно изменяется, иногда до неузнаваемости, но что-то все-таки остается.

Впрочем, судите сами. И впредь не говорите, будто сюжет «Сокола и Ласточки» чересчур сказочный.

Есть у меня такой замаскированно грустный роман о всех кораблях, ушедших в море, о причастном тайнам старом попугае, а главным образом о некрасивых девочках, мечтающих о прекрасном принце, который приплывет под алыми парусами, разглядит за неказистой внешностью настоящую тебя и после этого уже не захочет смотреть ни на кого другого, и ты спрячешь своего принца от всех соперниц на необитаемом острове, где можно не терзаться ревностью и где никто никогда вас не разлучит.

Началось с того, что я наткнулся, кажется у Алданова, на упоминание о диковинной судьбе одного принца по имени Иоганн-Сальватор, то есть «Спаситель».

Всё, про роман забудьте. Буду рассказывать про принца.

Среди разветвленного семейства Габсбургов встречается много колоритных персонажей, но Иоганн-Сальватор, принц Австрийский, Венгерский, Богемский и Тосканский, пожалуй, заткнет за пояс всех своих родственников.

Он родился в 1852 году и в юности был себе эрцгерцог как эрцгерцог, ничего особенного. Разве что проявил недюжинные способности к музыке, писал вальсы (чуть ли не вместе со Штраусом) и даже балеты – разумеется, под псевдонимом, чтоб не ронять августейшего достоинства. Под псевдонимом же писал и задиристую публицистику необычного для такой персоны демократического звучания.

Взгляд смелый, а губы пухлые – опасное сочетание.

Иоганн-Сальватор был человеком на редкость разносторонним, поскольку кроме музыкального и литературного дара проявил еще и военный. Наша дореволюционная «Военная энциклопедия» характеризует его так: «По общему отзыву, I. былъ однимъ изъ лучш. г-раловъ австр. армiи и однимъ изъ честнѣйшихъ, образованнѣйшихъ и умнѣйшихъ принцевъ нашего времени».

В австрийской армии той эпохи к нижним чинам относились как к безгласной скотине и быдлу, эрцгерцог же попытался провести кардинальную реформу, делая ставку на воспитание и образование солдат. За это Иоганна-Сальватора очень любили в армейских низах и очень не любили в верхах. В конце концов, поняв, что с реформой ничего не выйдет, принц совершил нечто совершенно непринцеобразное: швырнул Францу-Иосифу свой орден «Золотого руна», высшую награду империи, отказался от чина, от титула, даже от фамилии «Габсбург» и стал именоваться просто «Иоганн Орт» (Орт – название его фамильного замка). После этого ему, конечно, пришлось навсегда покинуть пределы Австро-Венгрии.

В 27 лет он уже фельдмаршал-лейтенант

Младые прелести Людмилы

Это, так сказать, одна из версий бунта в августейшем семействе. Есть и другая, менее гражданственная, но не менее красивая.

Сразу после разрыва с императором Иоганн Орт женился на простой девушке, балетной танцовщице Милли (Людмиле) Штубель. Будучи эрцгерцогом, он этого сделать не мог – император ни за что бы не дал своего согласия. А господин Орт, лицо частное, был волен поступать по велению сердца.

Дальше начинается совсем прекрасное.

Замок Орт. Обратите внимание: на острове

Герр Орт выучился на капитана дальнего плавания и получил шкиперский патент, после чего купил корабль (только вот не с алыми парусами) и уплыл с юной фрау Орт на край земли, в Уругвай. Там зачем-то сменил всю команду и отправился еще дальше, в просторы Тихого океана.

И больше влюбленных никто никогда не видел. Корабль «Маргарита» вышел из Монтевидео и исчез. В биографиях год смерти бывшего принца значится под вопросом: 1890 (?).

Я, конечно, понимаю, что вероятней всего малоопытный Руслан утопил судно вместе с Людмилой и экипажем где-то в опасных водах близ мыса Горн. Но так хочется надеяться, что на самом деле всё у них было заранее спланировано и получилось по задуманному.

Присмотрели укромный островок, затерянный среди бескрайнего океана; набрали команду из таких же искейпистов; благополучно поселились в своем раю; жили там долго, счастливо и ни о чем никогда не жалели.

Личные вещи-1

22.09.2013

Приглашали меня какое-то время назад поучаствовать в телепередаче с таким же названием. Насколько я понял, нужно показывать перед камерой предметы, которые меня окружают, и про каждый что-нибудь рассказывать. Со временем у меня всегда плохо, да и вообще я не любитель сверкать физиономией на экране, поэтому уклонился. Телевидение ведь вторгается к людям в дом, не спрашивая, интересно им или нет. Так и представляю: сидит семья, занимается своими делами, а в ящике болбочет какой-то лысый-бородатый дядька, откровенничает про свою жизнь. Зачем это им? И тем более мне.

Другое дело – личный блог. Кому неинтересно, сюда не заходит. Поэтому вам, пожалуй, расскажу, в каком предметном мире я существую. Вернее, работаю, потому что все эти вещи из моего рабочего кабинета.

Да, на диване я работаю не меньше, чем за столом. В основном смотрю в потолок

У меня там много вещей случайных, но лишних нет. Каждая чем-то помогает. Если мозолит глаза или мешает – избавляюсь.

На первый взгляд это хаос и бардак, куча всякой ненужной белиберды.

Здесь главное – общее настроение. Когда я вхожу в кабинет и плотно закрываю за собой дверь, я оказываюсь в хронокапсуле, которая может переносить меня в нужную эпоху и нужное место. Посторонних звуков я не слышу. Как-то раз полуобвалился соседний дом (я живу на Хитровке, где такое случается), был жуткий грохот, а я и не заметил. Потому что мой кабинет находится в другом измерении, и там грохочет погромче, чем здесь.

Слева, со стены, на меня смотрит Эраст Петрович Фандорин – обычно с некоторой брезгливостью, но иногда, редко, в глазах сверкают и одобрительные искорки.

Этот портрет я когда-то увидел в антикварном на Мясницкой. Как раз пытался вообразить, какое у Фандорина лицо (дело было еще до экранизаций и сакуровских иллюстраций). И вот вижу: молодой брюнет, очень сдержанный, с флером тайны. Почему-то в студенческом мундире Путейского института, но это несущественно – потом как-нибудь объяснится (и объяснилось, в новелле «Из жизни щепок»). Сомнение все-таки было: вдруг не он? Решил устроить испытание. Если приду ровно через месяц, а портрет меня дожидается – значит, Фандорин.

Портрет дождался. Теперь без него я уже не могу писать ничего фандоринского. Время от времени замазкой подрисовываю Эрасту Петровичу седые височки, которых первоначально не было. (Вообще-то неизвестный с портрета оказался – я долго выяснял и выяснил – Владимиром Карловичем фон Мекком, сыном Надежды Филаретовны, но мне это не мешает.)

Под портретом, как вы можете заметить, висит самурайский меч. Тоже не просто так. Я купил эту железяку в Гонконге на барахолке долларов типа за тридцать. Ценности это смертоубийственное орудие не представляет. Оно, собственно, и не смертоубийственное – его ни разу не натачивали. Обычная штамповка, атрибут парадного офицерского наряда в японской императорской армии. Но мне эта сабля многое рассказывает. Я могу реконструировать по ней целую жизнь, давно сгинувшую. И это символ всего моего ремесла.