Вадим Егоров - Историческая география Золотой Орды в XIII—XIV вв. Страница 11

Изложенный материал с очевидностью свидетельствует, что в 50-60-х годах XIII в. в описываемом регионе находились по крайней мере две особые буферные зоны с русским населением и на русской территории, но возглавлявшиеся администрацией, полностью зависимой от Золотой Орды.

Проведение пограничной линии Золотой Орды с Русью в бассейне Днепра может быть сделано на основании сообщений Плано Карпини, проехавшего вниз по реке в феврале 1246 г. Выехав из Киева, он прибыл «к некоему селению по имени Канов, которое было под непосредственной властью татар».[128] По единодушному мнению всех исследователей, это селение отождествляется с современным городом Каневом, находящимся на Днепре в 120 км южнее Киева. Далее путешественники отправились к другому селению, «начальником коего был алан по имени Михей».[129] 19 февраля Михей с Карпини выехали вниз по льду замерзшего Днепра, и к вечеру 23 февраля они достигли первой монгольской заставы в открытой степи.[130] В этом рассказе в первую очередь обращает на себя внимание то, что между Киевом и монгольскими кочевьями, с которых и начиналась территория Золотой Орды, существовала особая полоса, находившаяся «под непосредственной властью татар», но всё же не включавшаяся в границы их государства. Протяжённость ее с севера на юг была довольно значительной, так как путешественники ехали по ней минимум 6 дней, что может составить около 200 км. К тому же само селение Канов вряд ли было северной границей этой полосы, скорее всего, она проходила несколько выше по Днепру. Об этнической принадлежности обитавшего здесь населения Карпини не упоминает, но, учитывая, что сами монголы впервые встретились на его пути значительно южнее селения Михея, можно не сомневаться в его русском происхождении. Очевидно, это была особая, буферная зона, тянувшаяся вдоль пограничной полосы между русскими и золотоордынскими владениями. Характерную черту ее составляло отсутствие русской княжеской администрации, замененной ордынскими баскаками или откупщиками сбора дани. Замечание Карпини о непосредственной власти монголов, распространявшейся на эту территорию, в значительной степени [37] напоминает и соответствует русскому летописному сообщению о городах, «сидящих за татары».[131]

Наличие подобных буферных зон в сопредельных районах, видимо, было характерным явлением для русско-ордынского пограничья второй половины XIII в., в особенности же для его лесостепных пространств. Основные причины, вызвавшие их появление, можно свести к резкому сокращению здесь населения после монгольских походов 1237–1240 гг., частично уничтоженного или угнанного в плен, а частично переселившегося в северные, более спокойные области. Владевшие такими уделами русские князья в результате оказались, с одной стороны, в опасном соседстве с монголами, что было чревато не только полной политической зависимостью, но и постоянной угрозой полного хозяйственного разорения. С другой стороны, экономическая основа жизни этих районов была не просто подорвана, а требовала огромных усилий для ее возрождения, что явно не соответствовало численности оставшегося здесь населения. В результате некоторые князья оставляют свои уделы, предпочитая служить у более крупных феодалов. Примером в этом отношении может стать князь Юрий Поросьский, находившийся на службе у Владимира, а затем Мстислава.[132] Владения же его в бассейне правого притока Днепра — р. Рось перешли в ведение золотоордынской администрации. Территориально они размещались ниже Канева, т. е. в полном соответствии с данными Карпини, позволяющими очертить границы буферной зоны между Русью и Золотой Ордой в этом регионе. Данные Лаврентьевской летописи дают возможность конкретизировать и несколько расширить к северу пределы рассматриваемой буферной зоны, включив в нее находившийся на левобережье Днепра Переяславль. Основанием для такого вывода служит сообщение о поездке в 1250 г. князя Даниила к Бату. Выехав «в лодьи» из Киева, он достиг Переяславля, где его «стретоша татарове».[133] Предположение о том, что монголы находились здесь лишь временно, совершая свои обычные кочевые передвижения в поисках хороших пастбищ, вряд ли будет правомерным. Согласно сообщению Карпини, они в летние месяцы поднимались вверх по течению Днепра, Дона и других рек, а к осени уходили на юг, к морю.[134] Поездка же Даниила началась в день св. Дмитрия (26 октября), т. е. в Переяславле он мог быть глубокой осенью, в начале ноября, когда все монгольские стада уже откочевали в южные широты. Отсюда можно предположить, что Даниил встретился в Переяславле с каким-то стационарным контингентом монгольской администрации, постоянно пребывавшей в городе. Включение Переяславля именно в буферную русско-золотоордынскую зону подтверждается и тем, что улус Куремсы, куда затем направился Даниил, располагался на каком-то расстоянии от этого города («оттоуда же еха к Коуремесе»[135]). [38]

Вышеприведённый рассказ Карпини позволяет установить и северную границу золотоордынских владений. Поездка от селения Михея до первой монгольской заставы в степи заняла дать дней (19–23 февраля),[136] за это время путешественники могли проделать около 150 км. К сожалению, со слов Карпини нельзя локализовать местонахождение поселка, из которого он выехал, так как в рассказе не сообщается, сколько дней до него ехали от Канова. В результате район расположения первой монгольской заставы может быть определен лишь с относительной точностью. Допуская, что селение Михея находилось в 2–3 днях пути к югу от Канова, можно вычислить, что первая встреча Карпини с монголами произошла в междуречье Псёла и Ворсклы. Такой вывод подтверждается и тем, что северная граница степной зоны совпадает с нижним течением р. Псёл. Степь занимает междуречье Псёла и Ворсклы лишь в их нижнем течении, далее же к северо-востоку земли вдоль этих рек не представляли интереса для кочевников. Природные особенности среднего течения Ворсклы способствовали тому, что она была прекрасным естественным рубежом, издавна отделявшим русские земли от владений кочевников.[137] Опираясь на сведения Карпини и ландшафтно-растительную ситуацию региона, северную границу собственно золотоордынской территории на левобережье Днепра можно провести по нижнему течению р. Псёл с последующим отступлением ее к югу в среднем течении р. Ворсклы и далее на восток вдоль ее левого берега. Район современных городов Полтавы и Харькова еще в XVII в. был покрыт непроходимыми лесами, являвшимися «верною защитою от татар».[138] Наличие здесь значительных площадей, занятых густыми лесами, может служить определенным указанием (при отсутствии других источников) на то, что границу Золотой Орды можно провести несколько южнее Харькова.

Широко известный летописный рассказ о конфликте между курскими князьями и баскаком Ахматом в 1283–1284 гг. позволяет судить не только о южных окраинах русских земель в этом регионе, но и о попытках монголов распространить на них свою власть. В данном случае откупщик Ахмат попытался создать на территории Курского княжества такую же буферную зону, как и в районе южнее Киева, не подчинявшуюся русской администрации. Для этого Ахмат основал две слободы «в отчине Олга, князя Рыльскаго и Ворголскаго»,[139] куда довольно быстро стеклось окрестное русское население, привлеченное, видимо, определенными экономическими выгодами. Обе слободы, располагавшиеся непосредственно под Курском, локализованы Ю. А. Александровым-Липкингом на основе находок золотоордынской поливной керамики.

Одна из них находилась в 18 км восточнее Курска на правом берегу р. Рати (Бесединское городище). Остатки другой обнаружены у с. Лебяжьего на правом берегу Сейма под Курском.[140] Русские князья Олег и Святослав не могли примириться [39] с отливом населения из их владений и приняли меры к его возвращению и уничтожению слобод. В рассказе о дальнейшем течении обострившегося и затянувшегося конфликта особый интерес представляет упоминание о «Вороножьскых лесех»,[141] относимых летописцем к русским владениям. Мнение о том, что эти леса находились в бассейне р. Воронеж,[142] представляется маловероятным: во-первых, из-за значительной отдаленности от Курска (более 200 км); во-вторых, отнесение района р. Воронеж к русской территории не только в XIII в., но даже и в XIV в., не подтверждается никакими источниками. Скорее всего, Вороножские леса находились севернее Курска, где начинался обширный лесной массив, тянувшийся в направлении Брянска.

Летописный рассказ об Ахматовых слободах показывает, что буферная зона с монгольской администрацией вдоль русско-ордынских границ не представляла собой непрерывной полосы, а существовала лишь в отдельных порубежных районах. Заинтересованность в создании и сохранении таких зон проявляла не золотоордынская кочевая аристократия, владевшая обширными степными улусами, отвечавшими всем требованиям скотоводческого хозяйства, а определенная чиновничья прослойка, действовавшая в сфере откупов и сбора дани. В связи с этим нельзя не обратить внимание на то, что упомянутые в источниках откупщики и высшие административные чиновники, находившиеся на собственно русской или буферной территории, были немонгольского происхождения. Карпини сообщает о начальнике селения алане Михее;[143] русская летопись характеризует откупщика Ахмата как «бесерменина».[144] Имя его указывает на то, что он был мусульманином, скорее всего хорезмийского происхождения (в Золотой Орде мусульманство стало государственной религией лишь в XIV в., во время правления Узбека).