Виктор Бердинских - Речи немых. Повседневная жизнь русского крестьянства в XX веке Страница 11

Отношение к Сталину… Что видел, считал неправильным. Однако дисциплину он держал. Это дело немалое. Хрущева я хорошо знаю, в шестидесятых был на трехдневном Всесоюзном совещании. Ездили туда по одному-два председателя колхоза с района. Я был вместе с председателем Лопьяльского колхоза, сидели с ним на галерке в старом еще дворце Кремлевском. Он мне хлопает по колену и говорит: «Какого чудака-то поставили!» Сделали на каждый район фотографию большую: в середине Хрущев, по бокам от него Полянский, Воронов.

Семь лет со Сталиным работал, десять лет с Хрущевым, семнадцать лет с Брежневым. Так что всех вождей знаю. Когда был председателем колхоза, по существу, не давали работать. Кто приедет — свои указания, а как работать? На инвалидность вышел, конечно, на нервной почве. Все говорил: «Мужики, неладно дела-то идут!» Дают две тысячи гектара кукурузы сеять. Зачем? Ну и сеял я по десять гектаров и все.

Никогда за соломой никуда не ездил. Всегда своя была. А то ведь аж с Краснодара везут. Делал я всегда все по-своему, а план выполнял. Чувствовал, если бы не план — давным-давно бы уже в тюрьме был, а может, не было меня на свете.

Руководство после Сталина я не любил, потому что считал, все делается в ущерб сельскому хозяйству. Так и вышло. Семьдесят лет уничтожали крестьянство, а как уничтожили — придумали семейный подряд. А семьи-то теперь маленькие. Дети к труду непривычны. Сами себя хлебом не обеспечиваем. Я с 1946 года, как пришел в колхоз после армии, так и понял, что неладно это. Ликвидируют деревни — и все тут! Я ведь председателем был, вставал в четыре утра, а в пять часов уже в колхозе. Сейчас так не работают. Старушка Петровна плакала: «Дурак ты! Здесь уже пять председателей сменилось». И тут не один Сталин виноват. Он людей уничтожил, а другие, после него — экономику: промышленность, сельское хозяйство.

«Разузналось все»

Жиделева Наталья Степановна, 1913 год, дер. Крутихины, служащая

В пионеры вступать не разрешали. Дед говорил, что если вступишь — на части разорву. Но в школе училась. Началась с 30-го года коллективизация. Школьникам давали на каникулы задание — организовать в деревне ТОЗ, а то исключат из школы. Я приехала в шестом классе на зимние каникулы домой, договорились с братом. Собрали собрание, организовали ТОЗ — половина нашей деревни вошла. Председателем выбрали моего брата, лет шестнадцать ему было. Летом работали. Потом организовали коммуны. В Куменах однажды организовали. Народ не шел, ревели.

Помню, там был дом богача Прокашева, два этажа, каменный. Туда все колхозное добро стаскивали. В школе практику проходили летом по сельскому хозяйству: скот кормили по-научному, морковь я выращивала на участке (урожай большой был — я золы много сыпала). Нас на агрономов учили. В Вожгальскую коммуну ездили на выставку, мне там дали премию — платок кремовый с розами. Тогда узнали, что было в газете «Головокружение от успехов» Сталина. Ходили — объясняли, что местные-то неправильно делали, да и у Сталина голова от успехов закружилась. Как после этого не посадили нас. Ходили, его биографию рассказывали. Ну а потом, после курсов при педтехникуме работала учительницей.

Я к Сталину относилась раньше хорошо. При нем дисциплина была. Но говорить о нем нельзя было. Знаю много людей, которых посадили ни за что. Мужа у нашей учительницы, Анастасии Федоровны, вдруг пришли вечером, взяли с собой, сказали: «Очень нужен». В форме были два человека, увели, и с концом. А еще дядя Сеня, он жив сейчас, ему 87 лет. Работал стрелочником, хороший человек, дочка его училась у меня. Его тоже забрали. Кто-то говорил, что он что-то сказал про Сталина. Лет пять сидел. Их прижимали: жену, сына, дочь. Она дом продала.

А моего второго мужа Леню (первого-то на фронте убили) посадили на двенадцать лет. Это когда Берия еще был. Просидел он, правда, три года. Работал он завскладом, а заместитель был стукач. Были при ревизии излишки одних товаров, недостача других. А это все в выходной день заместитель отпустил товар и не записал. А виноват Леня оказался. У нас все описали. Дело было на 280 листах. Была у меня жакетка, платок пуховый да швейная машина. Это успела убрать.

Потом оправдали Леню, работал он электриком. А мать Лени уже тогда плохо относилась к Сталину, ругала его. Я ей говорю: «Не ругай, а то узнают — посадят». Отца Лени тоже садили. Его там били, отбили одно легкое Он торговал во время нэпа: закупал шерсть, катал валенки, сбывал через артели. Кто-то написал. Потом и его оправдали. А из-за отца Леню везде исключали. Читаю о Сталине — ненавижу его. Разузналось все, что он делал у власти. А раньше боялись слова поперек сказать.

«Нельзя было ничего говорить»

Клестов Анатолий Васильевич, 1918 год, кузнец

До 1930 года русский человек — пока колхозы не стали делать, да нэп был — был — предприимчивый. Люди умели работать, не хуже англичан бы жили, если бы вот так не дали по рукам и ногам. А тут отучили работать-то всех эти колхозы. Русский человек — это лодырь. Но не все такие были. Вот у нас в родне все были трудолюбивые, таких не было, чтоб лежать на печке зимой. А какое-то ремесло было, в каждой семье что-то делали.

Во время войны я узнал, что люди, живущие за границей, очень культурные. А сельское хозяйство дак залюбуешься! В Венгрии он везет навоз, сидит в такой рубашке с коротенькими рукавами, в шортах, чисто одетый. Вывозят навоз своевременно от ферм. Конюшни они подметают под метелочку. В то время уже у них были автопоилки в хлевах.

До коллективизации все было на рынке, а потом все по карточкам. Мать целыми ночами стояла за ситцем. Тогда во главе власти стоял Сталин. К нему народ относился как к богу. Я, например, служил в армии с 1938 по 1940 год, знал, что в это время начали садить, так что нигде лишнего слова, никакого анекдота. Вот я в артели «Север» работал. Мы сидели в столовой, ели, и ребята стали дуреть. Один в другого ложкой супа плеснул, и этот в него хотел плеснуть. А сзади портрет Сталина был. Капля супа попала на портрет, и этого парня назавтра уж не стало. Его, видимо, посадили.

Да, какое мнение было? Мнение-то у всех отвратительное было, но каждый про себя знал: нельзя было ничего говорить. Знали, что это наш великий вождь, наш самодержавец. Я же при нем воспитывался и рос.

Ну, в 1924 году Ленин умер, я уж тогда в школу пошел. Помню, целые ряды заключенных во время коллективизации шли по нашей улице в тюрьму. На войне мы, конечно, кричали: «За Родину! За Сталина!», но все равно доверия не было, потому что мы войну вначале чуть не проиграли. Сейчас я отношусь к Сталину так, как все. Таких бы паразитов не было бы больше над русским народом.

«Как плакали люди…»

Стремоусов Леонид Григорьевич, 1918 год, дер. Кривошеи

Сталин для нас был вождь и учитель, все знающий человек. В общем, был богом. Так нас учили в школе, так писала пресса, радио, кино, так учила партия до самой его смерти, так думал народ. Во время войны шли в атаку за Родину, за Сталина, все солдаты и офицеры. После войны в частях, на кораблях, во всех воинских подразделениях изучались все сталинские выступления, а их было одиннадцать. Считалось, что все Сталин, — благодаря его мудрости — наш народ выиграл такую войну. Как плакали люди, когда умер Сталин, ну, думали, конец света, прекращается и Советская власть, загубят нас другие. Разве кто знал все его творения, ведь правду-то только узнали?!

Что внушали народу — то он и думал, куда поворачивали — туда и шли.

«Умных тогда не любили»

Жуйкова Алевтина Алексеевна, 1904 год, учитель

Когда узнали о смерти Ленина, было собрание в Малмыже. До этого Сталина знали как левака. Но сказали, что будет Сталин, так как его уже обработали, рассказали все недочеты. Потом уж изъяли все учебники Зиновьева «История РКП(б)» и Бухарина «История материализма». Очень хорошие учебники были. Об этом думали, что Сталин опять берет влево. И все время я думала, что он левак. Вдруг стали брать тетради учеников. Отбирали, потому что в рисунках на обложках нашли антипропаганду. Это ввел Ягода, и после этого считалось, что рисунки на тетрадях не нужны. Но я глядела и ничего не видела. Говорили, что рисунки надо разгадывать, и поэтому отбирали. Мы думали, что все это Сталин. Затем стали исчезать люди. По ночам ездила машина «черный ворон». Если едет «черный ворон», то опять кого-то заберут. А книги у Сталина были хорошо написаны, ими премировали. Мы знали, что Сталин — соратник Ленина. Левак, но и не уважать его не могли. Изучали его работы.

Мой брат был студент, отличник учебы. А умных тогда не любили. Как чистка в институте, так ему говорят, чтобы он уходил из вуза. Как только он окончил институт на инженера, послали его в Министерство обороны. А в одну ночь июня 1941 года в возрасте двадцати шести лет арестовали. Осужден был брат на десять лет без права переписки, а просидел тринадцать лет. Сначала мы ничего о нем не знали. И только случайно его товарищ по детдому, приехав в Киров на совещание, нам сообщил его местонахождение — лагерь в городе Тавда.