Борис Клосс - О происхождении названия «Россия» Страница 11

Предваряем наше исследование о памятнике убеждением, что «Послание вельможе Иоанну» представляет недооцененный шедевр древнерусской литературы, построенный на источниках самого высокого литературного стиля: «Надгробного слова митрополиту Киприану» Григория Цамблака{140}, «Рыдания» Иоанна Евгеника[22]. Содержание произведения сводится к следующему. Автор послания, «последний и худый во иноцех, не токмо жизнию иже в Дусе, но и по земной еже во плоти», пишет господину Иоанну, «иже от держащих поставленному строити и расправляти вкупородных вещи»{141}, и сообщает о «лютейшей язве», что «злоначалный сатана» сотворил «четверочисленым онем благочестиа великим столпом и светлым еуангельской истине поборником»:

Дуну бо внезапу завистным ветром и погаси четверосветлый и чюдный он светилник весь до конца, и тмы и дыма и горести исполни всю Росию{142}.

Подражая Иоанну Евгенику, автор патетически оплакивает «общую вселенскую беду», случившуюся с «лучшим из всех», и в заключение восклицает:

Христоименитый и боголюбивый и великолепный и славный род государя, яко лист уже увяде, яко цвет отпаде, яко свет златаго светилника угасе, и оставись дом пуст{143}.

Понимая под «государем» самого великого князя Ивана III, Я. С. Лурье раскрыл, как ему казалось, «замысловатые намеки автора послания» и предположил, что «четверочисленые столпы», которые оплакивал автор, принадлежали к «роду государя» — великокняжескому роду, и что речь идет об умерших четырех братьях великого князя: Юрии Васильевиче Дмитровском (умер в 1472 г.), Андрее (Меньшом) Вологодском (умер в 1481 г.), Андрее (Большом) Углицком (умер в заточении в 1493 г.) и Борисе Волоцком (умер в 1494 г.){144}. Отметив также отдельные текстуальные совпадения между посланием и «Сказанием о новоявившейся ереси» Иосифа Волоцкого, Я. С. Лурье пришел к выводу, что послание написано Иосифом Волоцким в 1494 г. в память об умершем в том году князе Борисе Васильевиче — патроне Волоколамского монастыря{145}.

Л. Е. Морозова обратила внимание на противоречия в концепции Я. С. Лурье: в 1494 г. «славный род государя» Ивана III вовсе не «угас» и дом его не остался «пуст», кроме того, стиль «Послания вельможе Иоанну» резко контрастирует со стилем сочинений Иосифа Волоцкого. Исследовательница полагает, что имеется больше оснований отнести «Послание вельможе Иоанну» к смерти князя Андрея Ивановича Старицкого, последовавшей в 1537 г.; при этом под «четверосветлым светильником» она понимает братьев Василия III: Семена Калужского (умер в 1518 г.), Дмитрия Углицкого (умер в 1521 г.), Юрия Дмитровского (умер в 1536 г.) и, наконец, Андрея Старицкого (умер в заточении 10 декабря 1537 г.){146}. Автора «Послания Иоанну», на взгляд Л. Е. Морозовой, следует искать среди сторонников удельного князя Андрея Старицкого (но определение его имени требует дополнительных изысканий){147}.

Любопытно, что Л. Е. Морозова не замечает тех же противоречий в своих построениях, которые она отметила в работе Я. С. Лурье: род Василия III после смерти его братьев и, кстати, его самого (великий князь скончался в 1533 г.) также не «угас» (после него остались два наследника). Кроме того, оба исследователя не смогли объяснить отчетливо выраженный кратковременный в хронологическом смысле характер гибели «четверочисленых столпов» (сатана «дуну внезапу» и «погаси четверосветлый и чюдный он светилник») и найти ему соответствующий эпизод в реальной истории: у Я. С. Лурье процесс «дуновения» растянулся на 22 года (с 1472 по 1494 г.), у Л.Е. Морозовой — с 1518 по 1537 г.

Главная же ошибка предыдущих исследователей состоит в неправильной трактовке слова «государь» в тексте Послания к Иоанну, понимая в нем «государя и великого князя всея Руси». На самом деле, это обычное этикетное, почтительное обращение к адресату. Почему-то никто не обратил внимание, что в конце Послания к Иоанну автор именно так и пишет вельможе:

Тако же и ныне ты, государь мой, потщися мне нечто отписати и наздати мою душу, уже и плакати не могущу{148}.

Сравните также, например, письмо Иосифа Волоцкого к суздальскому епископу Нифонту:

Господину государю преосвященному владыце Нифонту Суждальскому и Торусскому, грешный чернец Иосиф, нищий твой челом биет. Ведомо тебе, государю моему, нынешняя великаа беда, постигшиа Рускую землю и все православное христьянство… Ныне же, богоутверженый владыко, о сих тебе пишу, не яко уча и наказуя твое остроумие и богоданную премудрость (ни бо лепо нам забывати своея меры и таковая дръзати), но яко ученик учителю, яко раб государю воспоминаю тебе и молю…{149}

Таким образом, слово «государь» трактуется здесь как «господин» и княжеское достоинство никак не удостоверяет.

Более того, характеристика «четверочисленых столпов», читающаяся в Послании к Иоанну, относится скорее к лицам духовным, чем к светским. Главная их добродетель состоит в том, что они «благочестия великие столпы и светлой еуангельской истине поборники», «еретиком страшни» и не принимают «еретические развратные преданиа», представляют из себя «велицыи сосуды божественных дарований добродетелных, …в них же бяше любовь и целомудрие и смирение и благо-стыни кротость», их гибель потрясла всех «служителей еуангельских»{150}. Противоеретическая составляющая изложенной характеристики, очевидно, выдает руку иосифлянского писателя (добавим, что и само Послание к Иоанну обнаружено только в рукописях Иосифо-Волоколамского монастыря).

В истории первой половины XVI в. известен только один случай удивительного стечения обстоятельств, когда один за другим ушли из жизни сразу несколько видных деятелей иосифлянской партии: 28 августа 1515 г. умер Вассиан Санин, архиепископ ростовский и брат Иосифа Волоцкого, 9 сентября 1515 г. скончался сам Иосиф Волоцкий, 12 ноября 1515 г. умер суздальский епископ Симеон Стремоухов, ученик Иосифа Волоцкого и его постриженник{151}.

Итак, трое из четырех «великих столпов благочестия» известны: это — Вассиан Санин, Иосиф Волоцкий, Симеон Стремоухов. Четвертого участника можно узнать, если обратиться к сообщению Новгородской летописи Дубровского. Среди осенних событий 1515 г. летописец записал:

Того же лета в осень, в семом лете после сведения из Новагорода архиепископа Серапиона, немного не допустя семого лета, смирился князь великий с Серапионом; а кто ни постоял, Василей Ондреевич Челядин, и владыка Ростовский Васиян, и брат его Иосиф, и владыка Суздалский, и того лета вси умерли, а Иван Ондреевич Челядин в Литве главу положил, а рязанской Тарасей и владычество оставил его же ради; да того же лета и пермский умер Протасей{152}.

Из текста Новгородской летописи следует, что в седьмое лето после сведения Серапиона с Новгородской кафедры (а оно наступило в мае 1515 г.) его бывшие недруги «того лета» все умерли: Василий Андреевич Челяднин (боярин и дворецкий, влиятельный почитатель Волоцкого игумена), владыка Ростовский Вассиан Санин, игумен Иосиф Волоцкий, владыка Суздальский Симеон Стремоухов. Поскольку последние трое перечислены строго в хронологическом порядке, то можно предположить, что смерть Василия Андреевича Челяднина произошла летом 1515 г. (но ранее 28 августа — дня кончины Вассиана Санина, дата смерти Василия Челяднина в источниках не зафиксирован). Мне кажется, что именно Василий Андреевич Челяднин должен быть причислен к четверке «столпов благочестия»: его имя в летописном списке стоит в одном ряду с видными деятелями иосифлянства, причем на первом месте. Что же касается рязанского и пермского владык, то здесь возможна какая-то путаница, так как Протасием звали как раз рязанского епископа, а на пермской кафедре в рассматриваемое время священнодействовал владыка Никон.

Итак, Послание вельможе Иоанну по своей сути представляет своеобразный «Плач» или «Надгробное слово», сказанное по поводу единовременной кончины в 1515 г. четырех «столпов благочестия»: архиепископа Вассиана Санина, игумена Иосифа Волоцкого, епископа Симеона Стремоухова и боярина и дворецкого Василия Андреевича Челяднина (хотя возможен вариант с заменой последнего на епископа рязанского Протасия), в связи с чем оплакивается «христоимени-тый и боголюбивый и великолепный и славный род государя» (т. е. Иосифа Волоцкого), который «яко лист уже увяде, яко цвет отпаде, яко свет златаго светилника угасе, и оставись дом пуст». В тексте содержатся данные, свидетельствующие, что «Надгробное слово» написано в ближайшее время после описанных событий. Автор пишет:

Тем же убо ныне и аз одръжащая злая острупленым и уязв-леным сердцем обрыдоваю;