Юрий Евстигнеев - Кыпчаки / половцы / куманы и их потомки: к проблеме этнической преемственности Страница 11

XIII века география каменных статуй расширяется: если в конце XI века их территория ограничивалась степным междуречьем Днепр-Волга, то позже число статуй растёт и распространяется в степях Крыма и Северного Кавказа. Накануне монгольского нашествия наибольшее скопление памятников было: 1) среднее течение Северского Донца – северо-восток Приазовья; 2) верховье реки Северский Донец (от реки Изюм до реки Оскол), а также правые притоки нижнего течения Северского Донца; 3) Днепровское Надпорожье (данные С. А. Плетнёвой); 4) район рек Бейсуга, Челбаса, Ей и Сосыки, а также в районе города Армавир на Северном Кавказе (Зеленский, 2007, с. 310–312).

Близ станицы Исправной на территории Карачаево-Черкесии найдена статуя мужчины с монголоидным лицом, с усами, на голове изображён шлем, руки вопреки канону, опущены вдоль туловища (сейчас статуя находится в музее города Черкесска); имеются ещё 11 изваяний между реками Уруп и Малый Зеленчук несколько иного типа. Верхнекубанские статуи близки каменным изваяниям Монголии и Южной Сибири: «тюркский» (слегка монголоидный) тип лица, руки, держащие сосуд у груди, на поясе сабля. Археолог В.А. Кузнецов полагает, что эти статуи установлены каким-то племенем, пришедшим с половцами в Предкавказье в XI–XII вв. (Алексеева, 1993, с. 35–37). Не ставили каменных изваяний печенеги, торки и куманы – к западу от Днепра статуй не было. После поражения половцев на Северном Кавказе и на Калке (1223/1224 г.) многие из них, особенно в период монгольского нашествия в причерноморские степи (1238–1240 гг.), бежали в разные страны, где, за исключением Северо-Восточной Болгарии, статуи уже не ставились. А с середины XIII века прекратили ставить изваяния и покорённые монголами половцы – не стало тех, кому было ставить памятник, ибо монголы устранили половецкую знать, заняв её место. Какое-то время ещё соблюдался обряд погребения и при монголах, но памятники ставить перестали. Умер обычай – исчезло монументальное искусство!

Некоторые статуи являются настоящим произведением искусства, как например, скульптурная голова юноши, высеченная из известняка, его лицо разрисовано красной и чёрной красками, или статуя женщины с ребёнком (обе статуи находятся в историко-краеведческом музее города Луганска); среди других изваяний особый интерес представляет статуя половецкой «амазонки» – девушки, изображенной в женском головном уборе и гривной на шее, но с колчаном на правом боку и с саблей – на левом, находится в историко-краеведческом музее города Николаев, Украина (Плетнёва, 1974, каталог каменных изваяний №№ 817, 818 и 1205).

Каменные изваяния половцев ныне являются источником изучения многих сторон их культуры, в частности, одежды. Половецкая одежда на основе изучения каменных изваяний была исследована С.А. Плетнёвой (Плетнёва, 1974) и З.В. Доде (Доде, 2001). Рисунки мужской и женской одежды, созданные художниками на основе изображений на каменных изваяниях (Доде, 2001), приводятся в приложении этой книги. Разумеется, одежда, украшения, оружие и боевые доспехи, изображённые на изваяниях, принадлежали аристократии, известным воинам (батырам), одежда и прочее убранство простолюдинов было проще и беднее.

Как известно, соседние с половцами народы исповедовали христианство: в Византии и на Руси – православие, в Венгрии, Чехии и Польше – католичество. Пока половцы/куманы господствовали в степи, христианство не воспринималось, за единичными исключениями, кочевниками. Даже союзные русским князьям «черные клобуки», не говоря уж о половецких ханах, чьи дочери выходили замуж за русских князей и крестились, оставались язычниками. Но как только появилась со стороны монголов угроза их господству, отношение переменилось – уже в год появления в половецкой степи туменов Субэдея и Джэбэ-нойона крестился «лепший князь» Басты. Но и принимая христианство, знатные половцы сохраняли прежние традиции, в частности, погребальный обряд, о чём поведал в своих записях В. Рубрук («Путешествие в восточные страны», 1957, с. 102). Помимо В. Рубрука, сохранилось описание погребения знатного половца (предполагается, что он был из племени хана Котяна), в 1251–1252 годах, записанного Жаном де Жуанвилем в Константинополе со слов рыцаря Латинской империи Филиппа де Тусси, который был женат на половецкой княжне и присутствовал на погребении тестя. Необычным в обряде погребения было то, что труп помещали в обширную яму в сидячем положении, к нему поместили его лучшего коня и слугу с сумой золота, закрыли яму деревянным настилом и засыпали землёю, причем конь и слуга, последовавший за господином, были погребены живыми (Гугуев, 2009, с. 124–136).

Некоторое представление об обычаях половцев дают сведения в русской летописи: «половцы держатся закона отцов своих: кровь проливают и даже хвалятся этим, едят мертвечину (очевидно трупы погибшего скота – Ю.Е.) и всякую нечистоту (с точки зрения летописца) – хомяков и сусликов, и берут (в жёны) своих мачех и невесток, и выполняют иные обычаи своих отцов» (Повести Древней Руси, 2006, с. 140). Из последнего следует, что среди половцев было распространено многожёнство, что в случае смерти отца его сыновья женились на «мачехах», т. е. жёнах отца, кроме собственной матери; в случае смерти сына отец брал в жёны его жену (свою невестку). Этот известный в родовом обществе обычай левирата служил укреплению рода: женщины были рожать и способствовать росту численности его членов, тем более что за жену платили выкуп (калым).

Враги / союзники

Первый контакт Руси с новыми кочевыми соседями, как известно, был мирным. Затем последовали набеги половцев, походы русских князей, иногда совместные походы на «ляхов» (1092 г.) или «угров» (1099, 1151 гг.). С 1061 по 1210 г. (по подсчётам П.В. Голубовского) половцы совершили 46 крупных набегов на Русь: 19 набегов пришлось на Переяславльское княжество, на Киевское княжество – 16, из них 12 было совершено на Поросье, на Черниговское и Новгород-Северское княжества было совершено 7 набегов, на Рязанское – 4. И это без учета мелких наездов, которых было очень много. Часто один русский князь в союзе с половецким ханом шёл на другого русского князя, которого поддерживал другой половецкий хан. За тот период П.В. Голубовский насчитал 34 участия половцев в междоусобных войнах русских князей.

Для укрепления мирного или союзного договора половецкий хан выдавал за русского князя замуж свою дочь. В Никоновской летописи зафиксировано 9 таких случаев (в 1094, 1107 – 2 брака, 1117, 1146, 1154, 1163, 1187, 1223 годах) – очень мало для 187 лет (1055–1240) соседства. Но это лишь браки, указанные летописцем, очевидно, их было намного больше, как и то, что не все князья и ханы попали в поле зрения летописца. Не отмечено ни одного случая выдачи замуж русской княжны за половецкого хана. Приведённый в летописи случай бегства вдовы вщижского князя Владимира Давидовича в степь и выход её «самовольно» за половецкого хана Башкорта вызывает много вопросов (главный из них– почему именно за Башкорта?) и сомнений. Ослушавшись воли родителей, поправ традиции и религию (выйти за «поганого» язычника!), оставив сына, наконец, не зная половецкого языка и преодолев дальний путь от города Вщиж (упоминается в 1142 году, стал центром удельного княжества в 1156 году, уничтожен монголами в 1238 году, ныне село Вщиж, Жуковского района Брянской области) до степи, найти там именно этого хана может только половчанка, знавшая и любившая Башкурта, но выданая своим отцом за русского князя. Неслучайно летописец, записав этот необычный на Руси случай, не осудил, будучи христианином, тем более монахом, женщину, христианку, бежавшую к «поганому», язычнику, чтобы выйти за него замуж!

Что касается простого люда, то наличие большого числа молодых пленниц и в русских городах, и в половецких вежах делали межэтнические браки и сексуальные отношения обычным явлением. Кстати, межэтнические браки, заключаемые по кочевым («единоборство» в степи между будущими супругами) и древнерусским (обращение в христианство язычницы-жены) традициям получили своё отражение в русской былине о богатыре Добрыне Никитичне. В ней рассказывается, как однажды «в чистом поле» Добрыня встретил «поляницу» (т. е. степнячку), сидящую на боевом коне. Между ними состоялся поединок, в котором Добрыня был побеждён и оказался в плену. Условием освобождения стал брак Добрыни Никитича и «поляницы» Настасьи Никуличны (Плетнёва, 2010, с. 75–76).

Этнический состав западного Дешт-и Кипчака (Половецкая земля древнерусской летописи, Кумания западных хроник)

Согласно восточным источникам территория от Яика (Урала) до Днестра и низовьев Дуная называлась Дешт-и Кыпчаком и населялась кыпчаками. В них же имеются данные о племенах, обитавших в этих краях. Уже известные читателю этой книги Ан-Нувайри и Ибн Халдун сообщают этнонимы 11 племенных групп: токсоба, йета, бур-джоглы, эльбурли (ольбурлик), кангароглы, анджоглу, дурут, кулабаглы, джузнан (джерсан или джортан), карабирикли, котан, причём отмечено, что они «не одного рода» (Кумеков, 1990, с. 122–124). В древнерусских источниках название Дешт-и Кыпчак не зафиксировано; из племён известны токсоба (токсобичи), бурджоглы (бурчевичи), эльбурли (бурновичи от «бурли», «волчьи», а эль, т. е. «народ» пропущено), кулабаглы (кулобичи), йетоба (етобичи), дурут (тортъробичи). В западных источниках фигурируют лишь Комания/Кумания и соответственно– команы/куманы (лишь в 1253 году В. Рубрук в своём путешествии замечает команов, «именуемых кап чат», т. е. кыпчак). Остальные племена– кангароглы, анджоглы, джортан, карабирикли – очевидно обитали за Волгой, хотя под этнонимом «кангароглы» могли быть канглы, отмеченные Рубруком («команы, называвшиеся кангле») к востоку от Волги.