Терри Джонс - Варвары против Рима Страница 11

Но как бы она себя ни называла, Боудика являла собой вызов жизненным принципам любого благопристойного римлянина: женщина не только напористая и властвующая, но еще и воин и вождь. «Ужасная катастрофа произошла в Британии. Разграблены два города, 80 000 римлян и их союзников погибли, а остров потерян для Рима. Более того, весь этот ущерб нанесен римлянам женщиной, факт, который сам по себе является величайшим позором»[49]. Для римлян чудовищной была даже мысль о том, что женщина может пойти на войну рядом с мужчинами. Что же говорить о женщине, ведущей мужчин в бой! Это было таким извращением естественного порядка вещей, что оно не укладывалось в мозгу. По крайней мере, в мозгу римского самца.

В Риме существовало устойчивое поверье, что власть губительна для женщин. Для римлян этот постулат был одним из главных признаков различия между цивилизацией и варварством. Символы римской женственности лелеялись в храме Весты в Риме. Весталки были невестами города, хранительницами священного огня, горевшего в святилище. Считалось, что, если огонь погаснет, несчастья обрушатся на Рим. Кроме того, весталки оберегали чистоту римской женственности. Жрицами становились лучшие девочки в возрасте от 6 до 10 лет и служили они 30 лет. Если в течение этого срока был нарушен обет целомудрия, то римляне применяли очень простое лекарство от сексуального влечения: женщин замуровывали в стену, и они гибли от голода.

Что касается остальных представительниц прекрасного пола, то женщина в Риме не могла стать главой семьи или осуществлять управление (potestas). У нее не было политического статуса, права голоса, она не могла заниматься политикой или (храни нас, Боже!) поступить на военную службу. Знаменитый оратор Цицерон объяснял, что «наши предки установили правило, по которому все женщины, ввиду слабости их интеллекта, должны находиться под властью защитников». Действия римской женщины не имели юридической силы, если их не одобрил мужчина.

Поэтому римские женщины, будь то дочери, жены или рабыни, находились под тотальным контролем мужчины, который руководил домом, был главой семьи. Вопрос «кто в доме хозяин?» в Риме не стоял. Дион Кассий рассказывает, как Юлия Домна, жена императора Септимия Севера (193–211 гг. н. э.), была шокирована открытостью, с которой кельтские женщины выбирали себе мужей и любовников. Она заявила, что это указывает на полное отсутствие моральных устоев.

Жена британского вождя, которой она высказала свое мнение, с чувством ответила: «Мы, кельтские женщины, более нравственны, чем женщины Рима, потому что подчиняемся требованиям Природы. Мы открыто вступаем в сексуальные отношения с лучшими, а вы, римлянки, позволяете, чтобы вас втихую совращали самые мерзкие»[50]. Неудивительно, что варварки оказывали такое сильное впечатление на римских мужчин. Эти женщины были своенравны, властны, опасны и, возможно, эротичны. Именно отождествление кельтских женщин с варварством убедило сенат принять в 40 г. закон, обязывающий проституток иметь светлые волосы. Блондинки в Риме ассоциировались с кельтскими женщинами. Соответственно, у дам высшего римского света очень эротичным считалось надевать светлый парик.

В Риме женщинам не полагалось заниматься делами. Конечно, случалось, когда женщины, такие, как мать Нерона, Агриппина, обладали определенным влиянием. Но римлян это коробило, а римские писатели позднее всячески старались очернить их память.

В кельтском обществе женщины занимали совершенно иное положение. «Варварский» дом не принадлежал главе семейства, и женщина не становилась с момента свадьбы собственностью мужа: оба сохраняли самостоятельность и собственные деньги. То имущество или средства, которые оба партнера вносили в качестве приданого, становились общей собственностью, а после смерти одного из супругов все переходило к другому.

Цезарь, которому мы обязаны этой информацией, также добавляет, что галльские мужья имели власть над жизнью или смертью своих жен и что жену могли подвергнуть пыткам, если муж умирал при подозрительных обстоятельствах. С другой стороны, как пишет Страбон, даже замужняя женщина могла вести независимый образ жизни. Женщины могли стоять во главе семьи, на что указывает «табличка с проклятиями», найденная в Бате. В ней упоминается некая Велорига как глава семьи. Там же были обнаружены сотни таких табличек, в которых бритты просят богов разобраться с теми, кто что-то украл или нарушил какой-то договор. Из них видно, что британские женщины владели собственностью и участвовали в деловой жизни.

Все сведения о кельтском законодательстве пришли к нам из ирландских «Законов бреона», правовой системы самопомощи без участия суда или полиции, опирающейся на общинное уважение. Эти законы ставили личность выше собственности, считали договоры священными, налагали обязанности гостеприимства и защиты по отношению к странникам и предполагали, что женщина имеет равные имущественные права с мужчиной и даже может развестись[51].

Несомненно, что эти законы пришли из глубокой древности. В них перечисляются 14 причин, на основании которых женщина может потребовать развод, включая плохое публичное обращение с ней мужа и его побои. Для римлянина было равнозначно, что побить жену, что разбить тарелку: и то и другое было его собственностью. В кельтском кодексе жена имеет равные права с любым другим человеком. Поэтому на случай нанесения побоев в нем были предусмотрены штрафы и таблицы компенсаций. Кроме того, женщина имела право на развод и могла забрать назад все имущество, которое она внесла при вступлении в брак. Затем она могла свободно выйти замуж вновь.

В Риме изнасилование не считалось преступлением против женщины, а рассматривалось как нанесение ущерба мужчине, под чьей опекой она находилась, так как это было преступлением против его собственности. В кельтском мире изнасилованная женщина имела право не только на персональную компенсацию, но и на месть.

Когда в 189 г. до н. э. римляне вторглись в кельтские земли в Галатии (в современной Турции), они захватили в плен жену вождя по имени Хиомара. Центурион изнасиловал ее, а когда узнал о ее высоком положении, имел наглость послать ее мужу письмо с требованием выкупа. Обмен был организован, и посланники племени Хиомары прибыли и передали деньги. Однако как только центурион нежно попрощался с ней, Хиомара дала сигнал одному из соплеменников, и тот отсек римлянину голову. Она, как это было принято у кельтских воинов, забрала ужасный трофей с собой и, прибыв домой, бросила его к ногам мужа. Муж был потрясен таким нарушением договора: «Женщина! Сдержать обещание — вот что прекрасно!» Хиомара ответила: «Да, но еще прекрасней, чтобы в живых остался только один мужчина, который спал со мной»[52].

В отличие от римлянок кельтские женщины могли исполнять властные полномочия, и правящие женщины известны во всем кельтском мире. Например, есть записи о том, что одним из предводителей скордисков, основавших поселение, которое впоследствии стало Белградом, была женщина[53]. А около 231 г. до н. э., рассказывает Полибий, некая царица Тейта повела свой народ против греков в Эпире. Когда Рим направил туда своих послов, чтобы вмешаться, они, по-видимому, сочли ниже своего достоинства вести переговоры с женщиной и даже не пытались скрыть этого. Во всяком случае, они, похоже, совершенно испортили царице настроение, поскольку, согласно Полибию, она «дала волю вспышке женской раздражительности», и послов убили по дороге домой[54].

Кельтские женщины участвовали в политической и общественной жизни в такой мере, что это противоречило римским понятиям о благопристойности. Плутарх, к примеру, пишет, что вольки в Северной Италии в IV в. до н. э. послали женщин-послов для переговоров с карфагенским генералом Ганнибалом: «В своем договоре с Ганнибалом они записали условие, согласно которому, если кельты пожалуются на карфагенян, то правители и военачальники Карфагена в Испании будут судьями, а если карфагеняне пожалуются на кельтов, то судьями будут кельтские женщины»[55].

Археологами обнаружено множество захоронений, где женщины погребены с таким количеством дорогих вещей, что можно предположить, что они были правительницами. Одна такая женщина предана земле во французском департаменте Бургундия, в Виксе. Она умерла в возрасте примерно 35 лет, около 480 г. до н. э. Когда в 1952 г. могила была вскрыта, оказалось, что это одна из самых впечатляющих археологических находок XX в.

Мы не знаем точно, кем была эта женщина, но совершенно ясно, что могущественной и важной особой. Об этом можно судить по богатству захороненных с ней вещей. Там, наряду с другой ценной утварью, найдена одна из самых больших чаш для вина, известных под названием «кратер», которая дошла к нам из древности. Кратер — важное свидетельство потому, что празднества с обильными возлияниями были обязательны для любого правителя. Женщина убрана ювелирными изделиями из золота, бронзы, янтаря, лигнита и кораллов. На черепе — изумительное золотое крученое металлическое ожерелье потрясающей работы. Тело покойницы возлежит на великолепно отделанной повозке[56]. Похороны должны были явиться зримым свидетельством ее могущества. Толпы народа смотрели, как усопшую везут на запряженном лошадьми катафалке, а потом наблюдали церемонию, во время которой погребальную колесницу разбирали, колеса расставляли по стенам могилы, а потом опускали в нее огромный кратер, вероятно, наполненный вином для поминальной трапезы.