Валерий Ярхо - Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы… Страница 11

Особо сильно укреплены были воротные башни. Спасская с главными проездными воротами была в высоту 13 саженей (28 метров), внутри она разделялась на четыре яруса. Над воротами имелась площадка для пушек. На стены прямо из башни можно было выйти по двум каменным лестницам. Проезды в Спасской башне с каждой стороны закрывали металлические ворота и решетки, которые при помощи механизма поднимались и опускались по специальным пазам. На самом верху башни была звонница с колоколом, звон которого поднимал гарнизон по тревоге. Со стороны Посада и слобод крепость окружал глубокий ров, через который у проездных ворот были перекинуты деревянные мосты. На Ивановской проездной башне была укреплена «закладная доска» со следующей надписью: «Город Коломна в первых начат строением в 7033 году майя в 25 день повелением благоверного государя и великого князя Василия Иоанновича, самодержца всея России, а совершен в 7038 году августа в 15 день». В данном случае слово «город» означает «крепость».

Очень похоже на то, что коломенский и зарайский кремли стали «лебединой песнью» мастера Алевиза. В 1531 году, в год завершения строительства крепостей в Коломне и Зарайске, в Москве на «Алевизовом дворе» — пороховом заводе, созданном тезкой Алевиза Нового — Алевизом Старым, по неизвестной причине произошел взрыв всего запаса готового пороха, погубивший более двух сотен человек и искалечивший множество народу. Считается, что Алевиз Новый погиб во время этой катастрофы, — после 1531 года ни о нем, ни о его семье в русских документах не упоминается.

А вот Петрок Фрязин по завершении работ был премного обласкан и награжден. Новый год тогда на Руси праздновали 1 сентября, проводя торжественный обряд «новолетия», включавший в себя и торжественные церковные службы, и пиры, и всякие дворцовые церемонии. На новолетие 1535 года архитектону Петроку Малому Фрязину от имени своего малолетнего сына Ивана Васильевича (будущего Ивана Грозного), коему шел шестой годок, вдовствующая великая княгиня Елена (вдова великого князя Василия III Елена Глинская), пожаловала деревню Свиблово близ Москвы, а также деревню Константиновичи у Коломны.

Среди прочих специалистов, приглашенных на службу при Василии III, был и наш старый знакомый Никола Бюлов, которому предложили занять место личного медика при особе великого князя. Вскоре после казней еретиков и смерти архиепископа Геннадия мастер, богато одаренный князем Иваном, уехал в Рим, где нашел службу при дворе папы Юлия II, слывшего знатоком и покровителем астрологии. Там его и отыскали русские послы.

Никола Бюлов снова отправился в Москву, где жил в богатстве и почете, пользовался полным доверием князя Василия и считался при дворе важной персоной; при этом, однако, он утратил свободу, потому что из Москвы его уже больше не отпускали. В 1519 году послы императора Максимилиана, приехавшие в Москву для переговоров о мире между Василием III и польским королем, просили отпустить магистра Никола, «зане уже пришел во старость, чтоб ему кости свои донести до своего родства», но это не возымело действия. Впрочем, сам магистр, как кажется, не очень тяготился тем, что не имеет возможности покинуть Московию. Во всяком случае, жил он, будучи погружен в дела, и не оставлял своих научных изысканий.

В 1520 году знаменитый астролог Иоганн Штоффлер выпустил астрологический «Альманах», содержавший прогноз глобальной катастрофы: в феврале 1524 года Сатурн, Юпитер и Марс соединятся в созвездии Рыб и произойдет всемирный потоп, который уничтожит все живое! Будучи последователем воззрений Штоффлера, Никола Бюлов поспешил поделиться этими откровениями со своими русскими знакомыми; так, в 1521 году он писал во Псков дьяку Мисюрю Мунехину, состоявшему при московском наместнике, извещая его о грядущей кончине мира.

Адресата для своего послания мастер Никола выбрал не случайно — прежде назначения во Псков дьяк Мисюрь, которого называли еще Михаилом Григорьевичем, долго путешествовал по Востоку, жил в Иерусалиме, Каире, бывал в Константинополе и Венеции. По возвращении из длительного вояжа Михаил Григорьевич стал казначеем великого князя, а после завоевания в 1510 году Пскова поехал туда и, номинально состоя в подчинении менявшихся наместников, фактически управлял провинцией по своему разумению. Это был один из самых образованных людей своего времени, и как раз следствием его европейского образования стало практически неизбежное тогда увлечение астрологией, которая владела умами большинства людей, учившихся хоть чему-нибудь.

Получив от Бюлова известие о грядущей катастрофе, Мунехин обратился с вопросами по этому поводу к русским духовным авторитетам и получил от них горячую отповедь. Знаменитый автор идеи Москвы как «Третьего Рима» — последнего вселенского оплота православия, старец Спасо-Елеазарова монастыря Филофей, и ученый богослов Максим Грек совместно ополчились на «писания Николы Немчина», с которым спорили еще в те времена, когда тот, живя в Новгороде, пытался проповедовать близость католицизма и православия. Тогда же от них доставалось Бюлову за астрологические упражнения и смущение ими умов новгородцев.

Спор этот разрешился удивительно просто — наступил 1524 год, который в посрамление Иоанна Штоффлера оказался на удивление засушливым; потоп не состоялся. Впрочем, этот казус никак не сказался на репутации Бюлова, который по-прежнему считался отличным врачом и астрологом. Но с другой стороны, ему не поручили важнейшую работу по исправлению духовных книг, что в ином случае вполне могло бы случиться.

Правителям Московии катастрофически не хватало грамотных людей для управления, а Московской православной митрополии для обучения священства и ведения проповеди среди паствы. Тех же, кто мог качественно переводить сложные богословские тексты, носившие следы нескольких древних языков и напичканные массой редких слов и специальных терминов, во всем государстве насчитывались единицы, а проверять их работу было совсем некому. Постепенно в многократно переписывавшихся книгах скопилась масса неточностей и толкований, которые противоречили даже самому учению церкви. Возникла насущная необходимость исправить книги, в этом вопросе сходились все единодушно, и тогда по старой привычке решили обратиться к афонским монахам.

Летом 1515 года из крымского города Кафы в Стамбул выехало русское посольство во главе с ближним боярином московского князя Василием Андреевичем Коробовым, которому поручено было передать султану Селиму письмо и вести переговоры о том, чтобы султан удерживал крымского хана Менгли-Гирея от союза с Литвой. Кроме того, Коробов должен был договориться о свободной торговле для русских купцов в Азове и крымской Кафе. Уже в Стамбуле от посольства отделился сопровождавший посла московский купец Василий Копыл-Спячий, ведший большой торг в Крыму, и с небольшой свитой направился на Афон. Купцу было не впервой исполнять важные дипломатические миссии, и именно ему поручили вести переговоры с выборным органом управления монашеской республикой — Священной Эпистасией — о присылке в Москву «умного мужа», способного исправить греческие богослужебные книги на русский язык. «Милостыня», присланная московским князем с купцом, была щедра, а почтительная просьба, признававшая богословский авторитет афонских старцев, делала им честь, а потому решено ее было удовлетворить. Возглавлявший Священную Эпистасию протоэпистат Симеон изначально наметил послать в Москву известного переводчика книг — почтенного старца Савву, но тот ехать отказался, сославшись на преклонные годы и телесные немощи. Тогда исполнить миссию предложили библиотекарю Ватопедского монастыря Максиму, принявшему постриг за семь лет до того.

Хотя Максим и не знал русского языка, но, как писали честные отцы в своем послании великому князю Василию, «к учению тот Максим зело способен и русскому языку борзо навыкнет». В помощь ему отрядили еще несколько ученых монахов из Ватопедского и Пантелеимоновского монастырей.

Отправлявшемуся в дальний путь Максиму в то время было сорок лет. В миру он звался Михаилом Триволисом и прежде, чем постричься, немало побродил по свету, являя собой классический тип бродячего студента, ищущего знаний. Уроженец Арты, города области Эпир, Михаил был отпрыском древнего рода греческих аристократов. Богатство семьи позволило ему окончить школу на острове Корфу, где в двадцать лет он баллотировался в совет, управлявший островом, однако выбран не был. Пережив разочарование в политической борьбе, молодой человек отправился в Италию, желая изучать древние языки, философию и богословие. Он слушал лекции в лучших школах того времени, переходя из Флоренции в Болонью, оттуда в Падую, Феррару и Милан. Ему повезло с наставниками, среди которых были такие легендарные фигуры эпохи Возрождения, как типографщик Альдо Мануций и греческий грамматик Константин Ласкарис.