Джон Норвич - Срединное море. История Средиземноморья Страница 111

Три месяца спустя, 17 апреля, император Иосиф I умер в Вене в возрасте 33 лет — от оспы, на этот раз вне всяких сомнений, — и вся картина европейской политики неожиданно переменилась. Иосиф наследовал своему отцу Леопольду в 1705 г., провел реформу пришедших в хаос финансов империи и активно поддержал претензии своего младшего брата на престол Испании. Но Карл теперь был не претендентом на испанский трон, но очевидным наследником имперского. Великий альянс сложился только для того, чтобы воспрепятствовать одной династии, Бурбонам, стать слишком могущественными. Если же Карлу предстояло унаследовать имперский престол, как он это и впрямь сделал, будучи избран в следующем году, то теперь возникала угроза чрезмерного усиления Габсбургов, если бы они вновь объединили под своей властью все те земли, которыми обладал их предок Карл V. Прошло еще немало месяцев (иначе не могло и быть), прежде чем европейские державы смогли примириться с новым положением дел; и только в первый день нового, 1712 г. в голландском городе Утрехте начались переговоры между союзниками, с одной стороны, и Францией — с другой.

Прежде чем перенестись в Утрехт, мы должны ненадолго вернуться на Менорку и в Гибралтар, чей статус оставался двусмысленным. В Англии вигов, которые господствовали в первой половине правления королевы Анны[258], сменило правительство тори, и новое министерство решило, что император Карл VI представляет собой теперь куда большую угрозу, чем Бурбоны, и потому отныне не заслуживает английской поддержки. Кроме того, Бурбоны охотно соглашались на мир. Война на севере угрожала Франции катастрофой — Мальборо одолел все препятствия, — и король Людовик все более беспокоился об условиях. Поэтому приходилось идти на уступки, но предпочтительнее — Людовик оставался Людовиком — за счет территорий других народов. И какая уступка устраивала англичан больше, чем признание их претензий на Гибралтар? 31 мая французский король сообщил королеве Анне: «Король Испании обещает нам оставить англичанам Гибралтар в качестве надежной гарантии их торговли в Испании и в Средиземноморье».

В действительности не произошло ничего подобного, но у Филиппа не было особых оснований для жалоб. До сих пор ему везло много больше, чем деду: война в Испании против Карла и его союзников шла с умеренным успехом. Но как долго это могло продолжаться? Унаследование Карлом имперского престола означало, что с этого времени все ресурсы империи оказывались к его услугам. Ходили также слухи, что принц Евгений может прибыть в Испанию, чтобы принять командование войсками на Пиренейском полуострове, и Филипп прекрасно знал, что никто из его генералов не сравнится с Евгением по опыту или способностям. Наконец, если Франция и Англия заключат сепаратный мир, он лишится военной поддержки со стороны французов. Он видел, что у него нет выбора, а потому неохотно сообщил Людовику, что готов оставить за Англией оба ее недавних завоевания.

Мирные переговоры велись осторожно и без лишнего шума, стороны шли друг другу на уступки: Англия признала Филиппа V королем Испании, тогда как Испания и Франция соглашались с тем, что Гибралтар и Менорка останутся в руках англичан. Поначалу Людовик хранил молчание в отношении Менорки. Гибралтар представлял для него малую стратегическую ценность; с другой стороны, остров находился всего в одном дне плавания от Франции и, как недавно можно было убедиться, мог использоваться как трамплин для атаки на Тулон и Средиземноморское побережье, так что он не собирался уступать его без крайней необходимости. Однако король не знал об инструкциях, которые получили британские дипломаты, отправляясь в Утрехт: им вменялось в обязанность настаивать на том, что Порт-Магон и остров Менорка впредь будут владением английской короны, и не принимать отрицательного ответа.

Кроме того, некоторые трудности возникли с Голландией. Голландцы сыграли известную роль в захвате Гибралтара в 1704 г., их солдаты составляли значительную часть его гарнизона. Естественно, они ожидали награды; теперь они, столь же естественно, почувствовали себя обманутыми. Поначалу отказывались отзывать своих солдат из Гибралтара, угрожая даже, что будут вести войну одни. Но никто не воспринял их претензий всерьез. Суть дела заключалась в том, что они отчаянно нуждались в поддержке англичан, чтобы удержать власть над Нидерландами, и это знали и они сами, и англичане.

То, что известно как Утрехтский договор, являло собой, в сущности, целую серию договоров, в которых после общеевропейской смуты, продолжавшейся последние одиннадцать лет, Франция и Испания попытались урегулировать свои отношения с соседями. Большинство вопросов, которых касалось соглашение, нас не интересует. Но в том, что касалось будущего Средиземноморья, обе страны пошли на большие уступки. Франция и Испания официально признали герцога Виктора Амадея II Савойского, который приходился Филиппу тестем, королем Сицилии, а его северные владения теперь простирались до некогда французского города Ниццы. Испания согласилась передать империи свои владения в Италии и Нидерландах, а Менорку и Гибралтар — Англии. Сделала она это, однако, не безоговорочно. Хотя договор предоставлял британской короне постоянные права на часть современной территории Гибралтара (Англия беззастенчиво расширила отведенный ей сектор), оговаривая свободное отправление католического культа, запрет иудеям и маврам селиться там, суверенитет над Гибралтаром сохраняла за собой Испания.[259] Что касается менее известных вопросов, то имело также место так называемое соглашение об asiento (асвенто), по которому Англии предоставлялось исключительное право обеспечивать заморские колонии Испании африканскими рабами в течение тридцати лет в числе 4800 человек ежегодно.

Император Карл воевал вплоть до 1714 г., и мирный договор был подписан без него. По существу, именно из-за него в течение двенадцати лет велась большая война, и, отказавшись участвовать в общем примирении, он оказал империи плохую услугу. Его интересы не были полностью проигнорированы во время переговоров в Утрехте, но поскольку главными противостоящими сторонами были на них Франция, Испания и Соединенные Провинции, как называлась тогда Голландия, в то время как Британия в целом вела себя индифферентно, становилось неизбежным положение, при котором интересами императора пренебрегут. Несмотря на это, когда участники переговоров возвратились домой, Карл оказался господином не только самой империи, но и католической части Нидерландов, Милана, Неаполя и Сардинии. Вряд ли у него были основания жаловаться, однако при некоторой дипломатической изворотливости он мог бы добиться и большего.

А что же испанский престол? Это, конечно, был самый важный вопрос из всех, послуживший casus belli[260] и причиной гибели сотен тысяч людей по всему континенту. Именно данный вопрос решился в пользу Филиппа, как к тому времени это и должно было произойти. Его королевство сильно сократилось, хотя он и так не стал бы держаться за Нидерланды, которые долгое время давили на Испанию тяжким бременем. Во всяком случае, это была компенсация. Он удержал Испанскую Америку со всеми богатствами, которые она приносила, и с этого времени и в последующие тридцать лет правил как король Филипп V Испанский, чьи права никем не оспаривались.[261]

За что он заслуживает осуждения, так это за обращение с каталонцами. Несмотря на то что они были стойкими сторонниками Карла Габсбурга, в XIII статье англо-испанского договора Филипп из уважения к королеве Великобритании даровал им амнистию и все привилегии, коими в то время пользовались кастильцы, «о которых король заботился более, чем о каком-либо другом народе Испании». Однако с самого начал было очевидно, что он не собирается прощать их, считая нелояльными, и в начале 1713 г. потребовал безоговорочного повиновения. Как и следовало ожидать, каталонцы отказались и учредили у себя временное правительство. Сразу после этого, в июле 1714 г., Филипп отправил войска, чтобы окружить Барселону. Город оказал сопротивление и продержался почти два месяца. Даже когда осаждающие соединились с французской армией лорда Бервика и французским флотом, они отказались сдаться. В ночь на 11 сентября начался решающий штурм. Каталонцы упорно защищали каждую улицу, а то и каждый дом, пока не осталось тех, кто мог сражаться. Выживших продали в рабство, а знамена Каталонии по приказу короля сжег на рынке палач.

Сомнительно, чтобы Филипп испытывал какие-то угрызения совести по поводу своего обращения с каталонцами. Зато у него появились основания сожалеть об уступке испанских владений в Италии. Вскоре после смерти в 1714 г. своей первой жены, Марии Луизы Савойской, он женился на двадцатидвухлетней Елизавете Фарнезе, племяннице и падчерице герцога Пармского. Новая королева, не отличавшаяся красотой, воспитанием и опытом, вела себя не лучшим образом. Еще до прибытия в Мадрид она затеяла ссору с герцогиней дез’Юрсен, которая проехала полстраны, чтобы встретиться с ней, на ступеньках придорожной гостиницы, бесцеремонно отослав ее одну, дрожащую от холода, через заснеженные Пиренеи во Францию. По прибытии в столицу она немедленно вызвала к себе агента своего дяди, умного, но беспринципного священнослужителя Джулио Альберони, сына садовника из Пьяченцы. С этого дня всякое французское влияние при дворе исчезло, зато все более усиливалось итальянское, и Альберони, которого папа Климент XI по просьбе Елизаветы три года спустя сделал кардиналом, без особого шума занялся общим переустройством дел в Испании, особое внимание обратив на организацию флота.