История Израиля. Том 2 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1952-1978 - Говард Морли Сакер Страница 114

Более того, премьер-министр был убежден, что финансовая поддержка Израиля — это компетенция не только и не столько Сионистской организации как таковой, сколько всех еврейских агентств по сбору средств во всех странах мира. Именно по этому вопросу у него возникли серьезные разногласия буквально в первые же месяцы существования независимого еврейского государства. Эммануэль Нойман, президент Сионистской организации США, и Аба-Гилель Сильвер, председатель Американского отдела Еврейского агентства, выступили с предостережением, что позиция Бен-Гуриона угрожает самому существованию сионистского движения в США. Они полагали, что самое важное — это создание системы еврейского образования и предоставление информации по широкому кругу вопросов. Без этого, утверждали они, практически невозможно убедить американских евреев увеличить их финансовую помощь Израилю. Когда в 1949 г. Бен-Гурион и его сионистские союзники в Иерусалиме высказались против таких утверждений, Нойман и Сильвер подали в отставку — что, впрочем, никак не повлияло на позицию премьер-министра. В мае 1951 г. Бен-Гурион отправился в США, чтобы начать кампанию по распространению израильских государственных облигаций среди евреев диаспоры. На протяжении всего своего визита он тщательно избегал даже упоминать слово “сионизм”, тем самым подчеркивая свое мнение относительно того, что истинными сионистами могут быть только евреи, живущие в Израиле, а также что сбор средств в пользу Израиля — это дело всего еврейского народа.

Неуступчивость Бен-Гуриона весьма беспокоила ветеранов сионистского движения, причем не только тех бессменных активистов, для которых место в президиуме было вопросом самолюбия, а также служило оправданием жизни в диаспоре. Так, самый влиятельный деятель мирового сионизма за пределами Израиля Нахум Гольдман неоднократно подчеркивал, что сионизм никогда не провозглашал в качестве одной из своих целей выезд всех евреев из диаспоры, но лишь стремился к укреплению рядов диаспоры. По его мнению, вряд ли возможно предположить, что развитие Израиля осуществимо исключительно силами самих израильтян; экономическая жизнь Израиля по-прежнему будет зависеть от помощи мирового еврейства. В своей автобиографической книге Гольдман также высказал мысль относительно того, что тесные связи с мировым еврейством жизненно необходимы и для культурного развития страны:

“Для Израиля существует серьезная опасность стать “малым народом” в плане культурного развития — то есть сделаться жертвой провинциализма и утратить все, что он значит как для евреев всего мира, так и для всего человечества. Лишь благодаря психологической и духовной близости к мировому еврейству, лишь путем взаимообмена культурными ценностями между Израилем и диаспорой, евреи которой имеют много общего с культурой тех стран, где они живут, Израиль в состоянии стать “великой нацией””.

Однако процесс взаимного обогащения требует большего, чем обычное сентиментальное партнерство, настаивает Гольдман. Диаспора вправе сказать свое слово при формировании политики взаимного обмена.

Аргументация Гольдмана оказалась настолько убедительной, что Мапай и большинство кнесета в конечном итоге согласились предоставить Сионистской организации особый юридический статус, который аннулировал бы резолюцию исполнительного комитета от августа 1948 г. В результате был принят Закон о статусе Всемирной сионистской организации — Еврейского агентства, а также Соглашение, подписанное в 1954 г. правительством Израиля и исполкомом Сионистской организации. В этих документах утверждалось, что репатриация евреев и их абсорбция в Израиле по-прежнему остаются в сфере ведения Сионистской организации и ее органа, Еврейского агентства. Собственно говоря, подписание этих документов было скорее примирительным жестом в адрес сионистского руководства, знаком уважения его заслуг. При этом, однако, наделение Еврейского агентства исключительно гуманитарными функциями помощи и спасения, свойственными неправительственным учреждениям, гарантировало, что его действия, связанные со сбором средств, будут попадать под действие закона об освобождении от налогов в США (да и в ряде западноевропейских стран), что повышало эффективность деятельности Еврейского агентства в этой области.

Но даже при таких условиях возникал вопрос: была бы деятельность Еврейского агентства более эффективной, будь оно независимым от Сионистской организации и от влияния сионистских партий зарубежных стран? Дело заключалось в том, что эти партии по-прежнему продолжали продвигать своих людей на ключевые позиции в исполкоме Еврейского агентства и обеспечивать статус наибольшего благоприятствования тем проектам абсорбции в Израиле, которые пользовались поддержкой их собственной партии. Бен-Гурион как чувствовал, что дело кончится именно этим, и потому, приступая к реализации проектов, имеющих особое значение для страны, он старался по возможности действовать в обход Еврейского агентства. Израильские государственные облигации, инвестиционные фонды, немецкие репарации, частные пожертвования университетам — эти источники имели для него особое значение, и Еврейское агентство никак не должно было в это вмешиваться. Более того, он всячески старался не допускать руководителей Еврейского агентства к принятию важных решений на государственном уровне. Чем сильнее и увереннее в себе становилось еврейское государство, тем заметнее уменьшалась роль Еврейского агентства как органа, принимающего решения (не связанные со сбором средств) и тем больше оно превращалось в место почетной ссылки для отставных сионистских политиков стран диаспоры и вышедших на пенсию публицистов.

Интересно также заметить, что по окончании Шестидневной войны жесткое и решительное определение Бен-Гуриона, данное им сионистскому “партнерству”, стало предметом особого внимания со стороны израильтян, принадлежавших к самым различным политическим и социальным категориям. Оказавшись перед неотложной необходимостью увеличить число репатриантов для заселения новых территорий и охраны новых границ, израильские лидеры заговорили о новой алие как о моральном долге сионистов во всех странах диаспоры. Так, на Двадцать седьмом Сионистском конгрессе, проходившем в Иерусалиме зимой 1971 г., израильская делегация и ее сторонники активно продвигали резолюцию, обязывающую лидеров иностранных сионистских организаций взять на себя личную ответственность за увеличение числа репатриантов из их стран. Несколько американских делегатов (представлявших на конгрессе Гадасу и ряд других организаций), на которых такого рода максимализм произвел крайне неприятное впечатление, предупредили об опасности раскола в сионистском движении, если эта резолюция не будет исключена из повестки дня. В конечном итоге голосование было отменено, но требования стимулировать репатриацию, облекаемые, впрочем, в формулировки идеологического характера, продолжали звучать все настойчивее. К тому же после объединения Иерусалима все громче стали звучать высказывания религиозных деятелей, утверждавших, что недалек приход Мессии и что, соответственно, должно начинаться массовое возвращение евреев со всего мира в Иерусалим. Настойчивость и энергичность такого рода заявлений не могла не быть принята к сведению евреями диаспоры.

Кризис американского сионизма

В такой ситуации, когда Бен-Гурион и другие израильские деятели подвергли решительному пересмотру свои отношения с мировым сионизмом, евреи диаспоры,