Александр Свечин - Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том второй Страница 13

Уже 25 октября ген. Липранди произвел демонстративный нажим на турецкие части, оставленные для обороны Балаклавы; часть турецкой позиции и 11 орудий были захвачены, английская кавалерия, направленная в контратаку, расстреляна. С точки зрения сокрушения этот успех не парализовал невыгод раскрытия перед союзниками опасности их расположения. Союзники начали усиленно укреплять свой фланг и тыл, создавая настоящую контр-валационную линию, которая бы прикрывала все Херсонесское плато и Балаклаву. Но с точки зрения измора были достигнуты огромные результаты: в этом бою мы перехватили шоссейное сообщение Балаклавы с расположением англичан; в течение всей зимы 1854–55 гг. и следующей весны англичанам пришлось доставлять на позиции все снабжение из Балаклавы по скверному проселку, с бездонной грязью, крутыми подъемами; на этом проселке погибли все лошади английской артиллерии и все их попытки образовать обоз; создалось положение, при котором английская армия умирала от голода и холода в 12 км от переполненной запасами Балаклавы.

На 5 ноября была намечена решительная атака русских против открытого английского фланга: русским надо было подняться и развернуться на Инкерманских высотах. Войскам приходилось выполнить ночные движения на очень пересеченной местности. Всего для производства главного удара было назначено 36 тыс. Колонны разновременно вступали в бой и отражались союзниками, развернувшими 23 тыс. Для этого сражения очень характерна громадная убыль высшего командного состава: у атакованных англичан было убито 2 генерала и ранено 7; у русских — 1 генерал убит, 5 ранено. Эта убыль вождей русских колонн гибельно влияла на стройность действий. Колонна Соймонова, за смертью своего доблестного начальника, ушла сразу же с поля сражения. Мы уже начинали торжествовать над англичанами, когда прибыла помощь со стороны французов, доставившая изнемогавший англичанам победу. Потери русских были огромны — 11 800 человек, 33 % участвовавших в бою войск; они почти вдвое превышали потери союзников — 6200 человек.

Инкерманская неудача подорвала доверие русских войск к высшему командному составу, и остановила наступательные действия русских как раз в момент, представлявшийся наиболее выгодным, чтобы выбросить неприятеля из Крыма, когда на союзников сразу обрушилась грязь, холода, болезни, плохое снабжение, бури на Черном море, отсутствие пополнений и подкреплений. Но она совершенно истощила английскую армию, которая после этого сражения вообще утратила боеспособность. У союзников после этого сражения не осталось ни энергии, ни решимости для штурма Севастополя. Предстояла зимовка, отстаивание в трудных условиях захваченного положения на Херсонесском плато. Решительные действия откладывались. Разочарование союзников видно из того, что герцог Кембриджский и принц Наполеон, английский и французский начальники дивизий, члены царствующих династий, отправившиеся в поход за легкими лаврами, сконфузились и покинули Крым. Обе стороны находились в подавленном настроении.

Ускоренная атака Севастополя решительно не удалась. Важнейшими причинами являлись отказ от маневра на Симферополь, отсутствие ясного плана действий, что привело к тому, что весна и лето 1854 года были союзниками потеряны, десант в Крыму был начат лишь осенью; артиллерия, особенно французская, и сухопутные транспортные средства оказались недостаточными.

Материальное состязание. Раз мы упорствовали в сохранении сосредоточения наших главных и лучших сил против Австрии и не могли в течение зимы развить в Крыму решительного натиска для изгнания союзного десанта, то вопрос борьбы за географический пункт должен был решится тем, какая сторона лучше воспользуется зимним перерывом для того, чтобы ввести большие материальные средства в предстоявшую кампанию 1855 года. Мощная промышленность союзников превосходила наш Луганский завод, поставлявший в Севастополь орудия и снаряды, и Шостенский завод, вырабатывавший порох. Блокада затрудняла доставку в Россию селитры; увеличение мирного производства пороха встречало неодолимые затруднения. На усиление имевшихся в Севастополе 65 тыс. пуд. пороха мелкими порциями было доставлено в течение осады 200 тыс. пуд. — приблизительно втрое больше всего нормального годового производства пороха для армии в России; острота положения с порохом доходила до необходимости разряжать ружейные патроны и брать из них порох для пушек; невидимому, нам удалось тайно купить немного пороха в Пруссии. Тогда как союзники перешли на 52 % к стрельбе разрывными бомбами, у нас продолжали преобладать сплошные ядра. Союзники, уже по опыту первого артиллерийского боя под Севастополем, изготовили за зиму 1854–55 гг. новые осадные орудия, мы же оставались с нашими севастопольскими запасами. Количество тяжелых нарезных орудий, много превосходивших по меткости гладкие, быстро росло у союзников. Калибр орудий союзников увеличивался. Особенно действительными оказались новые тяжелые французские мортиры и гаубицы, навесный огонь коих производил в русских рядах наибольшие опустошения.

Однако и союзники должны были делать между отдельными бомбардировками многомесячные перерывы, так как быстрое изготовление снарядов в таком количестве, которое еще не требовалось ни в одну из предшествовавших войн, встречало и у них большие затруднения, а изготовление орудий по новым образцам систематически запаздывало. Военная промышленность и на Западе находилась еще в пеленках[22].

Вследствие невозможности расходовать порох свыше 2000–2500 пудов в сутки, русские не могли использовать превосходства в числе орудий. Пришлось установить голодные нормы огня — по 10–15 выстрелов в день на орудие; самые действительные, крупные калибры — 36-фунт. пушка и 2-пуд. мортира — терпели недостаток в снарядах. Количество тяжелых орудий (до 10-дюймового калибра включительно) на сухопутном фронте Севастополя к концу осады было доведено до 586. Мастерские Севастополя исправили 1210 лафетов и изготовили 179 лафетов. К концу осады число тяжелых орудий союзников было доведено до 638 и превосходило Севастопольскую артиллерию и по числу. В дни затишья мы поддерживали энергичный огонь по осадным работам, но в боевые дни союзники давали в 2–3 раза большее число выстрелов. Всего за осаду на 1 356 000 орудийных выстрелов союзников русские успели ответить 1 107 000 выстрелов; в ружейном огне еще большее преимущество находилось у союзников, хотя мы сильно увеличили количество штуцеров[23]; на 28,5 миллионов расстрелянных союзниками патронов приходится 16,5 миллионов израсходованных русскими патронов. Орудий у обороны было подбито 900, у осады — 609.

Сообщения. В этом соревновании техники и материальных средств решающее слово принадлежало превосходству морского транспорта союзников над гужевым — русской армии. Одних артиллерийских грузов французы доставили к Севастополю 3 700 000 пудов и инженерных — 860 000 пуд. Всего союзники доставили 8–9 миллионов пудов артиллерийских и инженерных грузов, не считая огромных запасов продовольствия. И эта доставка, за несколько тысяч верст по морю, была для англичан несравненно проще и удобнее, чем доставка на последние 12 километров от Балаклавы на позиции; англичане задержались с постройкой железной дороги узкой колеи на этом протяжении. Постройка, с укладкой рельс всего на 24 км потребовала 7 месяцев, и была готова только к конечной части осады, лишь после вмешательства парламента и передачи постройки подрядчику. Это была первая постройка железной дороги во время войны; пустяшная по современному масштабу постройка маленькой узкоколейки оказалась в середине XIX века не по плечу английскому военному ведомству. Вплоть до лета 1855 года у англичан за отсутствием обоза было много хлопот по доставке на этом коротком протяжении тяжелых осадных грузов.

У русских сообщения от Севастополя шли на Симферополь и далее расходились: 1) через Перекоп к Каховке[24] — пункту на Днепре, где последний ближе всего приближается к Перекопу; 2) на Чонгарский полуостров; 3) к Азовскому морю — к Арабату — пункту у основания Арабатской стрелки, или по последней до Геническа, или к Керчи. На сообщениях работало свыше 130 тыс. подвод. Грунтовые дороги в распутицу портились так, что скорость движения транспортов катастрофически падала — до 5 км в сутки. Фуража не хватало, в особенности пока не догадались удалить из Крыма массу бесполезной конницы и лишних запряжек. Значительную помощь оказывал морской транспорт по Азовскому морю, позволявший использовать богатые ресурсы его берегов и Дона.

Тыловая служба в столь недостаточной степени была охвачена и упорядочена штабами и интендантством, что приходилось беспрестанно направлять в тыл толкачей, чтобы продвинуть недостающее снабжение. В случае срочной потребности, снабжение сдавалось посылками, адресованными в Севастополь, в гражданские почтовые учреждения. По почте направлялось госпитальное имущество, в котором чувствовалась острая необходимость; с приближением холодов по почте интендантство выслало для гарнизона Севастополя 30 тысяч полушубков. Почта была мало приспособлена к переброске таких массовых грузов, но до Каховки она успешно проталкивала снабженческие посылки. От Каховки до Севастополя оставалось еще 290 километров; здесь транспортные средства почтового ведомства были совершенно перегружены; получался затор. Первые полушубки прибыли в Севастополь в конце ноября, последние — к концу зимы. Войска, вместо теплой одежды, получили разрешение не сдавать рогож от сухарных кулей; защитники Севастополя кутались в рогожи.