Лев Колодный - Хождение в Москву Страница 13

В сочиненной по этому случаю "Кантате" Сергей Есенин писал:

"Спите, любимые братья.

Снова родная земля

Неколебимые рати

Движет под стены Кремля."

Наконец, за Сенатской башней вновь на нашем пути появляется Спасская башня.

До революции колокола вызванивали марш Преображенского полка и "Коль славен наш Господь...".

Специалисты московских часовых фирм запросили за ремонт часов и перестройку курантов баснословную по тем временам сумму в 240 тысяч рублей. Пришлось отказаться от их услуг. Почетное и срочное задание выполнено энтузиастами. Работник наркомата, ведавший московскими памятниками, архитектор Николай Дмитриевич Виноградов привлек к этому делу, как сообщает он об этом в своих воспоминаниях, родственника, знающего часовое дело токаря Харьковского политехнического института. Тот выяснил, что поломка довольно простая: снаряд перебил вал, вращавший стрелки одного из циферблатов, и погнул его шестерни. Исчез также диск маятника. Все же остальное оказалось цело... Так был установлен диагноз. Починить часы взялся слесарь Н. В. Беренс, работавший в Кремле, который до революции присматривал за часами, ежедневно подтягивал гири. Он пустил часы, а куранты перестроил молодой тогда художник М. М. Черемных. Колокола заиграли революционные песни "Интернационал" и "Вы жертвою пали...".

Всю эту работу токарь, слесарь и художник выполнили не за страх, а за совесть...

Так, в 1918 году вновь зашагали часы Спасской башни, отмеряя время жизни нового государства, время жизни Кремля. Много лет спустя сотрудники Московского института НИИчаспрома провели генеральную реставрацию часов. Их ремонтировали в середине прошлого века часовщики братья Бутеноп. А в основе своей, как полагают, это механизм, сохранившийся со времен начала XVII века, - куранты Христофора Галовея, "аглицкого" мастера, получившего много щедрых даров за свою работу. Теперь на часах, помимо таблички братьев Бутеноп, есть и памятная медная доска с именами 15 специалистов, наших современников, чинивших часы в 1974 году.

Пятьсот лет прошло с тех пор, как началось строительство тех стен и башен, которые украшают Москву и поныне. При виде их у всех вырываются восхищенные слова. Ученые и писатели в разные времена награждали Московский Кремль самыми восторженными эпитетами, пытаясь сравнением с величайшими центрами городов древнего мира выразить величие и значение Кремля в судьбах государства и народа, его породившего.

КАК ОДИН КАМЕНЬ

Это случилось 20 мая 1474 года. В тот день, отмеченный русскими летописями, во время "труса", то есть землетрясения, рухнули стены возводимого в Кремле Успенского собора, вызвав всеобщую печаль в городе.

Пришлось искать мастеров за границей. За ними в великую Венецию отправили посла.

Московский посол сулил итальянским зодчим, считавшимся лучшими в Европе, златые горы. Только один из них согласился - уж очень далека была столица на берегах заснеженной Москвы-реки. Впрочем, один он стоил десятерых. Звали его Аристотелем, по отцу - Фиораванти. В то время в Италии любили давать детям античные имена. Русские летописцы полагали, что итальянец получил имя за свою великую "хитрость": мастерство и ум. И думали так не без основания.

Что мы знаем о нем? В Москву приехал уже в годах: было ему лет шестьдесят. Из них сорок пять лет строил. Начал подмастерьем у отца и дяди, известных в Болонье зодчих, стал затем строить самостоятельно. Умел он все. Разрабатывал планы перестройки Рима, вел в "вечном городе" раскопки. В родной Болонье передвинул колокольню с колоколами. В другом городе выправил падающую башню. Проложил Пармский канал. Строил госпиталь в Милане. Там же - крепостные стены и здания. Сделал модель дворца для Болоньи. Построили его в отсутствие уехавшего в Москву Аристотеля. И по этому дворцу делают вывод, что тяготел Аристотель к формам сдержанным, лаконичным и величественным.

Из этого неполного перечня работ видно, как много Аристотель успел сделать у себя на родине, где познал и славу, и богатство, неудачи, арест по ложному доносу. К его услугам нередко обращались иностранцы. Так, для венгерского короля сооружал он укрепления и мост через Дунай для отражения натиска турок. С другой стороны, турецкий султан пригласил Фиораванти в завоеванный Константинополь построить огромный дворец.

Но Аристотель предпочел великому Царьграду неизвестную Москву. И не просчитался.

Так в 1475 году на арену московской истории вышел человек, которому суждено было обессмертить свое имя многими славными делами.

Аристотель выглядел моложе своих лет. В сорок ему давали тридцать. В одном из сохранившихся свидетельств за 1455 год о нем сказано: "Человек среднего роста, около 32 лет от роду, малоразговорчивый, опрятный, совершенно подходящий для герцога Сфорца". Совершенно, однако, подошел он Ивану III.

Полагают, что родился Аристотель не ранее 1415 года. В Болонье. А умер не ранее 1485 года. Возможно, в Москве.

При жизни писали о нем так: "Удивительный гений, не имеющий равного во всем мире".

За службу обещали ему платить 10 рублей в месяц, деньги по тем временам не очень большие. Но, очевидно, мастера прельщало не только вознаграждение. Манили его даль и неизвестность, необыкновенная страна и люди, возможность поохотиться в краях, богатых зверем.

Взял он с собою в дальнюю дорогу, как пишет летописец, "сына своего, Андреем зовут, да паробка, Петрушею зовут". Высказывают предположение, что Петрушею этим был не кто иной, как Петр Антонио Солярио, прославившийся позднее строительством Спасской башни Кремля.

Поселился Аристотель в белокаменном Кремле, неподалеку от дворца князя. Известно, что дом его находился у западной стены, близ стоящей по сей день древнейшей церкви Лазаря и Потешного дворца.

Дел в Москве у Аристотеля было больше, чем когда бы то ни было за шестьдесят лет. Кроме Успенского собора, ему поручили множество других заданий. И он от них не отказывался.

Первым делом он осмотрел руины и, как побывавшие здесь до него эксперты - псковские мастера, похвалив "гладость" стен, поругал известь за то, что она "неклеевита". И камень ему не понравился - "нетверд".

- Плита, - сказал Фиораванти, - тверже камня, а потому своды надо делать плитою.

То есть из кирпича.

Прошло всего двадцать дней, как приехал в Москву Аристотель. За это время он успел не только устроиться на новом месте, но и приступить к делу, за ходом которого пристально следила вся Москва. Летописцы отмечали каждый шаг зодчего.

Решив делать своды собора в кирпиче, Аристотель основал под Москвой кирпичный завод. Осмотрел окрестности города и нашел подходящую глину вблизи Андроникова монастыря, у села Калитникова. Следы аристотелевского завода в виде ям можно и сегодня увидеть у Калитниковского кладбища. Эти ямы перерезала ветка железной дороги Курского направления. А древнее село отдало свое название Калитниковским улицам, проезду, переулкам да Калитниковской площади.

Там, на заводе, Аристотель научил москвичей обжигать хороший кирпич. Летописец замечает, что он был "нашего русского кирпича уже, продолговатее и тверже".

Научил также Аристотель изготавливать и замечательную известь. Сделанная по его рецепту, она густо замешивалась мотыгами и была настолько тверда, что к утру и ножом невозможно было расколупать.

Поразил Аристотель Москву тем, как разбивал каменную кладку собора. Соорудив стенобитную машину, названную москвичами "бараном", на глазах всех сокрушал стены. Летопись в деталях сообщает про это: "Поставил три бревна и соединил их верхние концы, дубовый брус повесил на веревке посреди них поперек, а его конец оковал железным обручем и, раскачивая, разбил стены, а другие стены разобрал снизу и все поставил на поленья, зажег поленья, и стены упали. Удивительно было видеть, что три года делали, он развалил в одну неделю и меньше того, так что не успевали убирать камни, а говорят, в три дня хотел развалить".

Конечно, тому, кто мог передвигать и выпрямлять башни, подобное не представляло особого труда.

Точно так же, как камень, Аристотелю был подвластен металл. Литейное мастерство Фиораванти знал досконально. Это очень пригодилось Москве, нуждавшейся не только в колоколах для строящихся храмов, но и, что было еще более важно, в пушках. Москве предстояли многие битвы. "Пушечник он нарочит, лити их и бити из них, и колоколы лити и иное все лити хитр вельми" - так характеризует Фиораванти-литейщика летопись.

Аристотель отлил много пушек, а испытать их ему представилось в бою. И это, по всей вероятности, было ему по душе. Во время походов сооружал Аристотель и мосты. Один из них - через Волхов - перебросили на судах.

Аристотель - страстный охотник, на своей второй родине охотился на медведей, моржей, горностаев, соболей. Москву Аристотель называл в письме на родину "городом славнейшим, богатейшим и торговым".