Эрнст Генри - Гитлер против СССР Страница 13

«И. Г. Фарбениндустри» контролировала самые крупные в Германии концерны либеральной прессы (Ульштейн и «Frankfurter Zeitung») и имела своих тайных агентов в центральных комитетах фактически почти всех «веймарских» партий («католический» лидер Ламмерс, друг. Штреземана Вармбольд, «демократ» и государственный президент в Ба—дене Гуммель и т. д.). Правительства Штреземана и Брюнинга были тесно связаны с трестом. Когда все «левые» партии в Германии, за исключением коммунистов, образовали в 1931 и 1932 гг. совместный «единый фронт» для борьбы за переизбрание Гинденбурга на пост президента против кандидатуры Гитлера, то не кто иной, как глава химического треста доктор Дуисберг стал официальным председателем «Объединенного Гинденбурговского комитета» и «Бюро уполномоченных по избранию Гинденбурга» (в цитированной выше статье национал-социалист доктор Лерс имел в виду именно этот комитет и его денежные ресурсы).

Политическим руководителем и вдохновителем этой организации был Шлейхер. Только деньги химического треста, помимо денег Отто Вольфа и «Дейтше банк», сколотили блок «левых», сделали возможным избрание Гинденбурга и несколько раз спасали от гибели эту несчастную, лихорадящую, малодушную и вероломную «республику». И тем не менее все тот же химический трест, когда он уладил свои раздоры с тяжелой промышленностью по генеральному договору, предусматривающему раздел угольных ресурсов Германии и прямое участие химического треста в стальном тресте, внезапно положил конец «либеральной» политике, потерял свой левый оттенок и вместе с группой Тиссена усилил базис для предпринимаемого фашизмом наступления. Вскоре после этого имя финансового руководителя треста, Германа Шмитца, было внесено самим Гитлером в «имперский избирательный список» национал-социалистской партии. А в ноябре 1933 г. главный управляющий, профессор доктор Карл Бош, знаменитый изобретатель синтетического метода добывания азота и некогда общепризнанный столп республики, публично засвидетельствовал в официальном органе национал-социалистов «Рабочий фронт» следующее:

«Новая волна доверия и уверенности прокатилась по германской промышленности. Причину этого я вижу в том, что германское правительство впервые не только дает обещания, но также и действует… Доверие, которое германские экономические интересы чувствуют к рейхсканцлеру Адольфу Гитлеру, показало себя как могущественный фактор в оживлении германского предпринимательского духа… Подводя итоги, я как промышленник, несущий ответственность за огромное предприятие с сотней тысяч трудящихся, по праву собственного опыта, заявляю, что только твердая воля национал-социалистского правительства сумела добиться результатов в такой поразительно короткий срок, приблизиться к окончательному решению проблемы кризиса в недалеком будущем и в согласии со словом фюрера Адольфа Гитлера снова дать германскому народу хлеб и работу».[11]

Это — важное заявление. Главный управляющий «И.Г.Фарбениндустри» почти официально провозгласил союз крупного химического капитала и всей «либеральной» обрабатывающей промышленности с Гитлером, он озаглавил свою статью: «Где есть воля, там есть и путь». Химический трест имел, конечно, волю, волю к мощному, небывалому, мировому наступлению Германии, волю к завоеванию для синтетических продуктов, для предприятий Леуна и Оппау, новых, более обширных рынков, новых, более широких сфер для экспорта товаров, вложения капиталов и извлечения прибыли — ведь того же добивался и Рур для своих шахт, вагранок и томасовских конверторов.

Химический трест имел волю точно так же, как имела ее тяжелая промышленность, чтобы использовать национал-социализм как таран, раздавить революционную опасность внутри страны и восстановить мощный германский империализм за границей; ради этого стоило пожертвовать республикой. За один только 1933 г., первый год пребывания у власти Гитлера, химический трест заново вложил в свои предприятия 142 млн. марок — таким безопасным казался «путь». А затем произошло невероятное: заминка, остановка и, наконец, застой по всему фронту. Путь оказался в конце концов неподходящим, во всяком случае, для химического треста.

Причина этого проста, хотя она и может удивить тех, кто ищет в современной высокой политике не холодных экономических реальностей, а иррационализма, романтизма, индивидуализма и прочих «измов». Причина заключается попросту в различии между размерами рынка двух частей германского капитала — добывающей и военной промышленности, с одной стороны, и обрабатывающей промышленности и экспортных отраслей — с другой; конкретно этой причиной являются различные размеры рынков для сбыта продукции рурского треста и химического треста.

Тогда как рынок для химической и прочей обрабатывающей промышленности это — в значительной степени рынок внешний, рынок сбыта германской тяжелой промышленности является преимущественно внутренним рынком. В то время как экспортная квота в промышленности доходит в некоторых специальных отраслях, входящих в химический трест, до 80 % производства (подобная пропорция существует, например, в станкостроительной промышленности), для тяжелой промышленности важнее чем что-либо другое темпы вооружений, т. е. военное производство для отечественных нужд. Химическая промышленность зависит, главным образом, от мировой торговли. Вместе с Руром экспортная квота германской промышленности колеблется между 10–20 % продукции; основная масса продукции Рура — это производство для отечественной обрабатывающей промышленности, для железных дорог (уголь, сталь) и, главным образом, для государства (военные материалы).

Когда рынок суживается, тогда химический трест и обрабатывающая промышленность задыхаются от непроданных на экспорт товаров, в то время как дефицит тяжелой промышленности восполняется государством, которое, конечно, не зависит от состояния рынка, размещая новые военные заказы или раздавая непосредственные субсидии (в интересах «национальной безопасности»). Результатом является не только расхождение в размерах сбыта между рурским трестом и химическим трестом, не только различное развитие тяжелой и обрабатывающей промышленности в период кризиса, но также и различная экономическая политика этих двух групп во время кризиса.

Химический трест, которому больше всего нужен экспорт, настоятельно нуждается в «либеральной» торговой политике, в свободных, т. е. не огражденных чрезмерными пошлинами, иностранных рынках, в финансовой и долговой политике, не обескураживающей иностранных покупателей и не вызывающей их на контрмеры (неуплата иностранных долгов, трудности международного обмена); в отсутствии политических мер, вызывающих специфические препятствия за границей (еврейский бойкот); химический трест не заинтересован также в аграрном протекционизме, препятствующем заключению выгодных торговых соглашений с иностранными государствами; он нуждается, главным образом, в такой государственной политике, которая обеспечивала бы свободный выход товаров на мировой рынок.

Тяжелой промышленности нужно как раз противоположное. Она является сторонником «автаркии». Ей нужны запретительные таможенные пошлины, защищающие внутренний рынок для нее; ей нужна внешняя и внутренняя политика, подливающая масло в международный огонь и, следовательно, увеличивающая заказы военного министерства на вооружения и субсидии министерства финансов; она нуждается также — и это особенно важно — в саботаже платежей по международным долгам, саботаже, который подрывает экспортную промышленность, но делает государственное казначейство способным давать субсидии тяжелой промышленности, в то же самое время «ликвидируя» частные долги тяжелой промышленности.

Ведь экспортная промышленность может покрыть свою текущую задолженность выручкой от экспорта и накопленными ранее запасами наличных денег, а тяжелая промышленность, исчерпавшая все свои заграничные кредиты на огромные военные предприятия, нуждается в иностранной валюте. В результате резкое расхождение между интересами тяжелой промышленности и интересами обрабатывающей промышленности во всех сферах государственной политики, в международной политике, внутренней политике, торговых отношениях, финансах, международном обмене, аграрной политике, военной политике и т. д.

Пока условия торговли нормальны, т. е. пока мировой рынок не испытывает особых потрясений от кризиса и, следовательно, экспортная промышленность не имеет крайних затруднений, до тех пор это противоречие интересов не обостряется; оно существует в скрытом состоянии и остается на практике без последствий. Но как только со всей силой разражается кризис внешней торговли, становящийся все более острым — эти противоречия интересов делаются такими ожесточенными и такими жгучими, какими могут быть только капиталистические взаимоотношения. Нечто подобное произошло в 1934 г. между германской тяжелой промышленностью и германской обрабатывающей промышленностью, возглавляющейся химическим трестом.