В. Сиповский - Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII Страница 13

— Если я умру, — сказал он священнику, — похороните меня, как хоронят царских детей.

Изумленный священник стал спрашивать, что значат эти слова.

— Теперь я не скажу тебе, — отвечал больной, — а по смерти моей возьми у меня из-под постели бумаги и узнаешь, кто я таков, но и тогда знай только сам, другим не рассказывай.

Священник не вытерпел и рассказал о таинственном слуге Вишневецкому. У того сильно разыгралось любопытство, и он сам стал расспрашивать больного, но слуга молчал. Тогда достали бумагу из-под постели, прочли и были поражены изумлением: из бумаги узнали, что пред ними — сын Грозного, Дмитрий, которого считали все погибшим от рук убийц…

Приложены были все усилия и попечения, чтобы вылечить его, и он скоро выздоровел.

Вишневецкий считал своей обязанностью оказать ему всевозможное содействие: самолюбию тщеславного пана очень льстило, что между его слугами был русский царевич и что он, Вишневецкий, может ему помочь занять московский престол. Королю дали знать о Дмитрии. Этот Дмитрий рассказывал о себе, что от убийц, подосланных Борисом, он ускользнул благодаря своему пестуну, который подменил его другим мальчиком, схожим с ним, а его воспитывали в неизвестности и потом удалили в монастырь, чтобы вернее сберечь от Бориса.

Красноречивый юноша так живо, так задушевно рассказывал о своих бедствиях, о своем скитальчестве и приключениях, что возбуждал во всех любопытство и сочувствие к своей судьбе. Скоро он стал любопытной новинкой в Литве. Адам Вишневецкий повез его сперва к своему брату, воеводе Константину Вишневецкому. Король потребовал, чтобы царевича привезли к нему в Краков. Константин Вишневецкий отправился с ним к королю; на пути заехал к тестю своему Юрию Мнишеку, сандомирскому воеводе. Это был человек безнравственный, очень ловкий, разжившийся разными нечестными способами и в то же время крайне тщеславный — он был в восторге, узнавши, какого гостя привез к нему зять.

Самборский замок Юрия Мнишека наполнился гостями; со всех сторон съезжались они, званые и незваные, знатные и незнатные: многим хотелось взглянуть на царевича. Широко раскрывалась для всех дверь Самборского замка: тщеславному Мнишеку лестно было всем показать, какой гость у него. Поляки умели тогда и веселиться, и гостей принимать: пир шел по нескольку дней; изысканные кушанья услаждали прихотливый панский вкус; старое венгерское лилось рекой, туманило головы и развязывало языки. Шумная беседа, смех и веселая болтовня не прерывались. Гремела музыка. После обеда начинался пляс. Дамы и девицы, роскошно наряженные, украшали пир, но никто не поражал так гостей в Самборе красой и нарядом, как дочь старого Мнишека — Марина.

Кроме танцев, великое удовольствие гостям доставляла охота. Это была любимая потеха польской знати: тут можно было щегольнуть и богатством охотничьих нарядов, похвастать своими конями, собаками, соколами… Тут можно было показать и свою силу, и молодечество. Не только мужчины, но и молодые женщины, и девицы выказывали свою удаль и ловкость на охоте. Вихрем несясь на коне, в роскошном полумужском наряде, с развевающимися кудрями, польские панны и пани могли на охоте не менее нравиться, чем во время танцев. И тут Марина выделялась своей красотой и ловкостью. Мудрено ли, что юному царевичу сильно полюбилась и Марина, и польские шумные пиры, и безграничное веселье?..

Радовался старый Мнишек, что царевичу приглянулась его дочь: честолюбивая мечта породниться с ним уже волновала тщеславного пана.

Но не одни Мнишеки, отец и дочь, имели виды на царевича; старались его опутать своими сетями и иезуиты. Монашеский орден (община) иезуитов был учрежден в 1540 году, с целью всеми силами, правдами и неправдами, бороться с противниками папы, возвращать снова под его власть отбившихся от него еретиков, обращать в христианство язычников и подчинять их папе. Всех не признававших над собой власти его, в том числе и православных, католики считали еретиками.

В то время, когда явился царевич в Польше, здесь в большой силе были иезуиты; сам король следовал во всем советам их. Теперь представлялся им удобный случай утвердиться в России: стоило только прибрать к рукам русского царевича, обратить его в католичество, а там, когда он вступит на отцовский престол, думали они, можно будет с его помощью и русскую церковь мало-помалу подчинить папе. Расчеты иезуитов были, казалось, совершенно верны. Понимал вполне и Дмитрий, что без иезуитов ему не удастся ничего достигнуть и только по их совету и по благословению папы король решится помогать ему, только стороннику их отдаст свою руку прекрасная Марина, истая католичка. Для Дмитрия было даже опасно возбудить неудовольствие католического духовенства: король, бывший в руках иезуитов, легко мог не только отказать в помощи ему, но даже выдать его Борису. Все это заставило Дмитрия искать покровительства католического духовенства; даже есть известие, будто он тайком принял католичество. Во всяком случае, он должен был дать обещание подчинить восточную православную церковь папе.

После этого устроено было свидание царевича с королем Сигизмундом. Дмитрий рассказал ему свою историю, выставил на вид опасность, какая и до сих пор грозит ему от Бориса, и просил помощи.

Король, конечно, понял, что можно извлечь большие выгоды при этом случае: можно будет, оказав помощь русскому царевичу, в случае его удачи уладить раз навсегда с ним всякие споры о границах и несогласия, а в случае неудачи все же внести смуту в Русскую землю и ослабить ее. Дело было выгодно, с какой стороны ни посмотри на него, но все же король не мог решиться открыто помогать Дмитрию. Вопрос о войне мог быть разрешен лишь на сейме; король оказал только негласную помощь: дал Дмитрию порядочное ежегодное содержание (40 тысяч злотых) и позволил набирать себе воинов из вольных шляхтичей. Пришлось Дмитрию довольствоваться и этим.

Мнишек привез торжественно царевича к себе в Самбор и стал для него собирать войско из шляхты. Царевич предложил Марине руку. Предложение его было принято, но свадьба была отложена до его воцарения.

Мнишек навербовал для Дмитрия до 1600 человек всякого сброда, падкого до наживы. С этим отрядом, казалось бы, не стоило и дела начинать, но Дмитрий и его помощники понимали, что главная сила его в России. И действительно, еще до перехода его через границу к нему уже стали являться московские беглецы, искать службы и милости у «истинного царевича»; затем донские казаки откликнулись на призыв его… Из Самбора он писал грамоты к московскому народу: они шли в Россию в мешках с хлебом. Народ волновался. Слухи о царевиче и призывных грамотах быстро разлетались по Русской земле.

Когда верные слухи о появлении в Польше Дмитрия дошли до Бориса, он прямо объявил в думе, что это — дело бояр, что они выставили самозванца. Против него принимались разные меры. Отправлены были грамоты к королю, вельможам и прочим с заявлением, что называющий себя царевичем Дмитрием — самозванец, что на самом деле он беглый монах Гришка Отрепьев. В Москве патриарх и князь Василий Иванович Шуйский убеждали простой народ не верить россказням о царевиче. Гришку Отрепьева стали проклинать по церквам, но это мало действовало на народ.

— Пусть проклинают Гришку, — говорили в народе, — царевичу до Гришки никакого дела нет!

Кто был отважный искатель престола, шедший во главе горсти всякого сброда отнимать корону у Бориса, — это до сих пор дело темное.

Некоторые думают, что явившийся в Польше царевич Дмитрий был дерзкий самозванец, и полагают, что на самом деле это был беглый инок Гришка Отрепьев, родом из мелких дворян. Скорее можно предположить, что бояре, враги Бориса, убедили какого-нибудь безродного, но честолюбивого и предприимчивого юношу в том, что он — царевич Дмитрий, а тот с полной верой в правоту своего дела шел на Бориса. С другой стороны, несомненно, что истинный царевич Дмитрий был убит в Угличе и соперник Бориса был Лжедмитрий, хотя сам и не сознавал этого.

16 октября 1604 года Лжедмитрий с небольшим своим отрядом перешел Днепр и вступил в русские пределы. Борису он послал письмо, которым извещал его о своем спасении, требовал, чтобы он добровольно оставил престол и удалился в монастырь, и за то обнадеживал его своим милосердием к нему и к семейству его и забвением его злого умысла.

Вместе с тем тайно разосланы были грамоты воеводам, дьякам, гостям и черным людям. В грамотах говорилось о чудесном спасении царевича при Божией помощи от злодейского умысла Годунова. Затем находим здесь такое призвание: